Пассажиры третьего класса, а таких, естественно, было хоть отбавляй, бросились к окнам, но, раздосадованные, разошлись по местам, осуждая происшествие, которое нарушило их полузабытье.Средних лет господин буркнул, пожав плечами:– Да это воздушный шар!Его соседи одобрительно закивали головами.И в самом деле, это был обычный воздушный шар. Он мог летать, где ему вздумается, устремляться ввысь, нырять к земле, даже лопнуть – никто бы и бровью не повел!Воздушный шар! Что может быть в наше время банальнее! Аэропланы – еще куда ни шло, но кому интересны подъем и воздушные перипетии заурядного шара?Однако обладатель быстрого и зоркого глаза, одним из первых заметивший аэростат, – плюс ко всему он занимал выгодную позицию в углу, – вполголоса заметил со сведущим видом:– Совсем неплохо для воздушного шара! Минимум 1500 кубических метров. Наверное, он из аэроклуба, будет участвовать в розыгрыше кубка Гордон-Бенетта…Говоривший пребывал в самом благодатном возрасте: от тридцати до тридцати двух лет; его волевое лицо перечеркивали большие черные усы, на широкий квадратный лоб падали пряди густой ухоженной шевелюры, изысканно подстриженной на висках и затылке.Этот знаток был просто, но изящно одет. Однако некоторая безвкусица в костюме выдавала в нем человека, не принадлежащего к свету, а, скорее, представителя нынешнего поколения рабочих, элегантного, видного, усвоившего самые лучшие манеры.Он не был аристократом, но не был и проходимцем.Его выслушали. Кто-то, желая скрасить дорожную скуку приятной беседой, поинтересовался:– Сударь наверняка разбирается в этом деле, раз так, на глазок, определяет размеры шара?– Тут уж будьте уверены, все тютелька в тютельку, у меня глаз наметан. Здесь у земли тихо, а в атмосфере гуляют ветры, и приличные; этот шар пролетает, по меньшей мере, километров семьдесят в час.Несколько женщин разом заголосило, но расфранченный рабочий их коротко ободрил:– По этой части я собаку съел! Это мое ремесло!Меж тем как в вагоне третьего класса, где по случаю духоты окна были открыты, разговор становился все более общим; специалист тихо беседовал, перебрасывался оживленными репликами с сидевшей с ним по соседству очаровательной девушкой, которой можно было дать не больше восемнадцати; ее огромные ясные голубые глаза скромно прятались в тени тяжелых ресниц, густые каштановые волосы были забраны под широкополую шляпу.Нежно взяв спутника под руку, девушка твердила с тенью беспокойства на лице:– Морис, обещай, поклянись, что не будешь летать на таком аппарате!Выслушав мольбы подружки, молодой человек легко передернул плечами:– Глупышка! Да я проделывал это множество раз, я же их строю! Не будь такой трусихой, милая Фирмена!– Я не против воздушных шаров, – разъяснила девушка. – В них нет ничего страшного! Но вот аэропланы! Если ты сядешь в аэроплан, я умру от ужаса!Желая подразнить подругу, Морис с загадочным видом проговорил:– Хе-хе! Как знать? Сегодня воздушный шар, завтра аэроплан. Одно от другого совсем недалеко!Красивые глаза девушки внезапно наполнились слезами, она окинула спутника долгим любящим взглядом.– Обещай, – взмолилась она, – что ты не будешь огорчать малышку Фирмену!В шуме поезда, который под гул восклицаний медленно тронулся, Морис, растроганный нежностью подруги, вполголоса согласился:– Ладно, обещаю!Мало-помалу сгущалась тьма; вдали размытыми очертаниями, серыми тенями проступал силуэт деревни. Там и сям вспыхивали огоньки, вагон, где сгущался полумрак, вновь погрузился в тишину; влюбленные парочки, а таких здесь оказалось немало, поближе придвинулись друг к другу.Тихим ходом проплыли станции, обещавшие скорое приближение Парижа. В Асньере поезд не задержался сверх положенного, а с городскими фортификациями замаячила надежда добраться до столицы.Но рано еще было торжествовать победу. Пассажиры знали эту ветку и понимали, что им предстоит пройти знаменитый Батиньольский туннель, где у поездов вошло в привычку безбожно застревать – особенно по выходным и праздникам.Не был исключением и состав, в котором ехали наши влюбленные – Морис с Фирменой; не успел поезд войти под грозные своды, как заскрежетали тормоза и длинная вереница вагонов постепенно замерла.Поезд должен был прибыть на место назначения задолго до наступления ночи, поэтому света в вагонах не было: в них воцарилась непроглядная тьма.После первых тягостных и беспокойных мгновений – на железной дороге всегда лезут в голову тревожные мысли – свойственная парижанам веселость одержала верх.Темнота – вот нечаянная благодать влюбленным!