— Хорошо, Изабель. Начнем сначала. Где вы познакомились с Франциско?— В поместье моего отца в Жироне.— И там, по вашему утверждению, вы полюбили его?— Да, брат Лукас.— А он тоже привязался к вам?— Да.— Откуда вы знаете? Вы его спрашивали?— Нет.— Он сам вам об этом сказал?— Нет. Не словами.Я представил себе Франциско в поместье ее отца перед крестовым походом. Его задумчивый взгляд, нежная грусть тихой улыбки — улыбки, которую очень легко неправильно истолковать.— Иногда, дитя мое, у нас возникает влечение к другому человеку, которое не является взаимным.— Однажды Франциско сказал мне, что есть такое мгновение, в котором день и ночь соприкасаются.— Боюсь, Изабель, я не совсем вас понимаю.— Пять часов утра. Может, чуть позже. Мгновение перед рассветом.— Изабель, о чем вы?— Франциско говорил, что в эту секунду он иногда видит своего брата.— Вы уверены, Изабель? — спросил я.— Образ Серхио в полумраке, — сказала она.— Франциско никогда не упоминал об этом образе.— Одним глазом он смотрит на Серхио, другим — на рассвет, разливающийся над горизонтом.— Да, эти слова похожи на его речи.— В этой тишине мы узнали друг друга, — сказала она.— Где, Изабель?— Там, где пересекаются жизнь и смерть.Я вспомнил печальные обстоятельства рождения Изабель. Ее мать умерла в родах. Жестокое наследие, право.— С вами все в порядке, дитя мое?— Беспокойное одиночество, — ответила она.— Наши сердца всегда беспокойны, Изабель, пока не обретут покой в Господе. Так сказал святой Августин.— Тогда Франциско приехал в Жирону, — продолжала она.— Да, он рассказывал мне о визите в ваше родовое поместье.— Франциско понимал.— Что понимал, Изабель?— Опустошение, которое приходит вслед за смертью.— Вы говорите о себе или о Франциско, Изабель?— Это коснулось нас обоих, — ответила она.— Вы имеете в виду то, что произошло подо льдом? — уточнил я. — Вы таинственно намекаете именно на это происшествие? Франциско рассказывал мне, что случилось на озере, — как он нырял в ледяную воду, как вы ползли к берегу по трещавшему льду.— Франциско стал для меня лучиком света, — продолжала она.— Света?— Посреди смертельной черноты.— Франциско излучал свет?— Лучиком, осветившим мое одиночество, — сказала она.— Франциско спас вас, — ответил я. — А теперь вы хотите спасти его — вы это хотите сказать?— Один глаз обращен к ночи, другой — ко дню.— Изабель, вы меня слушаете?— До смерти Андре.— Это едва ли похоже на разговор, — сказал я.— Луч света исчез.Ее реплики начинали действовать мне на нервы.— Кстати, о лучах: солнце, кажется, уже садится. Думаю, Изабель, нам пора.— А затем наступила ночь, брат Лукас. Долгая ночь для Франциско.Длинный разговор. Вернее, монолог.— Теперь лишь я держу свечу, — сказала она.— Вообще-то, Изабель, у вас в руках нет никакой свечи. Может, вы просто устали после долгой дороги.Изабель грустно смотрела на серые тени, наполняющие капитул. Я хлопнул ладонями по коленям и поднялся; тогда она наконец-то взглянула на меня.— Пойдемте, Изабель. Вам необходимо поспать. Встретимся с Франциско завтра утром.Изабель медленно встала и вместе со мной вышла из капитула. До чего же она болезненно впечатлительна! Теперь мне стало ясно, почему они с Франциско сблизились: у обоих было нездоровое влечение ко всему мрачному.— Брат Лукас, могу я задать вам один вопрос? — заговорила Изабель, когда мы шли по двору.— Конечно, дитя мое.— Вы находитесь здесь из чувства долга?— Нет, дитя мое, я служу Господу из любви к нему, а не из чувства долга.— Брат Виал сказал, что вы занимаетесь излечением Франциско уже почти пять месяцев.— Это так, — ответил я.— Спасибо, брат Лукас, за вашу преданность моему кузену.— Слугам Божьим не нужна благодарность, — сказал я. — Само служение приносит свою награду.Проходя по узкой тропинке между кустами и деревьями во дворе, мне пришлось придвинуться к Изабель так близко, что я услышал мягкое шуршание ее шелкового платья о мою белую рясу.— Можно задать вам еще один вопрос, брат Лукас?Девушка явно не знала, когда следует остановиться.— Пожалуйста, дитя мое.— Возможно, я позволяю себе лишнее, брат Лукас, но я бы хотела знать: вы заботитесь о Франциско из-за награды, которую обещал барон Монкада за спасение сына?— Не понимаю, что вы имеете в виду, Изабель.— Говорят, барон Монкада предложил церкви треть своего состояния в обмен на спасение сына.— Кто это говорит, дитя мое?— Возможно, меня ввели в заблуждение, — сказала она. — Жирона полнится слухами.Изабель отнюдь не следовало знать о сложной деятельности церкви, а тем более о личных взаимоотношениях епархии с членом своей паствы. Девушка просто неспособна понять всю подоплеку подобных дел. Однако я постарался объяснить сложившуюся ситуацию, дабы избежать недоразумений.