— Ты будешь работать в моей, заготовительной конторе и иногда выезжать в район,
— Зачем? — спросила Вера.
— Для виду сменять тряпки на продукты, а на самом деле для связи с Березняком.
— Это что еще за Березняк?
— Подпольная кличка одного товарища. Ты ему расскажешь все, что тебе сообщат, перед отъездом или в дороге и привезешь его указания. А пока собирайся. Вот у меня кое-что из поношенной одежды нашлось. Сделаешь узелок, получишь у меня временное удостоверение, и в путь.
— Удостоверение настоящее?
— Не беспокойся, подписано самим начальником, скреплено печатью.
К обеду сборы были закончены,
— Садись, поешь на дорогу...
— Без Сережи?
— Вот что, милая моя, — нахмурился Александр Степанович. — Так переживать за своего близкого, как ты переживаешь, никакого здоровья не хватит. Приготовься к разлукам, всегда опасным, которых будет много на твоем пути. А Сережа — он тоже не на посиделках. Такая уж наша судьба... Кстати, вот и он, — услышав стук двери в сенях, сказал Александр Степанович.
— Ты куда собралась? — кивнул на узелок Сергей.
Вера оживилась. Налила в тарелки и, когда все сели за стол, сказала:
— Обо мне потом. Что у тебя?
— Представьте, особых трудностей не встретил. Удивились, конечно, что студент просится в путевые рабочие, но зачислили. Людей, видно, мало пока, вот и хватают первого попавшегося.
После обеда Александр Степанович давал Вере последние наставления:
— Слушайся Григория Саввича. В поездках он для тебя самый большой авторитет. Он вывезет из города группу пленных, перевязочный материал, который я ему передал из ваших ящиков, помните, которые вы сложили в погреб, и укажет дорогу в отряд, в партизанский отряд Березняка.
— Отец, пошли нас обоих, — попросил Сергей. — И безвозвратно. Отряд — это то, что нам надо.
— А я должен один? — спросил Александр Степанович. — Отряд не может без нас, мы без отряда. Будешь находиться там, где приказано.
— Кем?
— Мною...
Наступило молчание, которое прервал Александр Степанович:
— Вот и все. Знаешь, где живет Григорий Саввич?
— Я провожу, — сказал Сергей.
Александр Степанович поцеловал Веру в щеку.
Сергей вел Веру под руку и весело шутил, словно ничего не случилось, словно так же, как и до войны, шли они вдвоем по извилистым улочкам Дубровенки.
— Ай да папка, — шептал на ухо Вере Сергей. — Я ведь чувствовал, что он знает что-то такое, чего не знаем мы.
— А ты волновался на своей службе?
— Не очень. Захожу в контору. Сидит какой-то сердитый тип с усиками. Я спрашиваю насчет работы, а он молчит, словно глухой, и смотрит на меня в упор. Я молчу, и он молчит.
— Ты чей? — спрашивает наконец. Отвечаю.
— Значит, учительский сынок?
— Значит.
Сердитый тип подумал немного и вздохнул:
— Чудны дела твои, господи. Один учительский сынок у самого генерала, начальника отделения, в доверенных ходит, а другой в чернорабочие метит... Ладно. Приходи завтра с утра. Пока комплектуем бригаду.
— Сумеешь? — спросила Вера.
— Да я ж вырос на этих путях. Каждый день в школу туда и обратно обязательно на маневровом паровозе подъезжал, наблюдал эту нехитрую, но тяжелую работу путейцев...
Незаметно дошли до Машиного дома. Низенькие воротца во двор были открыты, Григорий Саввич и шофер кончали загружать машину. На солому, которая торчала из кузова, взваливали длинные детали машин — то ли сеялок, то ли жнеек.
— Пришла? — торопливо бросил Григорий Саввич. — Садись в кабину. Пора.
Вера молча повернулась к Сергею, обняла его и крепко поцеловала в губы. У Сергея что-то екнуло в груди, но он не подал виду, открыл пошире воротца, шофер, Вера и Григорий Саввич втроем сели в широкую кабину, и машина тронулась. Сергеи стоял и смотрел вслед, пока машина не повернула на Ульяновскую и дальше на Шкловский шлях.
