Она не выглядела слишком уж убитой происшедшим. Лишь бесконечная усталость была на ее сером лице.— Здравствуйте. Вы Пахомова?— Да.— А я — Пафнутьев. Следователь прокуратуры. Войду, если вы не возражаете.— Входите, — сказала она безразлично. И, не оборачиваясь, пошла по коридорчику, свернула на кухню — босиком, в длинном розовом халате, прошитом квадратами, отброшенные назад волосы плескались по спине. Пафнутьев осмотрелся. Квартира была довольно бестолково обставлена, но все вещи были хорошими. Мелькнула в комнате стенка, сверкнула искорками хрусталя люстра, в кухне высокий холодильник непривычного зеленого цвета. Хороший холодильник. Наверняка, там найдется бутылочка минеральной воды...— Вы уж меня извините, — сказал Пафнутьев, останавливаясь на пороге кухни. — Понимаю, что некстати...— Да ладно... Ваши уже приходили, тоже извинялись... А потом повезли на опознание.— Опознали?— Да, все в порядке, — она улыбнулась и Пафнутьев понял, что хозяйка слегка под хмельком. — Опознала, — она села на стульчик, втиснутый между стеной и маленьким столиком. Механически передвинула сахарницу, чашку. — Садитесь, чего стоять... В комнате полный бардак, лучше здесь посидим... Чаю выпьете?— Лучше водички, если, конечно, найдется.— Найдется. А как насчет водки? — она в упор посмотрела на него, вскинув тонкие изогнутые брови.— Можно и водки, но как-нибудь в другой раз. Служба... Прошу простить великодушно.— Как хотите. А я с вашего позволения пригублю, — Лариса поднялась, вынула из холодильника бутылку нарзана, и Пафнутьев не смог сдержать внутреннего стона. Вынула и початую бутылку водки, и хорошей водки, отметил следователь, “Сибирская”. В продаже таких нет и, наверно, уж не будет. Поднявшись на цыпочки, Лариса взяла с полки два тонких стакана. Пафнутьев заметил — кроме халата на ней не было ни единой одежки. Откуда-то возникшим в ее руке ножом открыла “Нарзан” — он завороженно смотрел, как под действием небольшого взрыва рванулись вверх мелкие пузырьки. Наполнив его стакан, Лариса почти столько же налила себе водки. Пафнутьев удивился, но промолчал. Вода оказалась холодная, острая, и он почувствовал, как что-то оживает в нем. Лариса выпила так же спокойно, до дна. И отставила стакан, немного помедлив, словно прислушиваясь к себе.— Пейте еще, — она поймала стыдливо брошенный на бутылку взгляд Пафнутьева. — Там такая жара... Пейте, я еще открою, если захотите.— Спасибо. Скажите, Лариса, как вы объясняете происшедшее?— Чушь какая-то. Не знаю, что и думать. Пафнутьев внимательно посмотрел на женщину и согласился со всем, что сегодня услышал о ней. Действительно, во взгляде у нее была игра, которую можно было назвать и блудом. Но сейчас все было подавлено горем. Вспомнил слова Ерцева, странные слова... Когда ей сообщили об убийстве, то первое, что он произнесла, было — “убили все-таки..."— Может быть, у него завелись враги, недоброжелатели? — спросил Пафнутьев.— Да какие враги! Он же водитель.— Никто не угрожал ему? Возможно, были какие-то звонки, письма...— Мне об этом ничего не известно.— Знаете, о чем я подумал... Ведь для того, чтобы убить водителя, вовсе не нужно устраивать такой фейерверк в центре города. Он бывает в поездках, на дальних дорогах, в стороне от жилья... Там куда удобнее. А тут... Наши просто ошалели от такой наглости.— Вам виднее, — Ларса добавила себе “Сибирской”. — Вам виднее, — и медленно выпила. Но заметил, все-таки заметил Пафнутьев настороженный взгляд, который она бросила на него поверх стакана.— Говорят, будто Николай Константинович написал какое-то письмо в милицию...— Письмо? — удивилась Лариса. — В милицию? Мне об этом ничего не известно, — повторила она уже знакомые Пафнутьеву слова. Он частенько слышал именно эти слова во время допросов от людей, которым было что скрывать. — Мы с мужем обычно не касались личной жизни друг друга, — Лариса снова добавила себе водки, сделала глоток. Пафнутьев начал понимать — она хотела опьянеть. Но пока Лариса держалась, отвечала внятно.Увидев на подоконнике тарелку с солеными молодыми огурчиками, Пафнутьев поставил их на стол, как бы предлагая закусить.— Спасибо, — сказала Лариса. — Вы еще что-то хотели? Торопитесь, а то я, честно говоря, устала... Вернее, опьянела.— Вы давно были женаты?— Лет десять... Что-то так.— Дети?— Дочка. На Украине, у бабки.— Школьница?— Да, пойдет в третий класс. Сейчас загорает на Азовском море, там мои родители. Чего ей здесь делать? Здесь стреляют прямо на улицах, — Лариса усмехнулась, отвернулась к окну и вдруг заплакала. — Как же мне паршиво, — проговорила она сквозь слезы, — как же мне паршиво, если бы кто знал... Такое чувство, будто я его убила...