Теперь звучала одна из самых любимых его песен:
Иди, убогий путник.
Куда глаза глядят.
Святому делу нужен…
Внезапный шквал помех. Херб Ашер болезненно сморщился и сказал нецензурное слово – пропала целая строчка, а то и больше. И ведь именно на этой песне, подумал он.
Но как-то так вышло, что Линда оборвала песню и начала её сначала:
Иди, убогий путник.
Куда глаза глядят.
Святому делу нужен…
И снова помехи. Он прекрасно знал пропущенную строчку, она звучала следующим образом:
Нежданный вклад.
Вконец разъярённый, Ашер приказал деке проиграть последние десять секунд записи наново; плёнка послушно отмоталась назад, остановилась, и куплет прозвучал снова. Последняя строчка утонула в треске помех, однако на этот раз её слова можно было всё-таки разобрать:
Иди, убогий путник, Куда глаза глядят. Святому делу нужен твой тощий зад.
– Господи! – сказал Ашер и остановил плёнку. – Неужели она и вправду так спела? «Твой тощий зад»?
Конечно же, это Ях. Хулиганит, уродует принимаемый сигнал. И далеко не в первый раз.
Это объяснили ему местные клемы, объяснили несколько месяцев тому назад, когда впервые появились странные помехи. В прошлом, до того как в звёздной системе CY30-CY30B появились люди, туземцы поклонялись некоему горному божеству, обитавшему, как они с уверенностью утверждали, в том самом холме, на котором стоял теперь купол Херба Ашера. Ях периодически досаждал Ашеру, уродуя адресованные ему сигналы ультракоротковолновых и психотронных передатчиков. Когда передач долго не было, Ях высвечивал на экранах малопонятные, но явным образом разумные огрызки информации. Херб Ашер часами возился со своим оборудованием, пытаясь отстроиться или защититься от этих помех, он читал и перечитывал инструкции, ставил разнообразные экраны, но не добился ровно ничего.
Однако прежде не было случая, чтобы Ях посягал на песни Линды Фокс. То, что произошло сегодня, далеко выходило за рамки терпимого, во всяком случае так считал Ашер.
Дело в том, что он находился в полной зависимости от Линды Фокс.
Он давно уже жил воображаемой жизнью, напрямую с нею связанной. Эта жизнь протекала на Земле, в Калифорнии, в одном из прибрежных городков юга (местность не совсем определённая). Херб Ашер занимался серфингом, а Линда Фокс восхищалась его ловкостью. Всё это сильно смахивало на рекламный ролик какого-нибудь пива. Они целыми днями околачивались на пляже вместе со множеством друзей и подруг: все девушки из их компании смело разгуливали с голой грудью, а переносный приёмник был постоянно настроен на радиостанцию, круглосуточно гонявшую рок, без перебоев на рекламу.
Но главное – это истинная духовность; гологрудые девушки на пляже были обстоятельством приятным, но не жизненно важным. Важнее всего была высокая духовность. Это просто поразительно, насколько духовной может быть хорошо построенная реклама пива.
А как венец этой духовности – Даулендовы песни. Красота и величие вселенной таились не в звёздах, изначально ей присущих, но в музыке, порождённой умами людей, руками людей, голосами людей. Звуки лютней, смикшированные на хитроумном стенде командой специалистов, и голос Линды Фокс. Я знаю, думал он, что мне никак нельзя раскисать. Моя работа просто восхитительна: я просмотрю весь этот материал, обработаю его, передам всем вокруг, а мне за это ещё и заплатят.
– Вы видите Фокс, – сказала Линда Фокс.
Херб Ашер переключил видео на голографию; возник призрачный куб, посреди которого улыбалась Линда Фокс. Тем временем бобины вращались с бешеной скоростью, переводя час за часом передачи в его постоянное владение.
– Ты с Линдой Фокс, – объявила Линда Фокс, – и Линда Фокс с тобою.