— Изабель, — сказал я, — вас не ввели в заблуждение. Барон Монкада действительно сделал такое предложение. Это отчаянная мольба отца, который уже пожертвовал одного из своих сыновей во славу Господа. Вы же не хотите, чтобы церковь оставила без внимания его просьбу?— Вы именно это имели в виду, брат Лукас, говоря, что служение Господу приносит свою награду?— Не думаю, что ваши вопросы понравятся инквизиторам, Изабель. Церковь откликнулась на просьбу одного из своих преданнейших сторонников — барона Монкада. Вышестоящее духовенство направило меня сюда служить Господу. Изгнать демонов, вселившихся в душу сына барона.Упомянув инквизицию, я не хотел запугать девушку, я просто хотел предупредить ее ради ее же собственного блага. Если она не станет осторожнее в своих высказываниях, ее запросто могут привлечь к суду инквизиции. Я решил, что вопрос исчерпан, но ошибся.— А что обещано вам, брат Лукас, если Франциско излечится? — спросила Изабель.— Простите, дитя мое?Какая дерзость.— Что заставляет вас так долго ухаживать за моим кузеном, брат Лукас? — повторила она.Мы остановились, глядя друг на друга. Нас разделяло не более двух футов.Взгляд девушки был пристальным, зубы стиснуты. Наши ритуальные танцы закончились, Изабель сбросила завесу дипломатичности. Ее оскорбительная наглость вызвала во мне гнев, который меня удивил. Благодаря Божьей милости и собственным усилиям я подавил желание дать ей пощечину. Когда она увидит изменения, которые произошли с Франциско благодаря моей заботе, уверен, она горько пожалеет, что усомнилась в чистоте моих намерений. Но пока ей были неведомы мои труды, она не понимала, насколько сильны двигающие мною чувства.Тем не менее в выражении ее лица читался не только наглый вызов. В темных кругах под глазами, в легком подергивании бровей я заметил признаки нездорового самокопания. Несомненно, девушка перенесла потерю. Когда ее отец умрет, Франциско останется единственной ниточкой, связывающей ее с прошлым, самым близким ей человеком. Я ощутил прилив жалости и сострадания, и это приглушило мой гнев.Меня вдруг потянуло к ней. Я стоял так близко от Изабель, что ощущал нежный аромат сухих листьев лаванды, пропитавший ее одежду. Забывшись, я протянул руку, чтобы успокоить ее, погладить по плечу. Прошло несколько секунд, прежде чем я отвел взгляд: мое внимание привлекли братья, выходившие из церкви. Когда я оглянулся, Изабель уже шла через двор к главным воротам, и мне пришлось ее догонять. Я проводил девушку в одну из комнат, отведенных для знатных посетителей.Вернувшись в свои покои, я задержался в передней, обдумывая беседу с Изабель. Ее вопросы подразумевали, что я был не совсем честен в том, что касалось предложения барона Монкада и личной выгоды, которую я мог бы извлечь в случае спасения Франциско. Но я вовсе не скрывал ни заботы архиепископа Санчо о благополучии Франциско, ни благодарности архиепископа за мои усилия по спасению заблудшего.Не могу сказать, что мне безразлична благосклонность архиепископа Санчо. Думаю, нет людей, устоявших бы перед материальными искушениями, брат Виал не раз говорил об этом. Что плохого в том, что я хочу занять более высокое место в духовной иерархии? Разве мои амбиции несовместимы со служением Господу? Разве успех моей миссии по спасению Франциско противоречит моим планам подняться по лестнице церковной иерархии? Ведь чем выше я поднимусь, тем больше добра смогу принести.Да и какое право имеет Изабель говорить со мной об искушении? Разве она когда-либо ощущала сосущую пустоту в животе, которая не будет утолена ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра? А я прошел через это и не забыл. Я был рожден сиротой, прислугой. Вел богом забытое существование в голоде и нищете. И служил как раз людям ее круга, которым не было дела до моих страданий, которые обращались со мной, как с одним из животных поместья. Я не забыл.И вот, после ежедневной беспросветности, Бог посылает тебе не только еду и теплую постель, но и гораздо большее — привилегированную жизнь. Ту жизнь, которую Изабель, Андре и Франциско так беспечно принимали, считая своей по праву рождения, и, якобы безразличные к ее благам, с пренебрежением относились к людям, желавшим к этой жизни приблизиться.Что, если я жаждал крошек с их стола? Неужели Господь осудит меня за это? Неужели Господь осудит меня за то, что я желаю лучшей жизни? Кто бы отказался от судьбы, возносящей тебя все выше и выше, все дальше и дальше от ужасной бедности?
