Единственно для ради примера говорю. Ну-с, вот вы мне свои капиталы и препоручили, чтоб я завтрашний день раным— ранехонько сделал покупку. Хорошо. А я, прошедши отсюда, из Рыбного трактира, возьми да и помри. Потому в смерти и животе бог волен. Ну, вот я и помер, а деньги— то ваши у меня налицо, а у вас документов никаких на меня нет. Нешто, вы думаете, наследники-то мои отдадут вам деньги?..Как же! держи карман… Ни в каком разе! Припрячут, и вся недолга. И всяк то же сделает, до кого ни доведись… Сами не хуже меня знаете. После там судись да возись, а денежки — пиши пропало… Потому, какие у вас доказательства?.. Какие документы можете вы в суде предъявить?— Векселя можно взять, — заметил Сусалин.— Ладно-с, оченно даже хорошо-с. Можно и векселя взять, — сказал Белянкин. — Да дело то, Степан Федорыч, завтра ранним утром надо покончить. Когда ж векселя-то писать? Ночью ни один маклер не засвидетельствует… А после давешнего разговора с Лебякиным да с Колодкиным они завтра же пойдут умасливать доронинских зятьев, чтоб поверили им на неделю там, что ли… Верно знаю о том, сам своими ушами вечор слышал, как они сговаривались.Все замолчали, а Марко Данилыч ровно ото сна проснулся и, лениво позевывая, промолвил:— Надо ковать железо, поколь горячо.Орошин словечка не выронил, другие рыбники, и тузы, и мелкая сошка тоже помалчивают себе.А Белянкин свое:— К примеру, я вам про себя говорил. А ежели б у меня всего капитала не тридцать тысяч, а три миллиона было, а векселей-то с меня не взяли, тогда бы наследникам моим и прятать ваших денег не было надобности. «Тятенькины», да и дело с концом. Вот оно что!Все молчали. Злобно смотрел Орошин на Белянкина,— Что ж делать-то? — спросил, наконец, оглядывая собеседников, Сусалин.Никто ни полслова. Немного подумавши, молвил Сусалин:— А по-моему, вот бы как. Складчины не надо, ну ее совсем!.. Пущай всяк при своем остается. Смекнемте-ка, много ль денег потребуется на закуп всего каравана и сколь у кого наличных. Можем ли собрать столько, чтобы все закупить? Кто знает, чего стоит весь товар по заявленным ценам?— Тысяч триста, пожалуй и больше, — молвил Белянкин.— Хорошо, — сказал Сусалин и постучал ложечкой о чайную чашку. Стремглав вбежал половой, широко размахивая салфеткой.— Вот что, любезный, — сказал ему Сусалин, — попроси ты у буфетчика чистый листок бумажки да перышко с черниленкой. На минутку, мол.— Сейчас-с, — отрывисто промолвил проворный половой и полетел вон из комнаты.Подали бумагу, перо, чернила. Сусалин сказал:— Пущай каждый подпишет, сколько кто может внести доронинским зятьям наличными деньгами. Когда подпишетесь, тогда и смекнем, как надо делом орудовать. А по-моему бы так: пущай завтра пораньше едет кто-нибудь к Меркулову да к Веденееву и каждый свою часть покупает. Складчины тогда не будет, всяк останется при своем, а товар весь целиком из наших рук все-таки не уйдет, и тогда какие цены захотим, такие и поставим… Ладно ль придумано?..— Ладно, ладно, — заголосили все опричь Орошина, Марка Данилыча и Белянкина. У них у троих было что-то свое на уме.— С молодших начинай, — пропищал Седов. — Большаки добавят, чего у мелкоты не хватит.Белянкин протянул руку за бумагой, промолвив:— Слабей меня здесь нет никого.И подписал. Лист пошел вкруговую. Когда все, кроме первейших тузов, подписали его, лист подали Орошину.Надменно передвинул он его к Смолокурову.