Она пронзила его взглядом, взглядом жёстких, ярко-голубых глаз. Ромбовидное лицо, диковатое и мудрое, диковатое и преданное.
– С тобою говорит Фокс, – сказала она и улыбнулась.
– Привет, Фокс, – улыбнулся Ашер.
– Твой тощий зад, – сказала Фокс.
Ну что ж, вот и объяснение слащавой оркестровой музыки, бесконечного «Скрипача на крыше». Во всём виноват Ях. В купол Херба Ашера просочился местный божок, явно имевший зуб на землян-колонистов за их шумную активность на ультракоротких волнах. Как только я перехожу на приём, думал Херб Ашер, в мою приёмную толпою вваливаются боги. Мотать нужно с этой горы, да поскорее. Да и тоже мне называется гора, бугор какой-то, и не более. Пусть Ях возьмёт её назад и подавится. И пусть местные снова подают ему на обед козлиное жаркое. Если отвлечься от того обстоятельства, что местные козлы давно передохли, а вместе с ними сдох и ритуал.
А хуже всего то, что принятый пакет развлекательных программ безнадежно загублен. Ашеру не нужно было даже что-то там просматривать, чтобы в этом убедиться. Ях изуродовал сигнал ещё до того, как тот достиг записывающих головок; этот случай был далеко не первым, и искажение всегда попадало на плёнку.
Так что я могу спокойно сказать «ну и хрен с ним», сказал себе Херб Ашер. И позвонить больной соседке.
Он чуть ли не силой заставил себя набрать её код.
Время шло, а Райбис Ромми всё не спешила и не спешила отозваться на сигнал; кончилась она, что ли? – думал Херб Ашер, глядя на микроэкран своего пульта. А может, её принудительно эвакуировали?
Микроэкран рябил смутными цветовыми пятнами, а сигнала всё не было и не было. А затем появилась Райбис.
– Я вас, часом, не разбудил? – спросил Ашер.
Девушка казалась какой-то вялой, заторможенной. Может, таблетки какие-нибудь глотает, подумал он.
– Нет. Я колола себя в задницу.
– Что? – вздрогнул Ашер. Это что же, снова Ях хулиганит, снова химичит с сигналом? Да нет, она действительно так сказала.
– Хемотерапия, – сказала Райбис. – Последнее время мне что-то плохо.
Какое дикое совпадение, подумал Ашер. «Твой тощий зад» и «колола себя в задницу». Я живу в каком-то странном, перекошенном мире, думал он. Всё вокруг выкидывает фортели.
– Я только что записал потрясающий концерт Линды Фокс, – сказал он вслух. – Через день-другой передам его в общую сеть. Это вас немного приободрит.
Заметно распухшее лицо девушки не выказало никакой реакции.
– Жаль, – сказала Райбис, – что мы вынуждены сидеть в своих куполах как приклеенные и не ходим друг к другу в гости. Ко мне сегодня заходил доставщик продовольствия. К слову, это он и принёс мне лекарство. Хорошее лекарство, только меня от него тошнит.
Не нужно мне было звонить, подумал Херб Ашер.
– А вы не могли бы ко мне зайти? – спросила Райбис.
– У меня нет воздушных баллонов для скафандра, ни одного нет.
Что было, конечно же, наглой ложью.
– А у меня есть, – сказала Райбис.
– Но если вы больны… – испуганно начал Ашер.
– Уж до вашего купола я как-нибудь доползу.
– Но как же ваше дежурство? Если начнёт поступать информация…
– А я возьму с собой переносный сигнализатор.
– Ну, хорошо, – сдался Херб Ашер.
– Мне бы очень помогло, если бы кто-нибудь со мною посидел. Доставщик задержался у меня на полчаса, а дальше ему нужно было спешить. И вы знаете, что он мне рассказал? На CY30 VI была вспышка латерального миотрофического склероза. Похоже, что какой-то вирус. И моя болезнь тоже похожа на вирусную. Господи, мне бы очень не хотелось подхватить латеральный миотрофический склероз. Это похоже на марианский синдром.