* * *
На следующее утро я зашел за Изабель. Она сидела в своей комнате на стуле в той же позе, в какой я оставил ее накануне. Ее постель была нетронута, одеяло сложено.— Доброе утро, Изабель. Ночью в Санта-Крус довольно прохладно. Надеюсь, вы не замерзли.Я обратился к ней весьма дружелюбно, всем своим видом стараясь показать, что ее оскорбительные замечания меня не задели. Она поздоровалась, но не стала обсуждать погоду, да и вообще явно была не в настроении поддерживать беседу. Не притронулась она и к чаю с печеньем, которые брат Доминик, выполняющий обязанности привратника, принес по моему распоряжению.Я отправился в келью Франциско, как делал это каждый день со дня его приезда в Санта-Крус на протяжении уже девяти месяцев. Только на этот раз я слышал мягкую поступь у себя за спиной. Я повел Изабель через внутренний двор, затем вверх по лестнице и по длинному коридору. Дойдя до кельи Франциско, я ободряюще кивнул девушке:— Да пребудет с нами Бог.Едва я открыл дверь, как Изабель попыталась проскользнуть мимо меня, но я ее остановил, крепко взяв под локоть. Я не хотел обескуражить Франциско неожиданным появлением его кузины.
* * *
Он сидел посреди кельи спиной к двери и смотрел в окно.— Франциско, — сказал я, — к тебе посетитель. Рядом со мной стоит Изабель Корреа де Жирона.Франциско даже не обернулся и ничем не показал, что слышал меня.— Франциско, — повторил я уже громче, — Изабель Корреа, твоя кузина, приехала к тебе из Жироны.Опять никакого ответа. Очень странно.Я отпустил руку Изабель.Она медленно приблизилась и встала перед Франциско, а я последовал за ней. Франциско продолжал смотреть в окно, не обращая на девушку никакого внимания. Она коснулась его щеки, вглядываясь в его лицо. В конце концов чувства возобладали над холодной сдержанностью, и она упала на колени, положив голову на колени Франциско. При этом она крепко обвила руками его ноги, будто он был призраком и мог исчезнуть в любую секунду. Изабель тихонько всхлипывала, из ее носа текло прямо на свежевыстиранный плащ Франциско.Франциско сжал кулаки и крепко зажмурился. Лицо его исказилось от боли, словно руки Изабель были сделаны из режущего стекла. Он поднял руки над головой, и мне показалось — он собирается ее ударить. Но вместо этого он отвернулся от нее, приняв неловкую позу.Изабель почувствовала, что ему неудобно, ослабила объятия, смущенно подняла голову и взглянула на него беззащитными, полными слез глазами.— Франциско, — заговорила она, — это я.Ее голос только усугубил его состояние. Лицо Франциско снова исказилось. Она отпустила его ноги, но осталась стоять на коленях.— Франциско, — сказал я, — неужели ты не поздороваешься с Изабель? Она проехала много миль, чтобы встретиться с тобой.Он по-прежнему плотно сжимал губы.— Она что, приехала посмотреть на мертвеца, брат Лукас?— Франциско, — сказал я, — о чем ты?— Скажите Изабель, брат Лукас, что Франциско де Монкада умер несколько лет назад в Сирии. Умер позорной смертью.— Франциско, сейчас не время шутить.— Согласен, брат Лукас, — ответил Франциско, — но Изабель должна знать правду.— Изабель, — обратился я к ней, — не обращайте внимания на это временное помешательство. Исповедь Франциско продвигается довольно быстро. Уверяю, мы добились неплохих успехов в борьбе с демонами. Я надеюсь однажды сообщить барону Монкада о полном выздоровлении его сына.— Брат Лукас, — вмешался Франциско, — я не Лазарь, а вы не можете воскрешать мертвых.Иногда Франциско бывал таким неблагодарным. Я почувствовал, как кровь приливает к моим щекам.— Милостью Божьего, Франциско, ты жив.— Могу заверить вас, брат Лукас, что Господь не считает меня достойным своей милости.— Божья милость, — возразил я, — дает надежду страждущему и веру сомневающемуся.— Я потерял веру несколько лет назад, — сказал Франциско, — она утонула в детской крови.— Человек может жить и без веры, — вмешалась Изабель.Франциско резко повернулся к ней.— Возможно, Изабель. Но без веры и без чести он жить не может.— Однажды ты говорил о твоем брате Серхио, — сказала Изабель. — О том, что его душа находится в преддверии ада. Ты отправился в крестовый поход ради того, чтобы ее спасти. Разве это не делает Франциско чести, брат Лукас?— Конечно, Изабель, — ответил я, — Франциско поступил весьма благородно.— В убийствах нет ничего благородного, — ответил Франциско.— Франциско, я выслушал твой рассказ о битве при Тороне. Я записал каждое слово. Действительно, рыцари переусердствовали. Однако поступки отдельных слишком рьяных христиан не могут запятнать твою почетную миссию, а также миссию всех христианских сил.— Почетную? Я до сих пор ощущаю запах горелой плоти, который преследовал меня после нашей победы. Душ Серхио не могла вознестись на этом пепелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45