- Она уходит далеко за
пределы взгляда на север, на запад и на восток, хотя древние баллады
говорят, что Высокий Лорд Кевин, стоя здесь, мог видеть всю Страну и всех
ее людей. Поэтому место и назвали "Смотровая Кевина". Неужели вы этого не
знаете?
Несмотря на холодный ветер, Кавинант обливался потом. От
головокружения у него подкосились ноги, и только острый каменный край
прямо напротив сердца позволял ему сохранять над собой контроль.
- Я ничего не знаю! - простонал он прямо в открывшуюся перед ним
пропасть.
Лена с любопытством взглянула на него, но через минуту снова
повернулась лицом к Стране. Протянув тонкую руку в направлении
северо-запада, она сказала:
- Это река Мифиль. Наше подкаменье находится рядом с ней, но его не
видно из-за этой горы. Река течет с гор Южной Гряды, что позади нас, и
впадает в реку Черная. Там - северная граница Южных Пустошей, где почва
неплодородна и почти никто не живет. В Южных Равнинах только пять
подкамений. Но в этой горной цепи, уходящей на север, расположены
несколько вудхелвенов.
К востоку от этих гор находятся Равнины Ра, - ее голос словно
заискрился, когда она продолжила. - Это владения диких свободных лошадей -
ранихинов, а рамены служат им. Они мчатся по равнинам, покрывая до
пятидесяти лиг в час, и позволяют стать своими седоками только тем, кого
сами выберут.
Ах, Томас Кавинант, - вздохнула она. - Моя мечта - увидеть этих
лошадей. Большинство моих сородичей довольствуются тем, что имеют. Они
мало путешествуют и не видели много из того, что видели жители
вудхелвенов. Но я мечтаю побродить по долинам Ра и увидеть мчащихся
лошадей.
После долгой паузы она продолжила:
- Вот эти горы и есть Южная Гряда. За ней лежат Южные Пустоши. Там
нет жизни и никто туда не ходит; вся Страна находится к северу, западу и
востоку от нас. И мы стоим на Смотровой Кевина, где во время последней
битвы стояли высочайшие из Старых Лордов, прежде чем наступило Запустение.
Наш народ помнит об этом и избегает Смотровой как места с плохой
репутацией. Но Этиаран, моя мать, приводила меня сюда, чтобы здесь
рассказать мне о Стране. И через два года я буду уже достаточно взрослой,
чтобы поступить в лосраат и учиться самой, как когда-то моя мать. Знаете
ли вы, - с гордостью произнесла она, - что моя мать училась у Хранителей
Учения?
Она посмотрела на Кавинанта так, словно ожидала увидеть произведенное
этими словами впечатление. Но потом опустила глаза и пробормотала:
- Но ведь вы - Лорд, и все это вам известно. Вы слушаете меня так,
будто готовы посмеяться над моим невежеством.
Зачарованный ее голосом и все еще находясь во власти головокружения,
Кавинант вдруг на мгновение увидел Страну такой, какой она, должно быть,
была после Ритуала Осквернения, проведенного Кевином. За блеском
ослепительного утра он увидел расколотые огненные скалы, выжженную почву,
тухлую воду, сочащуюся из отвратительных болот в русло реки, - и над всем
этим густой мрак безмолвия: ни птиц, ни насекомых, ни животных, ни людей -
ничего живого, что могло бы пошевелить листком, прожужжать, пролаять или
погрозить пальцем в ответ на все эти разрушения. Потом глаза залило потом,
заволокло, словно слезами. Кавинант отогнал от себя это видение и снова
сел, прислонившись спиной к стене.
- Нет, - пробормотал он, обращаясь к Лене. - Ты не так поняла. Я свое
уже отсмеялся давным-давно.
Теперь, казалось, он увидел способ двигаться вперед, бежать от
темного безумия, парившего над ним. В этом кратком видении он нашел
тропинку своего сна. И без всякого перехода, чтобы избавить себя от
необходимости задавать конкретные вопросы или отвечать на них, он сказал:
- Мне надо попасть в Совет Лордов.
По лицу девушки Кавинант видел, что она хочет спросить, зачем это
ему. Но, казалось, она чувствовала, что не в праве задавать ему подобные
вопросы. Упоминание о Совете только еще более возвысило его в ее глазах.
Она двинулась к лестнице.
- Мы должны зайти в подкаменье. А там придумаем способ переправить
вас в Ревлстон.
По ее виду можно было определить, что ей хочется отправиться вместе с
ним.
Но мысль о лестнице пугала его. Как он сможет выдержать такой спуск?
Ведь даже просто выглянуть из-за парапета оказалось достаточно, чтобы у
него закружилась голова. Когда Лена повторила "пошли!", он покачал
головой. Бесстрашием он похвастаться не мог. Тем не менее ему следовало
как-то сохранить активность.