— Марко Данилыч завсегда говорит, будто я много его богаче, — с усмешкой сказал Онисим Самойлыч. Хоша это и несправедливо, да уж пущай сегодня будет по его. Уступаю… Пущай наперед меня пишет.Усмехнулся Марко Данилыч, переглянувшись с Белянкиным. Не говоря ни слова, взял он перо, сосчитал, на сколько подписано, и затем, подписавшись на триста тысяч, подвинул лист к Орошину.Вздел очки Онисим Самойлыч и весь посоловел, взглянув на бумагу.— Мне-то что ж осталось? — злобно вскликнул он, глядя зверем на Марка Данилыча.Никто ни слова, а Онисим Самойлыч больше да больше злобится, крепче и крепче колотит кулаком по столу. Две чайные чашки на пол слетело.— Подписывайтесь, — с легкой усмешкой сказал ему Белянкин. — После сделаем разверстку.— Убирайся ты к черту с разверсткой!.. — зарычал Орошин, бросая на стол подписной лист. — Ни с кем не хочу иметь дела. Завтра чем свет один управлюсь… Меня на это хватит. Дурак я был, что в Астрахани всего у них не скупил, да тогда они, подлецы, еще цен не объявляли… А теперь доронинской рыбы вам и понюхать не дам.И, плюнув, скорыми шагами пошел вон из комнаты. Рыбники, кроме Марка Данилыча да Белянкина, головы повесили… «Рубль на рубль в две-три недели — и вдруг ни гроша!» — думали они. Злобились на Орошина, злобились и на Марка Данилыча.Взял Смолокуров подписной лист и громко сказал честной компании:— Себе я возьму этот лист. Каждый из вас от меня получит за наличные деньги товару, на сколько кто подписался. Только, чур, уговор — чтоб завтра же деньги были у меня в кармане. Пущай Орошин хоть сейчас едет к Меркулову с Веденеевым — ни с чем поворотит оглобли… Я уж купил караван… Извольте рассматривать.— Только, господа, деньги беспременно завтра сполна, — сказал Марко Данилыч, когда рыбники рассмотрели документ. — Кто опоздает, пеняй на себя — фунта тот не получит. Согласны?— Согласны, согласны! — закричали рыбники, и каждый от усердия старался всех перекричать.Поднялись благодарности Марку Данилычу. Заказали ужин, какой только можно было состряпать в Рыбном трактире. Холодненького выпили. Пили за здоровье Марка Данилыча, за здоровье Авдотьи Марковны, на руках качали благодетеля, «многолетие» пели ему. Долго на весь Рыбный трактир раздавались радостно пьяные голоса:Еще дай боже, еще дай боже,Еще дай боже, еще дай боже,Здравствовати!Господину, господарю?..Господину, господарюНашему!..Свет ли Марку, свет ли Марку,Свет ли Марку, свет ли МаркуДаниловичу!Еще дай боже, еще дай боже,Еще дай боже, еще дай боже,Многая, многая,Многая лета!Многая лета!Благодушно улыбался Марко Данилыч, глядя на воздаваемый ему почет. А больше всего тем был он счастлив, тем доволен, что подставил подножку Онисиму Самойлычу. «Лопнет с досады пес смердящий! — в радостном восторге думал Марко Данилыч. — Передернет его, как услышит он, что я весь караван скупил».А обработал Марко Данилыч это дельцо тайком и совсем невзначай. Не он товара искал, сам товар привалил к нему.Узнав, что Марко Данилыч живет на караване, Меркулов улучил минутку, чтоб, по прежнему знакомству, повидаться с ним, узнать про Авдотью Марковну и справить ей поклоны от жены, от тещи и свояченицы.Не очень приветливо встретил его Смолокуров, но, как обычаев рушить нельзя, тотчас велел Василью Фадееву чайку собрать, мадерцы подать, водочки и разных соленых и сладких закусок.— Ну что? Каково поживает тестюшка? — спросил гостя Марко Данилыч.— Помаленьку, — отвечал Меркулов. — Здесь теперь, у Макарья. С нами вместе приехал.— Вот как! А я и не знал… Где он на квартире-то пристал?— Да там же все, в той же гостинице, что и в прошлом году.