Она улыбнулась в ответ.– Мне было бы трудно жаловаться на ваше нахальство. В конце концов, вы, очевидно, сделаете карьеру на спасении моей жизни.– Это всего лишь часть хитрой и сверхтонкой кампании, цель которой – сделать вас моим должником.– Я самый бесспорный должник!– Я напоминаю вам об этом в подходящее время.– Пожалуйста, напоминайте. Нет, Грант, правда, спасибо вам.– Мне нравится, когда вы благодарите меня, но ведь это моя работа. Для этого меня сюда прислали. Вспомните. Я принимаю решения и действую в критических ситуациях.– Но это не все, не правда ли?– Этого совершенно достаточно, – запротестовал Грант. – Я вставил шнорхель в легкое, вытащил водоросли из дюз, и, более того, я прикасался к прекрасной женщине.– Но ведь это не все, не правда ли? Вы находитесь здесь, чтобы следить за Дьювалом, да?– Почему вы говорите об этом?– Потому что это правда. Высшие члены ОМСС не доверяют доктору Дьювалу и никогда не доверяли.– Это почему?– Потому что он преданный своему делу человек, совершенно наивный и совершенно увлеченный. Он оскорбляет других не потому, что хочет этого, а потому, что он честно не понимает их обид. Он не замечает, что существует что-нибудь еще, кроме его работы.– Даже хорошенькая ассистентка?Кора вспыхнула.– Я полагаю – даже ассистентка. Но он ценит мою работу, действительно ценит.Она отвела взгляд и продолжала твердо:– Но он не предатель. Одна беда – он предпочитает свободно обмениваться информацией с другой стороной и открыто говорит об этом, потому что не знает, как скрывать свои взгляды. А когда другие не соглашаются с ним, он говорит, какие они, по его мнению, дураки.Грант кивнул.– Да, могу себе представить. И это заставляет каждого полюбить его, потому что люди просто обожают тех, кто говорит им, что они глупы.– Ну, такой уж он есть.– Послушайте. Не тревожьтесь вы тут за него. Я не подозреваю Дьювала, во всяком случае, не больше, чем кого-либо еще.– Мичелз подозревает.– Я это знаю. Мичелз иногда подозревает всех как в корабле, так и снаружи. Он подозревает даже меня. Но заверяю вас, что придаю этому не больше значения, чем оно, по моему мнению, заслуживает.Кора казалась взволнованной.– Вы имеете в виду, что Мичелз считает, что я специально сломала лазер? Что доктор Дьювал и я – мы вместе…– Я думаю, он рассматривает это как одну из возможностей.– А вы, Грант?– Я тоже рассматриваю это как одну из возможностей.– Но вы в это верите?– Это лишь возможность, Кора. Среди множества возможностей. Одни возможности более вероятны, чем другие. Позвольте мне побеспокоиться об этом, дорогая.Прежде чем она успела ответить, они услышали голос Дьювала, громкий и гневный:– Нет! Я не собираюсь обсуждать это, Мичелз. Я не желаю, чтобы всякий болван приказывал мне, что делать!– Болван! Позвольте мне сказать вам, кто вы. Вы…Перед ними возник Грант, следом за ним Кора.– Перестаньте вы оба, – сказал Грант. – Что случилось?Дьювал повернулся и сказал, кипя от злости:– Я починил лазер. Провод соскоблен до нужной толщины, присоединен к транзистору и установлен вместе с ним на прежнее место. Я только что сказал об этом здесь этому болвану.Он повернулся к Мичелзу и отрезал:– Я сказал болвану!Потом он продолжал:– Потому что он спросил меня об этом.– Ну, хорошо, – сказал Грант. – Что же в этом плохого?– Потом что если он говорит, что это так, это еще не значит, что это так, – горячо возразил Мичелз. – Он соединил эти штуки вместе. Я бы тоже мог это сделать. Любой мог. Откуда он знает, что лазер будет работать?– Я знаю. Я работаю с лазерами 12 лет. Я знаю, когда они работают.– Ну, тогда продемонстрируйте нам это, доктор. Поделитесь с ними своим знанием. Включите его.– Нет! Независимо от того, работает он или нет. Если он не работает, я не могу починить его ни при каких обстоятельствах, потому что сделал все, что мог, и большего сделать не могу. И нам не будет хуже от того, что я подожду, пока мы доберемся до тромба и там выясним, что он не работает, а он будет работать ненадежно. Я не знаю сколько он выдержит – максимум дюжину вспышек или около того. Я хочу потерять здесь даже одну из них. Я не хочу, чтобы миссия потерпела неудачу из-за того, что я испытывал лазер, даже один раз.– А я говорю вам, что вы должны испытать лазер, – сказал Мичелз. – Если вы этого не сделаете, то, я клянусь, Дьювал, когда мы возвратимся, я вышвырну вас из ОМСС так далеко, что вы костей не соберете.– Я буду беспокоиться по этому поводу, когда мы возвратимся. Тем не менее, это мой лазер, и я буду делать с ним то, что пожелаю. Вы не можете приказать мне делать то, что я не хочу, и Грант тоже не может.Грант покачал головой.– Я не приказываю вам что-либо делать, доктор Дьювал.