- Много лет прошло со времен Запустения?
- Я не знаю, - печально ответила она. - Но люди Южных Равнин пришли
обратно через горы из бесплодных пустошей двадцать поколений назад. И
говорят, что сам Высокий Лорд Кевин предупредил их - они бежали и жили
изгнанниками в Пустошах, добывая себе пищу зубами и ногтями и
руководствуясь учением радхамаэрль в течение пятисот лет. Это -
единственное, чего мы не забыли. По достижении пятнадцати лет каждый из
нас приносит клятву мира, и мы живем ради жизни и красоты Страны.
Он почти не слушал ее, поскольку его не особенно интересовало то, что
она говорила. Но звук ее голоса нужен был ему, чтобы найти в себе силы. Не
без усилий удалось ему сформулировать еще один вопрос, который можно было
задать. Глубоко дыша, он сказал:
- Что ты делала в горах? Почему ты забралась так высоко, что смогла
даже увидеть меня здесь?
- Я искала камни, - ответила девушка. - Я изучаю искусство
суру-па-маэрль. Вы знаете, что это такое?
- Нет, - произнес Кавинант между двумя вздохами. - Расскажи.
- Это ремесло, которому я учусь у Эйсекс, сестры моей матери, а она
научилась этому у Тамала, лучшего ремесленника в нашем подкаменье. Он тоже
учился некоторое время в лосраате. Суру-па-маэрль - это искусство
изготовлять изображения из камней, комбинируя их между собой, не изменяя
их формы. Я бродила по горам и искала образцы крупных камней и гальки.
Когда я нахожу форму, которая мне приглянулась, я несу ее домой и подбираю
для нее место, балансируя и комплектуя с другими формами, пока не
получается новая форма.
Иногда, набравшись смелости, я слегка обрабатываю камень, чтобы все
сооружение выглядело более гармоничным. При этом я воссоздаю разрушенные
секреты земли и дарю людям красоту.
Кавинант слабым голосом пробормотал:
- Это, должно быть, трудно - придумать форму и потом найти камень,
соответствующий ей.
- Это не совсем так. Я смотрю на камень и ищу в нем форму, которая
уже ему дана. Я не прошу землю дать мне лошадь. Искусство заключается в
умении увидеть то, что земля предлагает по своему собственному выбору.
Возможно, это будет лошадь.
- Мне бы хотелось посмотреть на твои работы, - Кавинант не придавал
особого значения тому, что говорил. Лестница манила его, как
соблазнительный лик забвения, в котором прокаженные отказывались от
соблюдения мер самозащиты и теряли руки и ноги - теряли жизни.
Но все это ему снилось. Лучший способ вынести неприятный сон - это
плыть по его течению, пока он сам не закончится. Он должен был спуститься
вниз, чтобы выжить. Эта необходимость превысила все остальные соображения.
Резко, конвульсивно двигаясь, Кавинант поднялся на ноги. Встав в
самом центре круга, он перестал обращать внимание на гору и небо, на
глубокую пропасть внизу и тщательно осмотрел себя. Трепеща, он проверил те
нервы, которые были еще живы, посмотрел, нет ли на одежде клочьев или
прорех, и тщательно проконтролировал свои немые руки. Он должен был
преодолеть этот спуск.
Кавинант, очевидно, был в состоянии пережить его, поскольку это был
сон - он не может погибнуть, сорвавшись вниз, - и поскольку он не мог уже
выносить всю эту тьму, хлопающую крыльями прямо возле уха.
- Послушай-ка, - сухо сказал он, обращаясь к Лене. - Мне придется
спускаться первым. И нечего смотреть на меня с таким смущением. Я уже
сказал тебе, что я - прокаженный. Мои руки и ноги немы - они ничего не
чувствуют. Я не могу крепко держаться за что-нибудь. И к тому же я...
Плохо переношу высоту. Я могу упасть. И не хочу, чтобы ты упала вместе со
мной. Ты... - он запнулся, потом, сбиваясь, продолжил: - Ты была добра ко
мне, а с той поры, когда хорошее отношение было для меня вполне обычным
делом, прошло много времени.
Девушка захлопала глазами, услышав этот суровый тон.
- Почему вы сердитесь? Чем я вас обидела?
"Тем, что была добра ко мне!" - мысленно пробормотал он. Его лицо
посерело от страха, когда он повернулся спиной к пролому, опустился на
четвереньки и стал спускаться вниз.
В первом порыве ужаса он пытался ставить ноги на ступеньки, закрыв
при этом глаза. Но спускаться с закрытыми глазами он не мог; привычка
прокаженного контролировать себя, а также необходимость держать все
чувства начеку были слишком сильны. Однако когда глаза были открыты,
начинала кружиться голова.