— Надо будет навестить старого приятеля, беспременно надо. Да вот все дела да дела, — говорил Марко Данилыч. — А Татьяна Андреевна тоже приехала?— Здесь, — отвечал Меркулов.— А вы с супругой?— Как же, и Дмитрий Петрович с Натальей Зиновьевной. Всей семьей приехали.— Вот как! Весело, значит, всем-то, нескучно в чужом городу.— Конечно, — заметил Меркулов. — А вы Авдотьи-то Марковны, видно, не привезли?— Нет, не привез, — сухо ответил Марко Данилыч.— Что ж так?— Да не случилось.— Как она, в своем здоровье?— Ничего, слава богу, здорова.— Жена много ей кланяется, и Татьяна Андреевна, и Наталья Зиновьевна. Надеялись с ней повидаться, молвил Меркулов. — Что ж это она?.. Так и не приедет вовсе на ярманку?— Так и не приедет, — сказал Марко Данилыч. В гостях теперь гостит.— У сродников?— У господ Луповицких в Рязанской губернии, — с важностью приподняв голову, с расстановкой проговорил Марко Данилыч. — Люди с большим достатком, знатные, генеральские дети — наши хорошие знакомые… Ихняя сестрица Алымова соседка будет нам. С нашим городом по соседству купила именье, Дунюшку очень она полюбила и выпросила ее у меня погостить, поколь я буду на ярманке.— Алымова? Марья Ивановна? — спросил удивленный Меркулов.— Так точно, — подтвердил Марко Данилыч.— Не та ли, что прошлого года в той же гостинице жила, где и вы, и батюшка тесть останавливались?..— Она самая, — отвечал Марко Данилыч. — А что?— Нет… так, ничего, — с недоуменьем молвил Меркулов.— Знакомы, что ли, с ней? — спросил Марко Данилыч.— Нет, в прошлом году на одном пароходе с ней ехал, — ответил Никита Федорыч.— Хорошая барышня, — заметил Марко Данилыч, разумная такая и ласковая. А ежель взять ее насчет доброты, так лучше и не надо. И хоша знатная, а ни спеси, ни гордости в ней ни капельки.Перестал расспрашивать Меркулов, а сам про себя думает: «С какой стати связалась Авдотья Марковна фармазонкой? Вот наши-то удивятся, как узнают».— Ну что, как пошли дела? — немножко погодя спросил Марко Данилыч. — Караванище-то какой вы пригнали на Гребновскую!.. Сколько ни торгую, такого у Макарья не видывал. Теперь вы у нас из рыбников самые первые…— Да ведь тут не я один, — сказал Меркулов. — Дело общее: тут и мой капитал, и женин, и Дмитрия Петровича, и его жены, и батюшки Зиновья Алексеича доля есть.— Значит, и он в рыбники записался, — с добродушной усмешкой молвил Марко Данилыч. — А бывало, как вздумаешь уговаривать его рыбой заняться, так «ни за что на свете» — говорит.— Он и теперь в эти дела не входит, — сказал Меркулов. — Капиталом только участвует.— Так, — протянул Марко Данилыч. — Продали сколько ни на есть рыбки-то?— Где ж еще? — отозвался Меркулов. — Рано. Кажется, ни с одного каравана не было еще продаж.— Опричь мелочей, точно что не бывало, — подтвердил Смолокуров. — Как же вы насчет цен располагаете? Заодно со всеми будете устанавливать аль особняком поведете дело?— У нас все наперед рассчитано, — сказал Меркулов. — Сегодня отдадим печатать объявление о ценах и об наших условиях, наклеим на столбах, разошлем по рыбным покупателям, в газете напечатаем.Повернулся на стуле Марко Данилич. «Всю торговлю вверх дном перевернут, проклятые. Эки штуки откалывают!» — подумал он.— Не сходней ли будет вам, Никита Федорыч, келейно с кем-нибудь сделаться? — умильным голоском заговорил Марко Данилыч. — А то эти объявления да газеты!.. Перво дело — расходы, а другое, что вас же могут на смех поднять.