Попрощавшись, они вышли из кофейни. Оказавшись на улице, Кэти, которой светские разговоры быстро наскучили, вздохнула с облегчением.
— Я вижу, ты взяла у Нокса пакет. Будь добра, не потеряй его!
— А почему он для вас так важен? Признайтесь, там какие-нибудь секретные документы?
— Уверяю тебя, ничего подобного! В пакете действительно только сборник сочинений Шекспира.
— Бьюсь об заклад, что это не так! Я настолько уверена в этом, что даже чуть не заглянула внутрь!
— Даже если бы заглянула, все равно ничего интересного не нашла бы. Уверяю тебя, содержимое пакета тебе ни о чем не скажет!
— Не понимаю!
— А тебе и не нужно ничего понимать.
— Мне кажется, вы напрасно скрытничаете! — нахмурилась Кэти. — Ведь мы делаем одно дело!
— Ну, поскольку тебе придется взять на себя заботу об этой книге на несколько дней, — ответил Итан, пожимая плечами, — и зная твое неуемное любопытство, я думаю, ты досконально изучишь в ней каждую букву.
— Что значит «взять на себя заботу о книге»? — с недоумением спросила Кэти.
— Видишь ли, в Кембридже живет один большой почитатель творчества Шекспира. Ты должна будешь отвезти книгу туда и встретиться с этим человеком в гостинице «Синий кабан». Его зовут Джозеф Брамли.
— А кто он такой?
— Так, обыкновенный горожанин.
— Как и лидер вигов Поль Ревир, — заметила Кэти. — Что, вы и его назовете «обыкновенным горожанином»?
— И буду прав, потому что власти, похоже, не придают особого значения его деятельности, иначе его давно бы уже арестовали!
Кэти вспомнила, что Лоуден и Итан рассказывали ей о щепетильности губернатора Гейджа, и уточнила:
— У них нет против него улик?
— Именно так!
— А как насчет вас? — тихо спросила она, заглядывал ему в глаза. — Долго вы сможете вести двойную жизнь прежде, чем вас разоблачат?
— Не знаю… так долго, как только смогу! — твердо ответил Итан.
Его бескомпромиссный тон снова напомнил ей, каким решительным и безжалостным может быть этот человек. И все же именно он подарил ей котенка, зная, что она боится мышей…
Он заботится о ней! Кэти и не подозревала, что Итан Хардинг способен на такое, и внезапно ей стало жаль, что она плохо его знает да и вряд ли когда-нибудь узнает лучше. Вот только почему ее это так волнует?
Каждый раз, когда Итан думал, что уже изучил характер Кэти досконально, она преподносила ему сюрприз. Он считал ее типичной уличной девчонкой — циничной, лишенной сентиментальности, жесткой, в общем, человеком, все силы которого направлены на то, чтобы выжить в суровых условиях. И, конечно, Итан никогда бы не поверил, что она способна среди бела дня на людной улице расплакаться из-за, котенка, если бы не видел этого собственными глазами. Ее поведение было выше его понимания, ведь Кэти принадлежала к тем людям, которые стараются скрывать свои чувства от посторонних, может быть, потому, что боятся потерять свой защитный панцирь, стать уязвимыми для окружающих, — Итан знал об этом по себе, ведь он боялся того же, хотя и по другой причине.
В его представлении Кэти могла использовать слезы, чтобы манипулировать мужчинами, но он понимал, что сегодня был другой случай. Она плакала совершенно искренно, но почему? О, он бы дорого дал, чтобы заглянуть в ее душу, узнать, о чем она думала в этот момент! Увы, спросить прямо он не мог: она наверняка не захотела бы сказать правду. Скорее всего, она просто попросила бы оставить ее в покое.
Они провели остаток дня, прогуливаясь по городу, разглядывая прохожих и витрины, попивая горячий кофе в кондитерской возле Мельничного пруда, на льду которого с визгом и хохотом катались на коньках ребятишки. Кэти как будто забыла о котенке, и Итану показалось неловко возвращаться к этой теме. Однако вечером, когда они вернулись домой, такая возможность представилась.
Дворецкий приветствовал их с обычной невозмутимостью, которая не изменила ему и тогда, когда Кэти вытащила из кармана рыжего котенка. Не выказав никакого удивления, Стивене взял у хозяйки и Итана плащи и посоветовал пройти в гостиную, чтобы согреться после прогулки у растопленного камина.
Они с радостью последовали его совету.
— Стивене меня поражает, — со смехом заметила Кэти, опускаясь на колени перед камином с котенком в руках. — Наверное, достань я из кармана голову Иоанна Крестителя, дворецкий и глазом бы не моргнул!
Поцеловав котенка между ушками, она осторожно поставила его на коврик перед камином и несколько мгновений любовалась им с умильной улыбкой. Наблюдавший за ней Итан был поражен ее радостью не меньше, чем слезами.
— Похоже, мой подарок пришелся тебе по душе, — сказал он. — Кстати, ты уже подумала, как назовешь свою кошку?
— Да, — кивнула она. — Я назову ее Мэг.