Какой-то шутник додумался смачно чмокнуть – не то собственную руку, не то, что более похоже на правду, соседку в щечку…Послышались смешки. Другой шутник начал было чиркать спичкой, но вызвал такой гнев истинного негодования, что тут же ее затушил. В воздухе носились вздохи, нежные словечки, томный шепоток; затем те, кому менее повезло с приятным соседством, придумали себе развлечение: сеять смуту и замешательство среди ласково щебечущих влюбленных парочек.– Берегись! Инспектор! Ты взят с поличным!– Да не щипайся ты!Вновь посыпались возмущенные возгласы, смешки! Кто-то испуганно прокричал: «Караул! Грабят!» и, сглаживая случившийся переполох, добавил:– Анжелика покушается на мою невинность!Вагон покатился со смеху! Ведь испугались! Вовсю шло веселье… И не прекращались поцелуи. Внезапный взрыв заставил пассажиров вздрогнуть.Что случилось?Непрерывно заполнявший темноту туннеля шепот сменился тишиной… Однако все оставалось по-прежнему, никакой катаклизм не нарушил гармонии вещей. То была, безусловно, хлопушка, какой-нибудь сигнал.Тогда один неисправимый шалопай, из тех, кто просто обожает поволновать людей, с ухмылкой предположил:– Должно быть, очередная проделка Фантомаса!Но его озабоченность не встретила отклика – публика гоготала! Нет, сегодня Фантомаса не боялись, кого-то неожиданное упоминание о зловещем бандите, возможно, и могло привести в панику, но большинство, со свойственной нынешним поколениям беспечностью, с иронией относилось к самой возможности появления знаменитого чудовища, злодеяниями своими не раз повергавшего в ужас Париж, Францию, всю планету!Словно желая ободрить начавшую было волноваться девушку, которая при имени Фантомаса судорожно вцепилась в его мускулистую руку, Морис тихо проговорил:– Да Фантомас уже полгода, как отошел от дел… После истории с поездом Барзюма о нем ничего не слышно. Не беспокойся, Фирмена, подумай лучше о нас с тобой! Подумай о нас с тобой!Молодой человек действительно думал о нежных речах подруги. Несомненно, он был любим; Фирмена отдала Морису всю любовь, которую только могло вместить ее сердце. Не сама ли она, презрев всякую стыдливость, дала понять, что готова не возвращаться к себе, а последовать за другом в его жилище, чтобы провести там ночь?
Несколько мгновений спустя поезд прибыл на вокзал, с обеих сторон состава на перрон посыпались пассажиры, торопящиеся кто домой, а кто в кафе или бар, чтобы там скоротать остаток вечера.Морис с явной охотой уцепился за столь заманчивую возможность повести к себе свою очаровательную любовницу, но в последний момент Фирмена заколебалась.Конечно, молодая работница, воспитанная одной матерью в безропотной покорности судьбе, которая была уготована большинству женщин, придерживалась широких, очень широких взглядов, но не ночевать дома ей предстояло впервые; и хотя Фирмена уже была близка с Морисом, которого любила всей своей юной душой, она не решалась пуститься в новое распутство.Морис становился все настойчивее, он пускался в уговоры, завлекал, расточал нежности. Мало-помалу Фирмена уступила, однако еще пыталась сопротивляться:– Мама будет волноваться, если я не приду.У Мориса на все был готов ответ:– Почта в двух шагах. Ты ей пошлешь пневматическое письмо.Для проформы Фирмена вновь возразила:– Но ты знаешь, что завтра в девять мне надо быть в мастерской?– У меня есть будильник! – заверил Морис. – Успеешь! Давай, соглашайся!Добрых десять минут Фирмена провела на телеграфе, где пляшущим почерком сообщила матери о своей задержке и заверила, что той не о чем беспокоиться.Девушка не пускалась в пространные объяснения, они были ни к чему: мать поймет…Разумеется, столь дерзкая выходка неминуемо приведет к бурному объяснению, но может, все к лучшему?Фирмена не доводила мысль до конца. Не то было время и место.Но придя около одиннадцати в скромное жилище молодого человека и готовясь ко сну, Фирмена с полными любви глазами прижалась к возлюбленному, который нежно обнимал ее стройную талию, и предложила:– Морис, можно я завтра вечером опять приду?Молодой рабочий покраснел от удовольствия; запечатлев на губах девушки долгий поцелуй, он тоном, исполненным воодушевления, простодушно заметил:– Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? Я правильно понял?– А почему бы и нет? – задумчиво пробормотала Фирмена.Молодые люди прильнули к окну и молча созерцали открывшуюся взору живописную панораму.Разливая серебристый свет, ярко сияла луна.Морис, счастливый любовник красавицы Фирмены, уже некоторое время занимал чудную комнатку во внешне довольно скромном, но содержащемся в образцовом порядке доме на авеню Версаль, приблизительно посередине между мостами Гренель и Мирабо.