Считайте, что меня нет. Только довезите до города, я найду там себе работу, я вовсе не лентяйка... Но вы меня не возьмете, я вижу.– Не возьму.– Потому что считаете, что я ребенок?– Не только. Есть и другие причины, Карма. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.– Они могут быть не только у меня, но и у вас, – спокойно сказала она и, усевшись на заднем сиденье, пригладила волосы. – Я кое-что знаю.– Что именно?– Многое. Они при мне обо всем говорят – считают, что я еще маленькая и ничего не понимаю.– И Сестра Благодать тоже?– Все.– Меня интересует Сестра Благодать.– Она говорит больше других.– Обо мне?– Да.– Что она тебе говорила?– Разное.– Карма, перестань, – свирепо сказал он. – Ты просто тянешь время. Зря стараешься, я сейчас вытащу тебя из машины.– А я закричу! Я кричу очень пронзительно, а эхо здесь гулкое. Они услышат, прибегут и подумают, что вы хотели меня украсть. Учитель страшно разозлится, он даже может вас убить! Вы не представляете, какой он, когда злится.– Он и тебя может убить.– Пожалуйста! Мне тут все опостылело.– Ну, пеняй на себя.Куинн потащил ее из машины. Она сделала глубокий вдох, открыла рот, и Куинн еле успел зажать его ладонью.– Слушай, ты, безумная девчонка! Ты нас обоих погубишь! Я не могу взять тебя в Сан-Феличе. Тебе нужны деньги, одежда, дом, семья. Здесь ты, по крайней море, в безопасности. Подожди немного, скоро ты сможешь уехать отсюда, не спрашивая разрешения. Ты меня слушаешь, Карма?Она кивнула.– Обещаешь не кричать, если я уберу руку? Будем говорить серьезно?Она снова кивнула.– Хорошо.Он отпустил ее и в изнеможении привалился к сиденью.– Больно было?– Нет.– Сколько тебе лет, Карма?– Скоро двадцать один.– Понимаю, но как скоро?– Сейчас мне шестнадцать, – сказала она, помолчав. – Но я уверена, что найду работу и заработаю на мазь для лица. Тогда я буду выглядеть не хуже других.– Ты очень хорошенькая.– Да? А эти ужасные прыщи? Все говорят, что они пройдут, когда я вырасту, но они никогда не пройдут! Мне нужны деньги на мазь. В прошлом году, когда я ходила в школу, одна учительница сказала, что есть такая мазь, антиугрин. Эта учительница говорила, что у нее в детстве тоже были угри и что она понимает, каково мне. Какая она была хорошая!– Вот почему ты рвешься в город? Чтобы купить мазь?– Ее я купила бы первым делом, – сказала Карма, трогая руками щеки. – Она мне очень нужна.– А если я пообещаю, что куплю антиугрин и передам его тебе? Отложишь тогда отъезд в город до тех пор, пока не сможешь жить самостоятельно?Она долго думала, наматывая на палец прядь волос.– Вы просто хотите от меня отделаться.– Правильно, но помочь тебе я тоже хочу.– А когда вы ее купите?– Очень скоро.– А как вы узнаете, что это та самая мазь?– Спрошу у аптекаря.Она повернулась и серьезно взглянула на него.– Вы думаете, я буду такой же красивой, как другие девочки в школе?– Конечно, будешь!Уже совсем стемнело, но Карма продолжала сидеть в машине.– Тут все такие уродливые, – сказала она. – И грязные. Полы чище, чем мы. В школе был душ с горячей водой и настоящее мыло, и каждому давали большое белое полотенце.– Ты давно живешь в Башне, Карма?– Четыре года.– А до этого?– Мы жили в горах Сан-Габриэль на юге. Там у нас были дома хуже сараев. А потом появилась Мать Пуреса и построила Башню.– Она вступила в общину?– Да. Мать Пуреса очень богатая. Других таких у нас нет. Я думаю, богатые слишком озабочены тем, как потратить деньги на земле, им не до вечной жизни.– Ты боишься, Карма?