Дьювал кивнул и пошел прочь.Мичелз посмотрел ему вслед.– Я его понял…– Он прав здесь, Мичелз, – сказал Грант. – Вам не кажется, что он вас раздражает по личным причинам?– Потому что он называет меня трусом и болваном? А вы полагаете, что я должен любить его за это? Но независимо от того, есть ли у меня на него злоба или нет, это не меняет дела. Я считаю, что он предатель.– Это абсолютная ложь! – гневно воскликнула Кора.– Я сомневаюсь, – сказал Мичелз ледяным голосом, – что вы в этом случае являетесь заслуживающим доверия свидетелем. Но оставим это. Мы доберемся до тромба и там поглядим на Дьювала.– Он удалит тромб, – сказала Кора, – если только лазер будет работать.– Если он будет работать, – сказал Мичелз. – И если он будет работать, я не буду удивлен, если он убьет Бенеша. И не в результате несчастного случая. * * * Картер снял мундир и закатал рукава. Он тяжело опустился в кресло, в его зубах была новая сигара, только что зажженная. Но он не затягивался.– В мозгу? – спросил он.Усы Рейда казались чем-то вымазанными на концах. Он потер глаза.– Практически у тромба. Они остановились.Картер посмотрел на отметчик времени, который показывал 9.Он чувствовал себя совершенно изнуренным, словно из него выпили все соки, весь адреналин, все напряжение, всю жизнь.– Думаете, они успеют?Рейд покачал головой.– Нет, не думаю.Через 9 минут, может быть, через 10, и люди, и корабль должны будут стоять перед нами в натуральную величину, разорвав при этом тело Бенеша, если не сумеют вовремя выбраться из него.Картер подумал о том, что сделают с ОМСС газеты, если эта миссия провалится.Он слышал речи, которые будут произнесены политическими деятелями страны, а так же другой стороны. Насколько будет ограничена деятельность ОМСС? И сколько понадобится месяцев – или лет – чтобы им снова обрести себя?Он начал в уме составлять письмо об отставке. * * * – Мы вошли непосредственно в мозг, – объявил Оуэнс со сдерживаемым волнением.Он снова включил освещение корабля, и все стали смотреть вперед и изумлением, которое на какое-то время вытеснило из их сознания все остальное, даже мысль о кульминационной точке миссии.– Как изумительно, – пробормотал Дьювал. – Вершина творения.Грант на мгновение почувствовал то же самое. Действительно, человеческий мозг представляет собой наиболее сложный объект во вселенной, упакованный в минимально возможный объем.Вокруг них стояла тишина. Клетки, которые они могли рассмотреть, были неровными, неодинаковыми, с выступавшими здесь и там древовидными волокнами, похожими на куст ежевики.Пока они плыли через промежуточную жидкость вдоль проходов между клетками, они могли видеть переплетавшиеся над головой ветви волокон, а в какой-о момент они прошли под чем-то, похожими на искривленные сучки деревьев древнего леса.– Посмотрите – они не касаются друг друга, – сказал Дьювал. – Можно ясно различить синапсы. Всегда есть зазор, который может быть преодолен химическим путем.– Они кажутся наполненными светом, – заметила Кора.– Просто иллюзия, – ответил Мичелз с ноткой раздражения в голосе. – Выкидывает фокусы отраженный миниатюризированный свет. Он не дает реальной картины.– Откуда вы знаете? – тут же возразил Дьювал. – Это важная область для изучения. Отражение миниатюризированного света обязательно тонко реагирует в соответствии с содержимым молекул клетки. Могу предсказать, что этот вид отражения станет более могучим средством для изучения микроструктуры клеток, чем любое из ныне существующих. И, может быть, исследовательская техника, которая родится в результате нашей миссии, будет намного более важным делом, чем судьба Бенеша.– Вы собираетесь таким образом оправдаться, доктор? – спросил Мичелз.Дьювал покраснел.– Извольте объяснится!– Не сейчас! – повелительно произнес Грант. – Больше ни одного слова, джентльмены.Дьювал сделал глубокий вдох и отвернулся к окну.– Но тем не менее, вы видите свет? Посмотрите наверх. Понаблюдайте за ветвями, когда они приблизятся.– Я его вижу, – сказал Грант.Это не было обычное мерцающее отражение, которое они видели в других местах тела, вспыхивающее то здесь, то там и выглядевшее, как густое облако огненных мушек. Вместо этого здесь искра света пробегала вдоль ветви, и новая вспыхивала еще до того, как прежняя доходила до конца.– Знаете на что это похоже? – сказал Оуэнс. – Кто-нибудь видел старинные рекламы, которые писались с помощью электрических лампочек? С бегущими светлыми и темными пятнами?– Да, – сказала Кора. – Это очень похоже. Но почему?