— Почему вдруг Мэг? Странная кличка для кошки!
— Видите ли, у меня была подруга, которую звали Мэг. По крайней мере… — Замолчав, Кэти надолго задумалась и, когда он уже решил, что она хочет прекратить разговор, добавила негромко: — По крайней мере, Мэг — единственная, кого я могла бы так назвать…
Она подняла на него глаза, и по ее лицу пробежала тень — раскаяния, сожаления, скорби? — этого Итан не знал.
— Вам можно позавидовать, — продолжала Кэти. — У вас столько близких, верных друзей! Вы удивительно везучий человек. Цените их дружбу, это большая редкость!
Он принялся было уверять ее, что всегда ценил преданность своих друзей, но внезапно понял, что это не так, что он воспринимал их дружбу как должное. Уверенный, что Дэвид, Молли, Джошуа и Адам пойдут за ним в огонь и в воду, он уже давно считал это само собой разумеющимся. Нет, Кэти права, завоевать их дружбу — большая удача, ему действительно очень повезло.
— Спасибо, что напомнила, — серьезно сказал Итан. — Иногда в повседневной суматохе об этом как-то забываешь, а зря…
Он хотел расспросить ее о Мэг, но Кэти опередила его.
— А вам спасибо за чудесный подарок! — улыбнулась она, и омрачавшая ее прелестное личико тень исчезла. — Меня тронуло ваше внимание, однако это довольно необычно — дарить любовнице котенка, не так ли?
— Что же здесь необычного? — спросил Итан, опускаясь рядом с ней на колени. — Наверное, ты просто не привыкла получать подарки, тем более от мужчин, или из опыта своей матушки знаешь, что мужчины редко делают подарки, не требуя ничего взамен? Или, может быть, тебя удивило, что я о тебе забочусь?
— Откровенно говоря, правильно и первое, и второе, и третье ваше предположение, но особенно третье! — призналась она, открыто, почти дерзко глядя ему в глаза. — Да, еще никогда ни один мужчина не делал мне подарков, по крайней мере, таких, которые бы я приняла, и уж точно таких, которые были бы мне по-настоящему дороги. Мужчины никогда не проявляли обо мне заботу, никогда!
Словно испугавшись своей откровенности, девушка вдруг осеклась и повернулась к котенку, из-за которого и завязался этот странный разговор. Малыш свернулся в клубочек и мирно спал возле хозяйки.
— Какая крошка! — озабоченно вздохнула Кэти. — Боюсь, моей Мэг придется плохо, если мыши и крысы вздумают вернуться!
— Вообще-то, это грызуны должны бояться кошек, а не наоборот! — усмехнулся Итан. — Но твои страхи напрасны: крошка Мэг быстро подрастет и задаст жару мерзким тварям! Я тебе уже говорил, что ее мамаша — гроза всех окрестных грызунов. Моя кухарка утверждает, что мыши и носа не кажут к нам в кухню и кладовую с тех пор, как появилась Либби.
— Ее зовут Либби? Сокращение от «Элизабет», полагаю?
— Мои друзья-тори тоже так подумали бы, и ошиблись бы: «Либби» — это сокращение от «Либерти».
— Вы даже кошке даете кличку с политическим значением! — расхохоталась Кэти. — Но чему тут удивляться!
— А что значит кличка, которую выбрала ты? «Мэг» — это сокращение от «Маргарет», полагаю? Так звали твою подругу?
Улыбка исчезла с лица Кэти.
— Думаю, да, но точно не знаю, — ответила она со вздохом.
— Вот как? Но кто была эта Мэг и как вы с ней познакомились?
— Мы познакомились, когда нам обеим было по одиннадцать лет. Я как раз убежала из приюта и уже вторую ночь проводила под открытым небом — в грязном переулке в Восточном Лондоне. Мне было так холодно и страшно и так хотелось есть, что я заплакала. И тогда из темноты кто-то таким же тонким детским голосом посоветовал мне заткнуться и не мешать другим спать.
— Это и была Мэг?
— Да. На следующее утро она разбудила меня пинком в бок и протянула ломоть горячего, только что из печи, хлеба.
— Ворованного, конечно! — усмехнулся Итан.
— Конечно! — ответила Кэти и недоуменно покачала головой: — Я до сих пор не могу понять, почему Мэг решила мне помочь, но она это сделала. Она научила меня воровать с крестьянских подвод на рынке, чтобы не умереть с голоду, показала, как почти без риска быть пойманной вытаскивать кошельки из карманов и ридикюлей, и рассказала, где продавать добычу, чтобы не прогадать в цене. Она взяла меня в напарницы, и мы примерно восемь лет мошенничали и воровали вместе, это намного безопаснее, чем работать в одиночку.
Кэти посмотрела на Итана своими большими голубыми глазами, слегка затуманившимися от печальных воспоминаний.
— Мэг, по сути, спасла мне жизнь, — сказала она. — Если бы не ее помощь и заступничество, я бы умерла от холода и голода или стала проституткой, что даже хуже смерти.
— И все же, по твоим словам, ты только могла бы назвать ее своей подругой… Почему? Разве вы не были настоящими друзьями?