– Когда Учитель на меня смотрит – да. Но Сестру Благодать не боюсь. На самом деле я ее не так уж ненавижу. Она каждый день молится, чтобы у меня прошли угри.– Ты знаешь, где она сейчас?– Да, все знают – в Уединении.– Сколько она там пробудет?– Пять дней. Наказание всегда длится пять дней.– Ты знаешь, за что ее наказали?Карма покачала головой.– Она говорила о чем-то с Учителем и Братом Венец, но очень тихо. Потом мы с мамой пошли готовить обед, а когда вернулись, Сестры Благодать уже не было, а Брат Голос сидел у печки, согнувшись, и плакал. Он без Сестры Благодать шагу ступить не может, она с ним нянчится, как с ребенком, особенно когда он болеет. А Брат Венец ужасно радовался, потому что он злее сатаны.– Брат Венец давно к вам пришел?– Примерно через год после того, как построили Башню. Года три назад.– А Сестра Благодать?– Она жила с нами еще в горах Сан-Габриэль. Почти все, кто сейчас здесь, там жили, не считая других, которые ушли, потому что поссорились с Учителем. Как мой отец.– Где сейчас твой отец, Карма?– Не знаю, – прошептала она. – И спрашивать об этом нельзя. Когда кого-то исключают из общины, даже имя его нельзя употреблять.– Ты когда-нибудь слышала о человеке, которого зовут Патрик О'Горман?– Нет.– Можешь запомнить это имя – Патрик О'Горман?– Да, а что?– Ты мне очень поможешь, если будешь слушать, не произнесет ли его кто-нибудь. И пусть это будет нашей тайной, как мазь. Договорились?– Да. – Она потрогала щеки, лоб, подбородок.– Вы правда думаете, что я буду красивой, когда пройдут угри?– Не сомневаюсь.– Как вы перешлете мазь? Учитель вскрывает всю почту и выбрасывает лекарства. Он считает, что помогает только вера, а не доктора и лекарства.– Я ее сам тебе привезу.Было темно, и Куинн скорее почувствовал, чем увидел, как она то ли протестующе, то ли испуганно вытянула вперед руку.– Не надо, мистер Куинн, они против того, чтобы вы приезжали. Они говорят, что вы хотите причинить нам зло.– Это не так. Сама по себе община меня не интересует.– Почему же вы приезжаете?– Первый раз – случайно, второй – чтобы повидаться с Сестрой Благодать. Она просила меня узнать кое о чем.– Честное слово?– Да... Карма, уже поздно. Если ты сейчас не вернешься, нас линчуют.– Меня еще не успели хватиться. Я сказала, что ложусь спать, а мама будет допоздна занята на кухне. Я думала, – с горечью добавила Карма, – что через час буду на полдороги к городу. Но, видно, мне тут придется торчать всю жизнь, и я стану такой же грязной, уродливой и старой, как они. Я хоть сейчас готова умереть. Тогда я попаду в рай, потому что не успела совершить ни одного греха – не носила красивых платьев и туфель, не пререкалась с Учителем, не мыла каждый день голову душистым шампунем.Куинн вышел из машины и открыл перед Кармой дверцу. Она неуклюже и медленно выбралась наружу.– Найдешь дорогу в темноте? – спросил Куинн.– Я по ней миллион раз ходила.– Тогда пока!– Вы правда вернетесь?– Да.– И привезете мазь? Не забудете?– Нет, – сказал Куинн. – А ты не забывай, о чем я тебя попросил.– Вы насчет Патрика О'Гормана? Я, конечно, буду прислушиваться, но вряд ли что-нибудь услышу.– Почему?– Нам запрещено говораить о людях, которых мы знали в прежней жизни, а среди Братьев Патрика О'Гормана нет. Когда я ухаживаю за Матерью Пуресой, то часто читаю тетрадь, в которую Учитель записывает прежние имена. Там нет О'Гормана. У меня очень хорошая память.– Ты помнишь имя Сестры Благодать?– Конечно! Мария Алиса Фезерстоун. Она жила в Чикаго.Куинн спросил о других, но их имена тоже ничего ему не говорили.