Поэтому он изо всех сил заставлял себя смотреть только на камень
прямо перед собой. С первого же шага он понял, что наибольшая опасность
для него заключается в немоте ног. Немые руки заставляли его чувствовать
себя неуверенно из-за непрочности захвата, и прежде, чем ему удалось
преодолеть пятьдесят футов, он уже цеплялся за края ступенек с такой
силой, что у него начало сводить судорогой плечи. Но он мог видеть свои
руки, видеть, что они на скале, что боль в запястьях и локтях - не
мистификация. Ног Кавинант видеть не мог - для этого надо было смотреть
вниз. Лишь тогда он убеждался в том, что его нога попала на следующую
ступеньку, когда лодыжка чувствовала давление всего тела. Каждый шаг вниз
он делал наугад. Если неожиданно подкатывал новый приступ слабости, Томас
был вынужден, держась за скалу, крепко сжимать бока локтями, при этом
целиком полагаясь на невидимую опору под ногами. Он старался скидывать
ногу дальше таким образом, чтобы вибрация тела при контакте говорила ему,
когда ступни ног находятся у края следующей ступени; но когда он ошибался,
его голени и колени стукались о каменные углы, и острая боль заставляла
ноги подгибаться.
Ползя так вниз, ступенька за ступенькой, глядя на руки сквозь пот,
заливающий глаза, Кавинант проклинал судьбу, отнявшую у него два пальца,
которых, возможно, как раз и не хватит, чтобы удержаться, если ноги
сорвутся. Вдобавок, отсутствие половины руки приводило к тому, что
Кавинанту казалось, будто правой рукой он держится слабее, чем левой, что
его тело под собственной тяжестью смещается с лестницы влево. Чтобы
компенсировать это, он время от времени заносил ноги вправо и постоянно
промахивался мимо ступенек с этой стороны.
Пот мешал ему смотреть, но он не мог стереть его с лица. Глаза его
уже ничего не видели, но Кавинант боялся освободить одну руку, потому что
мог потерять равновесие. Судороги сотрясали его спину и плечи. Ему
приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать, призывая на помощь.
Словно почувствовав его отчаяние, Лена крикнула:
- Уже половина!
Кавинант продолжал ползти вниз, ступенька за ступенькой.
Внезапно он беспомощно ощутил, что его ноги пытаются двигаться
быстрее. Мышцы стали уставать - напряжение в коленях и локтях было слишком
велико - и с каждой ступенькой он все больше терял контроль над спуском.
Томас заставил себя остановиться и отдохнуть, хотя страх гнал его вниз,
чтобы побыстрее покончить с этим. В какое-то мгновение ему пришла в голову
дикая мысль, что лучше повернуться и прыгнуть в надежде на то, что склон
горы окажется достаточно близко и он останется жив. Потом он услышал звук
шагов Лены, приближавшейся к его голове. Кавинант хотел протянуть руку и
ухватиться за ее лодыжку, заставить ее спасти его. Но даже эта надежда
казалась призрачной, и он остался висеть на прежнем месте, охваченный
дрожью.
Дыхание с трудом вырывалось из-за его сжатых зубов, и смысл слов,
выкрикнутых Леной, не сразу дошел до него:
- Томас Кавинант! Смелее! Осталось всего пятьдесят ступеней!
Содрогнувшись так, что тело чуть было не оторвалось от скалы,
Кавинант снова продолжил спуск вниз.
Последние ступени миновали в оглушающем хаосе судорог и слепоты,
вызванной потоками пота, - и затем он оказался внизу, лег ничком на
горизонтальном грунте - основании Смотровой - и, задыхаясь, стал ждать,
когда закончится страшная ломота в конечностях. Воздух устремлялся в его
легкие и вырывался из них со звуком, напоминающим рыдания. Томас
прислушивался к нему, пока этот звук не затих и он не смог дышать более
спокойно.
Когда наконец он посмотрел вверх, то увидел голубое небо, длинный
черный палец Смотровой Кевина, указывающий на полуденное солнце,
возвышающийся подобно башне, склон горы и Лену, склонившуюся над ним так
низко, что ее волосы почти касались его лица.

5. ПОДКАМЕНЬЕ МИФИЛЬ
Кавинант чувствовал себя удивительно очищенным, словно прошел через
суд Божий, оставшись в живых после ритуального испытания головокружением.
Он одолел-таки эту лестницу. Чувствуя огромное облегчение, он был уверен,
что нашел правильный ответ на ясную угрозу сумасшествия, на необходимость
реалистичного и понятного объяснения всей данной ситуации, начавшейся с
момента его появления на Смотровой Кевина. Он посмотрел вверх, на
лучезарное небо, и оно казалось чистым, не оскверненным пожирателями
падали.
"Вперед, - сказал он сам себе. - Не думай об этом. Выживи!"
Подумав так, он посмотрел в мягкие карие глаза Лены и обнаружил, что
она улыбается.
- С вами все в порядке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12