— Почему вы так думаете? — насторожился Пафнутьев.— Не успокаивайте, я знаю, что говорю... Я всегда знаю, что говорю, даже после “Сибирской”, — она выплеснула в стакан остатки водки и тут же выпила, вытерев губы рукавом халата. — Две вот такие дыры в груди, — она показала свой кулачок. — Какие сволочи, какие сволочи... Разве так можно...— Что же нужно натворить, чтобы с тобой так поступили, — проговорил Пафнутьев сочувствующе, но в то же время ожидая, что Лариса как-то откликнется.— На такое можно пойти, только спасая собственную жизнь, — проговорила она, а Пафнутьев никак не мог понять, к кому относились ее слова — к убийцам или к их жертве. — Ах, Коля, Коля... Я же тебе говорила, я тебя предупреждала... Дурак, какой дурак... Из-за такой чепухи...Лариса подняла голову и увидела Пафнутьева. Поморгала, пытаясь, видимо, вспомнить — кто этот человек и как он здесь оказался?— Знаете, мне плохо, — проговорила она невнятно. — Я, похоже, совсем опьянела... Мне очень плохо... Хочу прилечь, помогите добраться до дивана...Пафнутьев осторожно провел Ларису в комнату, уложил на диван, целомудренно поправил халат, соскользнувший с ее бедер, под голову положил подушку.Лариса вела себя послушно, не пытаясь ни противиться, ни возражать.— Спасибо... Все хорошо... Я скоро приду в себя...— Не беспокойтесь, — утешил Пафнутьев. — Вам надо отдохнуть, хорошо выспаться. И все станет на свои места.— Да-да, конечно, — бормотала женщина заплетающимся языком. Мягкий диван, удобная поза, подушка под головой делали свое дело — она засыпала прямо на глазах. А когда Пафнутьев набросил на нее теплое мохнатое одеяло, Лариса тут же заснула. Он отошел в сторонку, сел в кресло. Прошло всего несколько минут и лицо Ларисы разгладилось, исчезло напряженное выражение. Ровное дыхание не оставляло сомнений — женщина крепко спала.— Вот и хорошо, — пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. В комнате ничто не привлекло его внимания, он лишь еще раз убедился — все вещи были явно повышенного качества. Если здесь жил водитель, то довольно необычный. Семейная кровать в залитой солнцем спальне вообще озадачила следователя — белая, с золотыми резными завитушками, покрытая желтой шелковой накидкой с громадными золотистыми розами, посверкивающими в солнечных квадратах от окна...— Желтый — цвет разлуки, — пробормотал Пафнутьев и направился к столику, стоявшему в углу. Видимо, здесь готовила уроки дочка Пахомовых — он не видел другого места, где можно было бы присесть и что-то написать.Стол был чист, но у самой стены стояла картонная коробка с письмами, открытками, счетами за телефонные разговоры... Пафнутьев присел и начал внимательно просматривать содержимое коробки. Если Пахомов отнес письмо в милицию, то вряд ли ему удалось с первой попытки изложить все, что он хотел, должны остаться заготовки, черновики... Если, конечно, никто не побывал здесь раньше. Но убийство произошло лишь сегодня утром... Пафнутьев перевернул коробку и высыпал все на стол.— Слава тебе. Господи! — шепотом воскликнул он, увидев продолговатую бумажку — такие полоски из нескольких почтовых квитанций отрывают, когда человек отсылает письма сразу в несколько мест. Пафнутьев вчитался в адреса — прокуратура, редакция, какой-то контрольный орган... — Спасибо, Коля, ты продолжаешь действовать.Квитанцию Пафнутьев сунул в карман, а остальные бумаги положил на место. Отошел, оглянулся — вроде, все, как прежде, явных следов не оставил.Лариса спала. Обнаженная полноватая рука свесилась с дивна, на лице ее возникло скорбное выражение, она, кажется, легонько всхлипывала во сне. Пафнутьев осторожно завел руку под одеяло, поправил подушку, сбившуюся в сторону. “Красивая? — спросил он себя. — Как сказать.. Наверно, может эта женщина довести до неистовства. Не каждого, не всегда, но может... Впрочем, как сейчас шутят, плохих женщин не бывает, бывает мало водки..."И еще знал Пафнутьев, что в каждом кругу людей складываются свои понятия о красоте, и женщины подстраиваются, подгоняют себя под те или иные требования. Вряд ли та же Лариса, работая, к примеру, в прокуратуре, стала бы делать такие тонкие изогнутые брови... А оказавшись в управлении торговли, сделала, и не ошиблась. Добилась и потрясла. Конечный результат, правда, оказался печальным, но это уже другое сработало... Хотя толчок, самый первый, неслышный, неприметный, возможно, дали именно брови, яркая помада, золотой перстень с розовым камнем или тем, что принято называть камнем — настоящих самоцветов такого размера и цвета в природе не бывает.Полюбовавшись перстнем, Пафнутьев положил его на полку и вздрогнул от резко прозвучавшего телефонного звонка в прихожей — шли длинные с паузами звонки, кто-то пробивался из другого города. Поколебавшись, Пафнутьев взял трубку.