В свете луны он видел, как Карма идет обратно. Она шла широким, энергичным шагом, как будто раздумала умирать, догадавшись, что недалек тот час, когда можно будет грешить напропалую.Куинн доехал до Сан-Феличе, снял номер в мотеле и заснул под звуки прибоя, бьющего о мол. Глава 10 К девяти утра солнце выжгло туман над морем, и оно, лежащее почти неподвижно, было испещрено разными цветами: небесно-голубым на горизонте, коричневым в местах, где росли водоросли, и серо-зеленым в бухте. Воздух был теплым и неподвижным. Двое крошечных ребятишек сидели в паруснике величиной с ладонь, терпеливо дожидаясь ветра.Куинн пересек песчаный пляж и направился к молу. Контора Тома Юргенсена была заперта, но сам Юргенсен сидел на бетонной стене и разговаривал с седым человеком в морской фуражке, синем кителе и белоснежных брюках. Когда Куинн был совсем близко, морской волк сорвался с места и сердито зашагал к причалу.– Ты вернулся или не уезжал? – угрюмо спросил Юргенсен.– Вернулся.– Я же просил тебя подождать неделю-другую, а не день-другой.– Мне захотелось с тобой поболтать, – сказал Куинн. – Я не за деньгами. Кто этот моряк?– Один тип из Ньюпорт-Бич. Не отличает компаса от метлы, но у него восьмидесятифутовая яхта, и он считает себя адмиралом флота и повелителем ветров... Сколько у тебя денег, Куинн?– Я тебе вчера сказал – ни гроша.– Хочешь подработать?– Где?– У этого адмирала. Ему нужен сторож, – сказал Юргенсен. – Он разводится с женой и из кожи вон лезет, чтобы ей насолить. Вчера, например, его осенила гениальная идея: перенести все, что лежит в сейфах, на борт "Красы морей", пока нет решения суда о разделе совместно нажитого. Но, с другой стороны, ему страшно, что жена узнает, где теперь сокровище, и высадит на яхту десант.– Я в яхтах не разбираюсь.– И не надо. "Краса морей" простоит на приколе до тех пор, пока не будет сильного прибоя – в штиль она через перекаты не пройдет. Дней пять-шесть тебе обеспечены. Сиди себе на палубе и отгоняй хищных блондинок.– Сколько он готов платить?– Требуй семьдесят пять долларов в день, он в панике.– Его зовут адмирал Нельсон?– Альбан Конноли. Он женат на бывшей голливудской старлетке. В Голливуде все женщины моложе тридцати – старлетки. – Юргенсен закурил. – Решай. Шезлонг в тени, пиво, карты. Адмирал готов играть от восхода до заката.– Это хорошо, – сказал Куинн. – Особенно если ему не всегда везет.– С десятью миллионами везенье не обязательно. Так что, пойти, сделать тебе рекламу?– Подработать не мешает.– Заметано. Я пошел. Начнешь работать прямо сейчас?– А почему бы и нет? – сказал Куинн, подумав: "Куда мне, собственно, спешить? О'Горман в аду, Сестра Благодать в Уединении, Альберта Хейвуд в тюрьме. Дней пять у меня действительно есть".– Ты многих рыбаков здесь знаешь? – спросил он Юргенсена.– В лицо всех, по имени – почти всех.– Что ты можешь сказать о человеке по фамилии Агила?– Фрэнк Агила? У него баркас "Руфь". Вон он стоит, у дальнего причала, сразу за шлюпкой с синей полосой на борту. Видишь?– Вроде бы да.– Почему тебя интересует Агила?– Он шесть лет назад женился на Руфи Хейвуд. Не знаешь, как они живут?– Очень неплохо, – сказал Юргенсен. – Я ее часто вижу. Она помогает Фрэнку чинить сети, баркас у них как игрушка. Люди они симпатичные, тихие, живут сами по себе... Пойдем, отведу тебя в контору. Жди меня там, пока я буду обхаживать Конноли. Напечатай на машинке пару рекомендательных писем, доставь адмиралу удовольствие. Но особо не старайся, к двенадцати он обычно так надирается, что читать не может.