– А он не заразный? – опасливо поинтересовался Херб Ашер.
– Моя болезнь вполне поддаётся лечению, – сказала Райбис, явно пытаясь его успокоить. – Но если тут разгуливает вирус… Ладно уж, лучше я к вам не пойду. А пока что мне стоило бы лечь и поспать, – добавила она и протянула руку к пульту, чтобы выключить передатчик. – Говорят, при этой болезни нужно спать как можно больше. Я свяжусь с вами завтра. До свидания.
– А может, всё-таки придёте? – спросил Херб Ашер.
– Спасибо, – просветлела Райбис.
– Только не забудьте захватить с собой сигнализатор. У меня есть предчувствие, что скоро пройдёт блок телеметрической…
– А ну её на хрен, всю эту ихнюю телеметрию, – вскинулась Райбис. – Меня уже тошнит от этого проклятого купола. Сидеть тут как на привязи, глядя, как крутятся бобины, на все эти циферки и стрелочки и прочее говно, от этого совсем свихнуться можно.
– Думаю, – сказал Херб Ашер, – вам бы следовало вернуться домой, в Солнечную систему.
– Нет, – качнула головой Райбис. – Я буду лечиться, в точности следуя инструкциям MED, и как-нибудь справлюсь с этим долбаным склерозом. Домой я не поеду, а лучше зайду к вам и приготовлю обед. Я ведь это умею. Мать у меня была итальянка, а отец мексиканец, поэтому я привыкла бухать во всю свою стряпню уйму перца, а здесь никаких специй не достанешь ни за любовь, ни за деньги. Но я поэкспериментировала и научилась кое-как обходиться синтетикой.
– В этом концерте, который я скоро буду передавать, Линда Фокс исполняет новую версию Даулендовой «Преследовать».
– Песня о возбуждении судебного иска?
– Нет, здесь «преследовать» в смысле волочиться, ухаживать за женщиной… – начал было Херб и осёкся, запоздало сообразив, что она над ним изгаляется. Над ним и над Линдой.
– А хотите знать, что я думаю об этой Фокс? – спросила Райбис. – Вторичная, заёмная сентиментальность, которая во сто раз хуже сентиментальности простодушной. И лицо у неё словно вверх ногами перевёрнутое. И губы злые.
– А мне она нравится, – отрезал Ашер, чувствуя подступающее к горлу бешенство. И я, значит, должен этой стерве помочь? – спросил он себя. С риском подхватить этот самый вирус, и всё для того, чтобы она вот так вот оскорбляла Линду?
– Я накормлю вас бефстрогановом с лапшой и петрушкой, – сказала Райбис.
– В общем-то я и сам справляюсь с хозяйством, – сухо откликнулся Ашер.
– Так, значит, вы не хотите, чтобы я приходила?
– Я…
– Я очень напугана, мистер Ашер, очень напугана, – продолжила Райбис. – Я точно знаю, что минут через пятнадцать меня стошнит, и всё от этого укола. Но я боюсь сидеть в одиночестве. Я не хочу покидать свой купол, и я не хочу сидеть в нём как в камере-одиночке. Простите, если я вас обидела, просто я не могу относиться к этой Фокс серьёзно. Она ведь пустое место, придуманное и раскрученное телевидением. И я вам точно обещаю, что больше ни слова о ней не скажу.
– Но неужели вам обязательно… – Он осёкся и сказал совсем не то, что хотел сказать: – А вы уверены, что приготовление обеда не слишком вас затруднит?
– Сейчас я сильнее, чем буду потом, – грустно улыбнулась Райбис. – Теперь я долго буду слабеть и слабеть.
– Долго? А как долго?
– Это никому не известно.
