Даже циничная злоязыкая Лесбия, мало для кого находившая хорошее слово, как-то охарактеризовала знакомую проститутку, жившую с ней по соседству, следующим образом:– Золотое сердце, обращенное к добродетели, и истинная подруга.Обыкновенно блудница, по большей части рабыня, очень рано вынуждена была предаваться своей профессии, а потому детская проституция была весьма обширна. Знаменитая гетера Неэра стала продавать себя с десяти лет.С другой стороны, Лесбия приводила примеры, когда женщина очень поздно становилась профессиональной шлюхой. Обычно в зрелом возрасте к самопродажничеству прибегали вдовы, которые не могли прокормить себя одними трудами рук своих.Многие римлянки, с детства предназначенные для профессии гетер, занимались ею в течение двадцати, тридцати, сорока и даже пятидесяти и шестидесяти лет. Таких ветеранок проституции Иуда тоже лечил и дивился тому, что кто-то платит сестерции за право проникнуть в их дряблые морщинистые тела. Оказалось, они пользовались немалым спросом: у любителей старушек и, как ни странно, у зеленых новичков – из-за их опыта.Занятие хоть каким-то делом лишь ненамного смягчило шок, вызванный у Иуды столкновением с богопротивной римской культурой и отчаянием от безысходности своего положения. Вдобавок Гавлонит все сильнее тосковал по отчизне. Умерить душевную тоску ему помогла встреча с земляками – обитателями «еврейского квартала» в Вечном городе, о котором он узнал случайно от соотечественницы-куртизанки.Вне пределов родины потомки Иакова в те времена вели по большей части кочевую жизнь. Слуги, торговцы, мелкие ремесленники обходили все города на побережье Великого моря. Деятельные, трудолюбивые, честные (правда, только с соплеменниками), они всюду несли с собой свои идеи Божьего царства, свою экзальтацию, свой добрый пример и господствовали над местным населением, в религиозном отношении стоявшим на более низком уровне развития (по мнению самих евреев, конечно), как часто господствует горячо убежденный человек среди равнодушных.В Вечном городе их пристанищем сделалась гавань, где выгружали товары, привезенные на шаландах из Остии. Близлежащий квартал был населен иудеями и сирийцами – народами, по словам Цицерона, «рожденными для рабства».Первое ядро еврейской колонии в Риме состояло преимущественно из вольноотпущенников – в основном потомков тех, кого Помпеи привел пленниками в метрополию. Сыны Иакова прошли через рабство, ни в чем не изменив своим отечественным законам. До сих пор нас поражает в иудействе именно эта верность своей религии, благодаря которой еврей, закинутый хотя бы за тысячи миль от своей родины, и через несколько поколений остается таким же правоверным.Римские синагоги поддерживали постоянное сношение с Иерусалимом. Первоначально образовавшаяся колония была усилена многочисленными новыми выходцами. Эти бедняки высаживались сотнями в Риме и жили тесной семьей в квартале, прилегающем к Заречному. Работали носильщиками, занимались всякого рода мелкой торговлей, являя гордым италийцам тип, впоследствии ставший слишком близко и хорошо им знакомым, – тип нищего, дошедшего до совершенства в своем ремесле.Уважающий себя квирит никогда не заглядывал в эти отвратительные захолустья – в пригород, отданный в жертву презираемым классам общества и всяким отталкивающим смрадным работам. Здесь были сосредоточены дубильни, мастерские кишечных струн, гноильные чаны и тому подобные промыслы. Злополучным пришельцам жилось довольно спокойно в отдаленном квартале среди тюков с товарами, гостиниц последнего разбора и носильщиков, у которых там была главная квартира. Эдилы появлялись здесь, только когда драки становились чересчур кровопролитными или же повторялись слишком часто. В Риме имелось немного мест, где жилось столь свободно; политикой тут не занимались. Никто не мешал пришельцам не только выполнять обряды своей религии, но и пропагандировать ее.Под охраной внушаемого ими презрения, да и малочувствительные к насмешкам гоев, евреи в Затибрии вели очень деятельную общественную и религиозную жизнь. У них работали школы «хакамим»: нигде так тщательно не соблюдались обрядовые и ритуальные предписания Закона; нигде не было такой совершенной организации домов собраний; звание «отца и матери синагоги» ценилось очень высоко. Богатые язычницы, обращенные в иудейство, принимали библейские имена, делали прозелитами своих рабов, призывали к себе мудрых наставников-раввинов толковать им Писание, строили молитвенные дома и гордились тем уважением, которым пользовались в этом маленьком мирке.