Когда Юргенсен ушел, Куинн полистал телефонный справочник, набрал номер Агила, и женщина, назвавшаяся приходящей няней, сообщила, что мистер и миссис Агила уехали на несколько дней в Сан-Педро.Подходя к "Красе морей", Куинн наблюдал, как человек в комбинезоне закрашивает название на борту, а перегнувшийся через перила Конноли кричит, чтобы тот поторапливался.– Мистер Конноли? – спросил Куинн.– Куинн?– Да.– Вы опоздали.– Мне нужно было расплатиться в мотеле и отвести машину на стоянку.– Не торчите там внизу, – сказал Конноли. – Никто вас на руках сюда не поднимет.Идя вверх по трапу, Куинн уже не сомневался, что работа будет не такой приятной, как расписывал Юргенсен.– Садись, Куинн, – сказал Конноли. – Этот, как его, который лодками торгует, объяснил тебе, в чем дело?– Да.– Женщины знают только, как яхта называется, больше они ничего не замечают, вот я и решил изменить название. Неплохо придумано, а?– Тянет на Нобелевскую премию.Конноли закинул ногу на ногу и почесал большой красный нос.– Значит, ты из тех остряков, которые вякают, когда надо и не надо?– Да, я из тех.– Запомни, Куинн, здесь шучу я. И каждый раз, когда я шучу, все смеются.– За живот хвататься надо?– Ой не нравишься ты мне, ой не нравишься... Но несколько дней я тебе, так и быть, даю.– Справедливое решение.– А я справедливый человек. Очень справедливый, вот чего не понимает эта сука Элси! Если бы она не хапала, я бы ей сам отдал, если бы она не вопила, что я погубил ее карьеру, я бы ей карьеру на блюдечке принес, как мороженое!.. Этот тип сказал, что ты играешь в карты.– Да.– На деньги?– На деньги.– Тогда пошли в каюту.Все последующие дни протекали так же, как этот. Утром Конноли был относительно трезв и говорил о том, какой он хороший человек и как плохо к нему относится Элси. Днем они с Куинном играли в кункен, пока Конноли не засыпал за столом, и тогда Куинн клал его на кушетку, а сам поднимался с биноклем на палубу и смотрел, не появились ли на борту "Руфи" хозяева. Вечером Конноли начинал пить и говорил, какая хорошая женщина Элси и как он плохо к ней относится. У Куинна создалось впечатление, что есть два Конноли и две Элси. Утреннему, хорошему Конноли следовало бы жениться на вечерней, хорошей Элси, и они бы отлично ужились.На четвертый день, когда Конноли храпел на кушетке, Куинн поднялся на палубу и увидел, что капитан по имени Макбрайд и двое матросов, которых он раньше не замечал, готовятся к отплытию.– В полночь снимаемся, – сказал Макбрайд Куинну. – Идет хорошая волна. Где Нельсон?– Спит.– Значит, можно поработать. Останешься с нами, Куинн?– А куда вы направляетесь?– Секрет. Нельсон уходит от противника. К тому же у него есть милая привычка в последний момент отменять приказ.– Мне нужно знать, куда я еду.– Зачем? Прокатишься, да и все.– Откуда вдруг прилив нежности ко мне, капитан?– Ненавижу кункен, – ответил Макбрайд. – Когда с ним играешь ты, я свободен.Куинн навел бинокль на "Руфь". Там он по-прежнему никого не увидел, но к баркасу был привязан ялик, которого не было накануне. Минут через десять на палубе появилась женщина в джинсах и майке. Она повесила на поручень что-то вроде одеяла и скрылась.Куинн подошел к Макбрайду.– Если Конноли проснется, скажи, что у меня дело на берегу.– Я его только что видел. Его и смерч не разбудит.– Прекрасно.Он зашел к Юргенсену, взял у него лодку и поплыл к "Руфи". Женщина развешивала на палубе простыни и одеяла проветрить.– Миссис Агила? – спросил Куинн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30