— Слушаю, — сказал он негромко, стараясь не разбудить хозяйку.— Ларису мне, — произнес мужской голос с некоторым недовольством.— Она плохо себя чувствует... Передать ей что-нибудь?— Что значит, плохо чувствует? И к телефону подойти не может?— Как вам сказать... Она недавно заснула...— А кто это? С кем я разговариваю?— Родственник, я только сегодня здесь оказался, — сказал Пафнутьев чистую правду. — А вы, простите, кто будете?— Передайте Ларисе, что звонили из Сочи. Он знает. Скажите, что снова буду звонить.— А вы знаете о несчастье? Сегодня случилось... — Пафнутьев хотел подольше послушать этот хрипловатый властный голос.— Какое еще несчастье? — спросил мужчина после заминки. — Что вы имеет в виду?— Дело в том, что убит Коля... Вы знакомы с Колей? Это ее муж... Он работал водителем... Извините, я не знаю вашего имени, как мне вас называть?— Не надо меня никак называть. Передайте, что буду снова звонить. Вот и все.— А как ей о вас сказать-то. — прикинулся Пафнутьев круглым дураком.— Скажите, что был звонок из Сочи. Все. На том конце провода положили трубку и Пафнутьев услышал частые гудки отбоя. Но об был доволен этим кратким и вроде бы бестолковым разговором. Многое в нем звучало странно, во всяком случае озадачивало. Человек звонит в чужой дом, а говорит тоном недовольного хозяина. Ему сообщают о смерти знакомого, а он не высказывает ни малейшего интереса. Значит, знает об убийстве, но что-то заставляет его скрывать свое знание... И довольно забавно прозвучало в конце словечко “все”. Так закончить разговор мог человек, привыкший работать секретарем, который выполняет указания, сидит на телефоне, охраняя от разговоров ненужных, от просителей никчемных. Похоже, большой начальник звонил, — усмехнулся Пафнутьев. — А в Сочи в данное время находится только один начальник, который мог звонить Лариса Пахомовой в этот день — Илья Матвеевич Голдобов.— Ну что ж, Илья Матвеевич, вот мы и познакомились, — подумал Пафнутьев, выходя из квартиры и старательно закрывая дверь. Старушки опять повернули к нему свои вопрошающие лица-подсолнухи и продолжали поворачивать, пока он проходил между скамейками. — “С нетерпением жду вашего возвращения с южных берегов, Илья Матвеевич, — продолжал Пафнутьев свой мысленный разговор с Голдобовым. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули и сможете выкроить часок, чтобы ответить на мои невинные вопросы. Заверяю вас, уважаемый Илья Матвеевич, что постараюсь подготовиться к встрече и сделаю все, чтобы наш разговор не оказался пустым. Водителя вашего “все-таки убили”, как выражается его жена, и мне любопытно, какими словами вы сами расскажете о столь печальном происшествии”.Выйдя из затемненного двора на залитую солнцем улицу, Пафнутьев невольно зажмурился, привыкая к свету и зною, а заметив телефонную будку, направился к ней. Она стояла на самом солнцепеке и была настолько раскалена, что к ней нельзя было притронуться. Но автомат, как ни странно, работал и Пафнутьеву удалось связаться с прокуратурой.— Леонард Леонидович? — почтительно произнес он, узнав голос Анцыферова. — Рад приветствовать вас в столь солнечный день! Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?— Кончай трепаться. Что у тебя?— Первые поиски и находки. Первые просьбы, Леонард..— Слушаю тебя! Говори быстрее, у меня мало времени!— Надо бы срочно установить прослушивание домашнего телефона Пахомовых. Прямо сейчас, Леонард.— А основания? И потом — зачем? Что это даст?— Дело в том, что сегодня, может быть, даже в ближайший час или два, жене Пахомова будет звонить Голдобов.— Выразить соболезнование?— Возможно. Но он, как мне кажется, скажет и нечто существенное.— Павел! Причем здесь Голдобов? Он за тысячи километров, ведь не будешь же ты утверждать, что...— Именно это я и буду утверждать, — твердо сказал Пафнутьев. — Пахомов, расстрелянный сегодня утром в центре города, долгие годы был не просто водителем Голдобова, но и его доверенным лицом, человеком, который знает все его тайные и явные деяния. А жена Пахомова, краса и гордость Управления торговли, была, как многие утверждают, любовницей Голдобова.— И ты этому веришь? — рассмеялся Анцыферов, но как-то напряженно. — Надеюсь, ты не считаешь, что Голдобов стрелял из Сочи, да так метко, что...— Остановись, Леонард. Ты поступишь так, как считаешь нужным. В течение ближайшего часа будет звонок от Голдобова. И я вполне официально прошу тебя установить прослушивание. Ты отказываешь мне, я правильно понимаю?— Нет. Не отказываю. Но мне нужны основания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57