— Нет, что вы! — покачала головой девушка. — Наши отношения совсем не были похожи на вашу дружбу, скажем, с Джошуа. Когда живешь на улице, на уме только одно — выжить, чего бы это ни стоило. Если бы Мэг пришлось выбирать, умереть самой или остаться в живых, пожертвовав мной, она бы не моргнув глазом выбрала второе, ведь своя рубашка всегда ближе к телу. Вот из-за этого там, на улице, нет места настоящей дружбе.
— Да… трудно тебе пришлось…
— Человек ко всему привыкает, — сухо ответила Кэти и поджала губы.
— А как ты попала в Америку?
— Мы с Мэг попались на краже кошелька у одного щеголя из Вест-Энда, который оказался графом и вообще большой шишкой. Воровство само по себе считается серьезным преступлением, да еще нас угораздило обчистить карманы такой важной птицы, — можете себе представить, какой поднялся шум! Меня приговорили к тюремному заключению и ссылке в заокеанские колонии, а вот Мэг не повезло…
— Что с ней случилось?
Кэти помрачнела и отвернулась.
— Ее повесили на площади перед Нью-гейтской тюрьмой… — тихо проговорила она. — И меня повесили бы рядом, если бы не судья — ему понравилась моя хорошенькая мордашка, и он меня пожалел. Но в назидание меня заставили смотреть на казнь, чтобы это зрелище стало мне уроком на всю жизнь… — У нее перехватило горло, Кэти на мгновение запнулась, потом попросила: — Бога ради, давайте поговорим о чем-нибудь другом! Или еще лучше — сыграем в шахматы! Кажется, на одном из столиков есть шахматная доска.
Она поднялась с колен и направилась на другой конец гостиной к маленькому столику, на котором чьей-то заботливой рукой уже были расставлены шахматные фигуры.
— Неужели ты умеешь играть в шахматы? — удивился последовавший за ней Итан.
— Да! Мама научила меня, потому что, по ее мнению, любовницы богатых джентльменов должны владеть этим искусством наряду с рисованием, вышивкой и игрой на фортепьяно.
Итан вздрогнул, как от удара, и спросил:
— Что ты имеешь в виду? Можно подумать, твоя мать хотела, чтобы ты пошла по ее стопам!
— Думаю, она допускала такую возможность, в будущем, разумеется, — сказала Кэти, пожав плечами, словно ее совершенно не трогала подобная перспектива. — Вот на этот случай мама и обучила меня всему, что знала сама: английской грамоте, французскому языку, хорошим манерам, игре в шахматы и карты. Она была строгой учительницей и муштровала меня так, как не каждый офицер гоняет на плацу своих солдат!
— То есть ты прошла настоящую школу куртизанки?
— По сути дела, да. Моя несчастная мать не без оснований опасалась, что я не смогу удачно выйти замуж, и пыталась хоть как-то обеспечить мое будущее.
— Но ты была совсем ребенком! — воскликнул Итан. Он отнюдь не был сентиментальным человеком, но мысль о том, что мать могла готовить свою маленькую дочь к незавидной участи содержанки, потрясла его до глубины души. — Господи, это ужасно!
Девушка снова равнодушно пожала плечами.
— Попробуйте встать на ее место, — сказала она. — У нас не было ни денег, ни положения, ни связей, а я еще и незаконнорожденная. Что еще могла сделать для меня моя бедная мама?
Итану припомнилось мнение Кэти о значении связей и денег в жизни человека, высказанное однажды утром на кухне у Молли, и он предпочел сменить тему.
— Давай-ка лучше сыграем! — предложил он, усаживаясь за столик.
— Имейте в виду, что играю я неважно, — предупредила девушка, усаживаясь напротив. — Отчасти из-за нехватки практики, отчасти из-за того, что мама и сама не очень хорошо играла.
— Еще бы! — пробормотал он. — Разве содержанке под силу стать искусной шахматисткой? Ведь она уже в силу своего положения просто обязана всегда проигрывать своему любовнику, не так ли?
— Надеюсь, вы не имеете в виду меня? — исподлобья взглянула на него Кэти. — Я не собираюсь вам проигрывать, несмотря на то что вы сказали сегодня Холб-руку. Да я и не обязана, потому что я ваша любовница только на словах.
«Будь ты моей любовницей не на словах, а на деле, мы бы только и делали, что любили друг друга, а о шахматах ты бы и думать забыла!» — подумал Итан, а вслух сказал:
— Уверяю тебя, милая, будь ты и впрямь моей любовницей, я не стал бы тешить свое самолюбие мнимыми победами в наших шахматных турнирах!
Глядя на освещенное мягким светом лампы лицо Кэти, он представил себе плотские радости, которые могла бы дать ему эта любовная связь, и снова ощутил горячую волну желания.
За три недели, прошедшие с того февральского дня, когда Итан впервые увидел ее на Норт-сквер, Кэти удивительно похорошела. Благодаря полноценному питанию она немножко пополнела, и хотя все еще оставалась слишком худой, однако самые явственные следы перенесенных лишений исчезли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47