– Когда раздражается нервное волокно, по нему проносится волна деполяризации, – пояснил Дьювал. – Изменяется концентрация ионов, ионы натрия проникают в клетки. Это изменяет величину заряда внутри и снаружи и снижает электрический потенциал. Каким-то образом это воздействует на отражение миниатюризированного света, который в этом случае играет именно ту роль, на которую я указывал, и то, что мы видим, представляет собой деполяризованную волну.Теперь, когда Кора обратила внимание на это явление – или потому, что они продвинулись еще дальше в мозг – бегущие волны вспышек были видны повсюду. Они взбегали и опускались по волокнам, переплетаясь в невообразимо сложную систему, в которой на первый взгляд не было заметно никакого порядка, но которая тем не менее все же давала ощущение порядка.– То, что мы видим, – сказал Дьювал, – представляет собой человеческую сущность. Клетки – это мозг с физической точки зрения, но эти бегущие мысли представляют собой мысль, человеческое сознание.– Разве это сущность? – грубо спросил мичелз. – А я было подумал, что это душа. Где же человеческая душа, Дьювал?– Вы считаете, что ее не существует, потому что я не могу ткнуть в нее пальцем? – отпарировал Дьювал. – А где же гениальность Бенеша? Ведь мы находимся в мозгу. Покажите мне его гениальность.– Довольно! – сказал Грант.– Мы почти на месте! – крикнул Мичелз Оуэнсу. – Сверните в капилляр в обозначенной точке. Только влезьте в него.– Это внушает благоговейный страх, – задумчиво сказал Дьювал. – Мы не просто в мозгу человека. Здесь, вокруг нас, мозг научного гения, такого, которого я мог бы поставить в один рад с Ньютоном.Он замолчал на минуту, потом процитировал:…– Где статуя стоит Ньютона, С призмой и лицом безмолвным.– Навеки в мрамор воплощенный разум…Грант вклинился почтительным шепотом:…Неведомое море мысли бороздящий.Оба на мгновение умолкли, а потом Грант сказал:– Вы считаете, Вудсворд когда-либо думал об этом или мог подумать, когда говорил о «неведомом море мысли»? Это ведь буквально море мысли, не правда ли? И неведомое к тому же.– Я никогда не думала, что вы любите поэзию, Грант, – сказала Кора.Грант кивнул.– Только мускулы, никакого мозга. Вот кто я.– Не обижайтесь.– Когда вы кончите бормотать стихи, джентльмены, – сказал Мичелз, – посмотрите вперед.Он указал пальцем. Они снова были в потоке крови, но красные кровяные тельца (с голубоватым оттенком) двигались не в каком-то определенном направлении, а лишь слегка дергались под воздействием Броуновского движения. Прямо впереди была какая-то тень.Лес ветвей был виден через прозрачные стеки капилляра, по каждой пряди, по каждому прутику бежала своя искра; но теперь медленнее.После какого-то момента искры исчезли совсем.«Протерус» остановился. Секунду или две было тихо, потом Оуэнс негромко сказал:– Я полагаю, мы у цели?Дьювал кивнул.– Да. Тромб. 17. Тромб – Обратите внимание, как нервные процессы заканчиваются у тромба, – сказал Дьювал. – это видимое доказательство повреждения нерва, возможно, необратимого. Я не могу поручиться, что мы сможем помочь Бенешу, даже если удалим тромб.– Хорошая мысль, доктор, – насмешливо заметил Мичелз. – Это оправдывает вас, не так ли?– Заткнитесь, Мичелз, – сказал Грант холодно.– Надевайте плавательный костюм, мисс Петерсон, – сказал Дьювал. – это нужно сделать немедленно. Выверните костюм наизнанку. Антитела уже сделались чувствительными к его наружной поверхности, а они могут тут появиться.Мичелз криво улыбнулся.– Не беспокойтесь. Слишком поздно.Он указал на отметчик времени, который как раз поменял показания с семи на 6.– Вы не сможете провести операцию за такое время, которое позволит нам добраться до того места в яремной вене, откуда нас должны извлечь. Даже если вы успешно удалите тромб, деминиатюризация застанет нас прямо здесь, и это убьет Бенеша.Ни Дьювал, ни Кора не прекратили одеваться.– Ну, тогда ему не будет хуже, чем если бы его не оперировали, – сказал Дьювал.– Ему – нет, но нам – да. Мы сначала будем увеличиваться очень медленно. Возможно пройдет целая минута, прежде чем мы достигнем такого размера, который привлечет внимание белых кровяных телец. А вокруг этого поврежденного места их миллионы. Мы будем поглощены.– Вот как?– Я сомневаюсь, сумеет ли «Протерус» задержать физическую нагрузку, создаваемую давлением пищеварительной капсулы внутри белого тельца. Ни в нашем миниатюризированном состоянии, ни после того, как корабль и мы уже выйдем наружу. Мы будем продолжать увеличиваться, но когда достигнем нормального размера, то окажемся раздавленными. Вам лучше уйти отсюда, Оуэнс, и поспешить к месту извлечения как можно скорее.– Обождите, – раздраженно прервал его Грант. – Оуэнс, сколько времени у нас займет возвращение к месту извлечения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28