Ты умираешь, подумал Херб Ашер. Он это знал, и она это тоже знала, так что не было смысла об этом говорить. Между ними возник некоего рода молчаливый уговор избегать этой темы. Умирающая девушка хочет приготовить мне обед, думал Ашер. Обед, который не полезет мне в горло. Мне следовало бы отказаться. Мне следовало бы не пускать её в этот купол. Настойчивость слабых, думал он, их неодолимая сила. Насколько же проще скрутить в бараний рог кого-нибудь сильного и здорового.
– Спасибо, – сказал он, – я буду очень рад пообедать в вашем обществе. Только обещайте мне поддерживать со мною радиоконтакт всё время, пока вы будете идти от купола к куполу, чтобы я знал, что с вами ничего не случилось. Обещаете?
– Ну конечно же, обещаю. Но если там что, – улыбнулась она, – меня найдут тут где-нибудь по соседству через сотню лет, нагруженную едой, посудой и синтетическими специями и промёрзшую, как ледышка. А у вас ведь есть воздушные баллоны?
– Нет, ну правда же нет.
И он понимал, что его ложь белыми нитками шита.
ГЛАВА 3
Еда была вкусная и вкусно пахла, однако Райбис Ромми едва успела её попробовать; извинившись перед Ашером, она прошла, цепляясь за стенки, из центрального блока купола – его персонального купола – в ванную. Ашер старался не слушать, он настроил своё восприятие, чтобы ничего не слышать, а мысли так, чтобы не знать. Ушедшая в ванную девушка стонала от муки, рвота выворачивала её наизнанку. Херб Ашер скрипнул зубами, оттолкнул от себя тарелку, а затем встал и включил аудиосистему; купол наполнили звуки раннего альбома Линды Фокс:
Вернись!
К тебе взываю я опять,
Не заставляй меня страдать,
Приди и дай тебя обнять,
Вернись.
Дверь ванной открылась.
– А у вас нет, случаем, молока? – спросила Райбис. На её бледное, измученное лицо было страшно смотреть.
Ашер молча налил стакан молока, вернее – жидкости, проходившей под названием «молоко» на этой планете.
– У меня есть антирвотное, – сказала Райбис, принимая стакан, – но я забыла захватить с собой. Все таблетки остались там, в моём куполе.
– Я могу посмотреть в аптечке, – сказал Ашер. – Может, что и найдётся.
– А вы знаете, что сказал этот MED, – возмущённо продолжила Райбис. – Он сказал, что лекарство безвредное, что волосы выпадать не будут, а они у меня уже пучками лезут…
– Хватит, – оборвал её Ашер. – Хватит, ладно? – И тут же добавил: – Извините.
– Хорошо, – кивнула Райбис. – Я понимаю, что это выводит вас из себя. Обед испорчен, и вы на меня… Ну да ладно. Если бы я не забыла эти таблетки, то смогла бы, наверное, удержаться от… – Она на секунду смолкла. – В следующий раз такого не случится, я вам обещаю. А это один из немногих альбомов Фокс, которые мне нравятся. Начинала она очень хорошо, вы согласны?
– Да, – сухо откликнулся Ашер.
– Линда Бокс, – сказала Райбис.
– Что?
– Линда Бокс. Мы с сестрой только так её и называли. – Райбис попыталась улыбнуться.
– Вернитесь, пожалуйста, в свой купол, – процедил Херб Ашер.
– Да?… – Райбис машинально поправила волосы, её рука дрожала. – А вы не могли бы меня проводить? Самой мне, пожалуй, и не дойти, я совсем ослабела. Такая уж это болезнь.
Ты заманиваешь меня к себе, думал Ашер. Именно это сейчас и происходит. Ты не уйдёшь одна, ты возьмёшь с собою и меня, даже если я с тобою не пойду. И ты это знаешь. Ты это знаешь, точно так же, как ты знаешь название своего лекарства, и ты ненавидишь меня, точно так же, как ты ненавидишь это лекарство, как ты ненавидишь MED и свою болезнь;
1 2 3 4 5