Бедная еврейка, дрожащим голосом прося милостыню у римской матроны, ухитрялась в то же время шепнуть ей на ухо несколько слов Закона, и покоренная знатная дама нередко пригоршнями сыпала ей мелкие монеты.Соблюдение субботы и еврейских праздников для Горация являлось чертой, отличающей человека недалекого ума, так сказать, заурядного. Иудеи плевать хотели на мнение языческого поэта, пусть и считающегося великим. Им было чем опровергнуть римское злоязычие. Благожелательное отношение к соплеменникам, радость успокоения с праведными, помощь беднякам, чистота нравов, сладость тихой семейной жизни, кроткое радостное принятие смерти – вот чувства, о которых говорят найденные в Риме еврейские надписи с тем особенным оттенком трогательного умиления, смирения и непоколебимой надежды, который впоследствии унаследовали от них христиане.Проникли иные выходцы из евреев и в высшее общество, стали богатыми и влиятельными, как, например, Тиберий Александр, достигший почестей, не раз оказывавший решающее влияние на государственные дела и, к великому неудовольствию римлян, имевший собственную статую на форуме. Но такие иудеи не соблюдали особенно строго обрядов, предписанных Яхве. Точно так же члены семейства Иродов, выставлявшие напоказ свою приверженность Торе, были далеко не правоверными хотя бы вследствие своих постоянных сношений с язычниками. Оставшиеся строго религиозными бедняки-иудеи почитали своих светских единоверцев вероотступниками.Целый мир чуждых для владык полумира идей роился, таким образом, на грязной набережной, где складывали товары со всех концов света, но это робкое сладостное жужжание терялось в гуле огромного мегаполиса. И уж, конечно, надменным патрициям – когда им случалось, гуляя по Авентину, бросить взгляд на Затибрие – не приходило в голову, что в жалких лачугах у подножия Яникульского холма невидимо зреет грядущее.Да какое там будущее у этих варваров! Что хорошего способны принести в мир бедные пролетарии – грязные, неотесанные, невоспитанные, завернутые в вонючие лохмотья, с нечистым дыханием плохо питающихся людей?! В их жилищах пахнет нуждой, как часто бывает, когда многочисленные семьи, скверно одетые и пробавляющиеся грубой пищей, скучены вместе в тесном помещении. Но нужда – это не навоз, в ней роскошный цветок не вырастет...Тем не менее со временем иудеев набралось уже достаточно, чтобы стать фактором, которым нельзя было пренебрегать. Сопротивление евреям Цицерон считал отвагой. Цезарь относился к ним благосклонно и полагался на их верность. Потомков Иакова всюду можно было встретить, и надменные квириты про них могли бы справедливо сказать то же, что и про греков: побежденные предписывают законы своим победителям.Властители полумира по-разному относились к этим чужестранцам.С одной стороны, была немалая антипатия, возбужденная ревнивой обособленностью, мстительным, неуживчивым характером и антиобщественными привычками иудеев, проявлявшаяся везде, где последние были многочисленны и организованны. В них видели тайное общество, члены которого стремились во что бы то ни стало возвыситься за счет других. Странные обычаи евреев, их отвращение к некоторым кушаньям, относительная (по сравнению с чистюлями-римлянами) нечистоплотность, религиозная щепетильность, строгое соблюдение субботы – все это и плебеи, и патриции находили смешным и отталкивающим.Отвергнутые римским обществом, иудеи, естественно, не давали себе ни малейшего труда стать для своих хозяев привлекательными с внешней стороны. В италийских городах они промышляли самыми презираемыми занятиями – нищенством и торговлей старьем. Их законы, традиции, история несправедливо унижались. Их считали то суеверными и жестокими, то атеистами – ненавистниками богов. Обрезание доставляло особенно много поводов для бесконечных насмешек.Старый эллинский и римский дух оказывал упорное сопротивление чужеземному идеологическому нашествию. Многобожцы боялись единобожия. Ненавистью и презрением к иудеям были полны все образованные умы – достаточно назвать Цицерона, Горация, Сенеку, Ювенала, Квинтилиана, Светония.Но, с другой стороны, у иудеев нашлись и друзья. Их серьезность, высокая нравственность и простота культа привлекали многих. Даже закоренелые циники в глубине души чувствовали, что на стороне «грязных евреев» известное нравственное превосходство. Римлянок в особенности влекло к этим одетым в лохмотья миссионерам Яхве. Ювенал причислял к недостаткам женщин того времени склонность к иудейской религии.