— Расходы пустячные, — сказал Никита Федорыч, а станут смеяться, так мы за обиду того не поставим. Смейся на здоровье, коль другого смеха нет.— Так вы не будете цен таить? — спросил Марко Данилыч, зорко глядя в глаза Меркулову.— И не подумаем, — тот отвечал.— И условий таить не станете?— Да как же таить-то их, Марко Данилыч, ежели на фонарных столбах объявления об них приколотим?.. смеясь, отвечал Никита Федорыч. — Вот наши условия, читайте… В кредит на двенадцать месяцев третья доля, а две трети получаем наличными здесь, на ярманке, при самой продаже.— Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, очень даже тяжеленьки, — покачивая головой, говорил Марко Данилыч. — Этак, чего доброго, пожалуй, и покупателей вам не найти… Верьте моему слову — люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал… Исстари на ней по всем статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.— Ну и оставим, — равнодушно сказал Никита Федорыч.— Анбары наймем, зима придет — рыбу гужом повезем на продажу.— Останетесь в накладе, Никита Федорыч, — с притворным участьем, покачивая головой, сказал Марко Данилыч. — За анбары тоже ведь платить надо, гужевая перевозка дорога теперь, поневоле цены-то надо будет повысить. А кто станет покупать дороже базарной цены? Да еще за наличные… Не расчет, право не расчет. Дело видимое: хоть по всей России развезите — фунта никто не купит у вас.— Купят, да как еще раскупят-то!.. С руками оторвут, — спокойно улыбаясь, сказал Меркулов.— Как же это так? — с недоуменьем спросил Марко Данилыч. — Разве тайна какая?— Нашу тайну через три либо четыре дня на фонарных столбах можно будет всякому читать… А вам, пожалуй, сию ж минуту открою ее. Вот она, — сказал Меркулов, подавая Марку Данилычу приготовленное к печати объявление о ценах. — Извольте читать.Глазам не верит Марко Данилыч — по каждой статье цены поставлены чуть ли не в половину дешевле тех, что в тот день гребновские тузы хотели установить за чаем в рыбном трактире.— Никак вы с ума сошли, Никита Федорыч! — вскочив со стула, вскричал Марко Данилыч. — По миру нас хотите пустить?.. Ограбить?.. И себя разорите и нас всех!.. Хорошее ли дело с ближними так поступать?— С какими ж это ближними, Марко Данилыч? спокойно спросил Меркулов.— С нами, значит, со всеми с нами, с гребновскими рыбниками!.. — кричал Смолокуров.— Не одни рыбники, Марко Данилыч, наши ближние, — отвечал Никита Федорыч, оглядывая смолокуровскую каюту.— Да вам-то какая тут польза? — горячился Марко Данилыч. — Ведь вы и десяти копеек на рубль не получите.— Не получим, Марко Данилыч, — отвечал Меркулов. — Мы только на пять рассчитали. По этому расчету и цены назначили. Пять процентов, право, довольно. Мы ыкдь за скорой наживой не гонимся. За границей купцы-то много побогаче нас, а довольствуются и меньше чем пятью процентами.— Да ну ее ко псам, вашу заграницу-то! — вскричал во всю мочь Марко Данилыч. — Надо вести дела по— русски, а не по-басурмански!.. А то всех разорять… грабить!..И вдруг стих Марко Данилыч… Вдруг прояснилось мрачное лицо его. Блеснула мысль: «А не скупить ли весь караван целиком? Тогда по ихней дурости какие можно взять барыши!»— На сколько у вас в караване-то, Никита Федорыч?.. — кротко и ласково спросил он Меркулова.— Тысяч на триста по нашей расценке, — ответил тот.— Покупатели предвидятся?— Пока еще нет, — сказал Меркулов. — Приходили вчера, им и цены и условия сказали и товар показали весь без остатка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23