Жилище Мориса находилось на шестом этаже, в задней части здания – его фасад был отведен под самые дорогие апартаменты, – и окно выходило не на авеню Версаль, а на набережную Отей, что, возможно, было много приятнее.Набережная Отей прилегает к Сене, и из окна Мориса открывался восхитительный вид на реку, простирающийся от статуи Свободы до виадука Поэн-дю-Жур и Медонских холмов.Напротив был засаженный деревьями берег – здесь проходила граница квартала Гренель с его вечно снующими версальскими электричками и пригородными поездами из Сюресн-Лоншам.Днем и ночью пейзаж был наполнен жизнью, являл собою красочное зрелище.Комнатка Мориса, светлая и просторная, с обоями в цветочек, была идеальным гнездышком для влюбленных. Мечтая рядом с возлюбленным, Фирмена говорила себе, что здесь она найдет счастье, счастье всей жизни! Безусловно, союз их тел и сердец сам по себе не принесет состояния, но они молоды и храбры, она – хорошая швея, он – умелый рабочий. Они могли бы любить друг друга, а затем придет и богатство, если она того пожелает.Тем не менее, Фирмена с сомнением возразила переполненному счастьем любовнику:– А деньги?.. Чтобы жить вместе, надо прилично зарабатывать…Девушка всем сердцем мечтала получить обнадеживающий ответ. Морис сделал широкий жест, словно кидая вызов будущему.– Да полно! – воскликнул он уклончиво. – Поживем – увидим! А пока будем любить друг друга!От ночной прохлады прелестную Фирмену охватил легкий озноб.– Давай ложиться, – чуть слышно произнесла она.Морис закрыл окно…– Брр!.. Не слишком горячая вода у тебя в умывальнике, мой милый!– Фирмена, не ной, ты разве не знаешь, что знатные дамы умываются холодной водой? Я это вычитал в книге о том, как сохранить красоту…– Ты что, читаешь такие книжки?– Все надо читать. Ты не боишься опоздать?– Страшно боюсь! Который час?– Пять минут девятого…– Я же не буду сорок с лишним минут ехать на метро.– Верно… тебе надо быть в девять?– Да, Морис, в девять. Где, черт побери, моя сумочка?– Посмотри на стуле, под жакетом…– Ах да… спасибо…Красавица Фирмена, свежая и отдохнувшая, хотя и с легкой синевой под глазами, заканчивала сборы в комнате на набережной Отей, готовясь отправиться в мастерскую к Генри, где она была портнихой по юбкам.Она проворно и стремительно шныряла по крошечной комнатенке, запаздывая, как и все парижские работницы.Морис лениво возлежал в постели, закинув руки за голову, и с любовью поглядывал на прелестную девушку, завершающую туалет.– Ну вот ты и готова, – сказал он. – Видишь. Могли бы еще поваляться минут пятнадцать.Фирмена улыбнулась:– Какое там поваляться! Словно я ничего не понимаю! Я и так еле-еле успеваю.– Эка невидаль, ну опоздаешь, придешь после закрытия дверей…Фирмена бросила шнуровать ботинок и взглянула на любовника:– Да что с тобой, наконец? Ты что, не понимаешь, что я тороплюсь?– Как знать! Говоришь, что идешь в мастерскую, а сама…Фирмена стрелой метнулась через комнату и встала на колени возле кровати, где предавался лени Морис; опершись на нее, она взяла в ладони голову любовника и страстно поцеловала его в лоб.– Злюка! – проговорила она. – Гадкий злюка! Хочешь мне сделать больно? Что ты еще втемяшил в голову? Ну пораскинь умом, разве я встала бы в такую рань, бросила бы тебя, милый, если бы мне не надо было в мастерскую!Вместо ответа Морис пожал плечами.– Как знать! – повторил он. В глазах молодого человека неожиданно мелькнула печаль, меж тем как Фирмена подарила ему еще один пылкий поцелуй, вложив в него всю свою любовь.Она была очень хороша собой, прелестная и своенравная парижаночка, вызывающая буйное восхищение всех мужчин на улице, и возможно, Морис не так уж заблуждался, со страхом рисуя будущее, задаваясь вопросом, сможет ли он сохранить подле себя и только для себя свою очаровательную возлюбленную.Тем временем Фирмена продолжала:– Как ты можешь злиться и ревновать после вчерашнего… такого дня! И такого вечера! Господи, какие эгоисты эти мужчины! Не люби я тебя, негодника, разве я была бы здесь? Ты хоть знаешь, что мне предстоит услышать вечером от мамы?Морис погрозил подружке пальцем:– Вечером? Но ты обещала вернуться…– Да, решено, но прежде я заскочу на улицу Брошан! Не могу же я без предупреждения не ночевать дома две ночи подряд… Мама будет переживать, решит, что меня убили.Фирмена резко поднялась с пола.– Ты что-то совсем меня заболтал, – продолжила она. – Так я никогда не соберусь…Она дошнуровала ботинки. В два счета водрузила на голову шляпку, легонько и ловко взбила кудри, взгляд в зеркало придал ей бодрости:– Морис, это из-за тебя у меня такие глаза? Злюка… В мастерской меня засмеют…Она вновь встала на колени у постели любовника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39