Эти противоположные мнению высших классов Рима тенденции царили в том смешанном населении, которое было покорено потомками Ромула, в тех подданных республики, которым дух квиритов и эллинская мудрость были совершенно чужды. Они массами присоединялись к обществу, где находили трогательные примеры согласия, милосердия, обоюдной помощи, привязанности к своему призванию, любви к труду и гордости бедностью.Подача милостыни, ставшая впоследствии чисто христианским достоинством, до тех пор считалась богоугодным делом больше всего у евреев.Нет, римляне тоже подавали нищим (а пролетарии, плебеи нередко сами попрошайничали на улицах, дабы отвратить кару богов), но благотворительность большинства квиритов рождалась не в глубине сердца, как у иудеев (вообще-то очень прижимистых), а на ее поверхности, благодаря гордыни и самолюбованию, бахвальству и склонности к «широким жестам».К несчастью для Иуды, Гай, узнав про его «походы» в еврейский квартал, строго запретил ему впредь посещать Затибрье.– Я не намерен поднимать восстание иудеев в сердце Рима, я же дал клятву! – попытался оспорить приказ легата разочарованный Гавлонит.– Верю. Но тебя может опознать кто-нибудь из новоприбывших земляков, и тогда ты погибнешь, – объяснил Гай, и зелот признал его правоту.Вождю Ревностных очень хотелось снова очутиться в кругу единоверцев, ощутить себя законоучителем, говорить проповеди восторженным членам диаспоры – «рассеяния», которые были готовы день и ночь слушать приехавшего из родных мест рабби, не обращая внимания, что он из Галилеи, а не из Иерусалима. Однако крик разочарованной души был подавлен трезвым диктатом рассудка. Терпи, душа моя! Я не сделаю того, что ты хочешь...Впрочем, как оказалось, терпеть осталось недолго.– Благодаря Иуде мы накопили достаточно серебра для путешествия в Германию, – сообщил Гай. – На днях состоится празднество. Примем в нем участие – и в путь!– Какое празднество? – полюбопытствовал иудей у «человека с обожженным лицом».– Вакханалии...– Да ведь их же запретили?!– Ну, их много раз подвергали гонениям. Впервые это сделал консул Постумии, потом сенат несколько раз подтверждал запрет. Но празднество в честь Бахуса (он же Вакх, Дионис) все равно возрождалось, как восстал из мертвых и он сам, и греческий Адонис, и египетский Осирис. Да и вообще непонятно, почему интердикту подвергли именно Дионисии? Не вижу, чем эта церемония отличается от других, любимых римским народом...На огромной территории республики отмечалось невиданное для Иудеи количество праздников – не только религиозных (прочих на земле обетованной не признавали), но и светских: триумфы, дни рождения вождей. Все они являлись священными ритуалами религий плодородия.Праздник в честь Мутуна назывался Либералиями и проходил в марте. Самую выдающуюся роль здесь играл всепроникающий и вездесущий Фаллос. Его изображения торжественно перевозили на колеснице в предместья города, а народ радостно ему поклонялся. Целый месяц люди самозабвенно предавались наслаждениям и священному разврату. Сладострастные песни, неприличные речи как нельзя лучше соответствовали разнузданным поступкам. Великолепная колесница, в которой помещался огромный Фаллос, медленно двигалась по направлению к площади. Здесь она останавливалась и одна из римских матрон, «мать фамилии», возлагала венок на идолище.Не менее разнузданно проходили и другие праздники: Луперкалии (в честь Пана Ликейского – Волчьего), Сатурналии, Флоралии... По преданию, богиня цветов Флора была патронессой римских «волчиц», и именно ей посвящался весенний праздник, известный с незапамятных времен. Эрудит Мнемон полагал, что родоначальником его послужили так называемые Игры Флоры, которые занесены были от сабинян, тоже почитавших богиню садов.По другой версии, Флорой звали реально существовавшую куртизанку, которая вышла замуж за патриция-богача Тарунция, а перед смертью завещала огромное состояние Риму. Приняв золото распутницы, город в знак благодарности почитал ее имя и установил праздник в честь шлюхи.С 28 апреля до 1 мая блудницы приносили Венере жертвы, курили фимиам, возлагали на алтарь мирт и венки роз, надеясь заслужить милость богини и получить хороший заработок. Программа Флоралии отличалась необыкновенной пышностью, сопровождалась театрализованными представлениями и развлечениями.Большинство прочих культов и их церемониалы были заимствованы и перенесены на местную почву из Египта, Греции, Малой Азии и других регионов. Так, Изиады родились на берегах Нила. Великие Дионисии, отмечавшиеся в Элладе на протяжении уже пятнадцати веков, превратились на Апеннинах в Вакханалии – празднества в честь сына Юпитера Вакха.Участием в этом языческом ритуале и осквернил себя вождь «ганна'им».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38