— Сережа, — вдруг услышал он знакомый голос. На крыльце стояла Светлана Ильинична. — Помоги-ка мне закрыть ворота. А потом, может, зайдешь? Правда, молодых моих еще нету. Глядишь, и время быстрее пролетит. А то пока дождусь их, вся душа наизнанку.
— Зря, — успокоил ее Сергей. — Работа не бей лежачего.
— Ты мне сказки не рассказывай, — вздохнула Светлана Ильинична. — Будто я ничего не знаю. Да я вот этими руками, — она оглянулась по сторонам, — уже больше десятка командиров из госпиталя одела и отправила в лес... — и, словно между прочим, добавила: — Вашего Ивана мать недавно из больницы забрала.
Сергей заулыбался.
— Вот видишь, — продолжала Светлана. Ильинична, — знаю, чем тебя ободрить. А то проводил свою голубку и нос повесил. Ступай...
— Спасибо!
Сергей весело зашагал по переулку...
Когда открыл дверь, Иван, бледный и осунувшийся, стоял посреди комнаты, держась за спинку стула,
— Сережка! — радостно выдохнул он.
Сергей бросился к другу, тихонько обнял его за плечи И повел к дивану.
— Вот учусь ходить, — смущенно улыбнулся Иван. — Сегодня уже полчаса провел на ногах без отдыха. Ты извини, брат, я немного прилягу...
Сергей поправил подушку, что лежала на спинке дивана, и присел рядом. Некоторое время смотрел на лицо друга, прорезанное первыми морщинками.
— Не нравлюсь я тебе? — спросил Иван.
— А ты не девушка... — улыбнулся Сергей. — Смотрю потому, что давно не видел.
— Если б не вы... — дрогнувшим голосом сказал Иван и замолчал, словно ему не хватило дыхания.
— Ладно, — снова улыбнулся Сергей и положил свою руку на исхудавшие пальцы Ивана. — Это закон союза...
— Ну, рассказывай, — попросил Иван. — А то мать сообщает все какие-то слухи.
— Например? — поинтересовался Сергей.
— Что недавно нашли на улице двух убитых офицеров, а на Ленинской кто-то нарисовал карикатуру на Гитлера и подписал ругательные слова.
— Я и этого не знаю, — признался Сергей. Лицо Ивана покрылось розовыми пятнами, — Спрятался за Верину юбку и притих? Сергей не выдержал:
— Если б ты был здоров, смазал бы я тебе по физиономии.
Наступило неловкое молчание. Сергей с нарастающим раздражением вспоминал резкие повороты в характере Ивана, его нетерпимость к малейшим человеческим слабостям. Сергей хотел было подняться и уйти, но посмотрел на еще более побледневшее строгое лицо друга и остался. Начал ходить по комнате из угла в угол.
— Ты, наверное, — зло заговорил Сергей, — хотел, чтобы я тебе доложил о том, что я лично создал в городе многотысячное подполье, еще более могучую партизанскую армию и что не сегодня-завтра мы снова освободим Могилев, освободим тысячи наших людей, томящихся за колючей проволокой в лагере военнопленных... Ты, наверное, хотел...
— Сережа, прости меня, — тихо сказал Иван. — Я не хотел тебя обидеть. Просто наше бессилие становится невыносимым.
— Терпение, Иван, терпение...
— Толстовское непротивление злу?
— Нет, совсем другое терпение. В том смысле, что не сразу Москва строилась. По камешку, по кирпичику.
— Смотри ты, какой осторожный строитель, — усмехнулся Иван. — Ты ведь еще и места для этого не выбрал.
— Выбрал, — уверенно ответил Сергей, — Пошел на железную дорогу путевым рабочим, — Легко приняли?
— Легче, чем я думал. Люди им нужны позарез. Мне даже предлагали более квалифицированную работу в самом отделении дороги.
— Ври больше.
— Честное слово. И знаешь кто? Помнишь, был в десятом «б» Горох с четвертого кирпичного переулка. С громким таким именем Ольгерд, Приехал в июне из московского института на практику.
— Предатель?
— Кто его знает, — неопределенно сказал Сергей. — Шел со мной в открытую, предлагал сотрудничество.
— Хитрая штука сейчас узнать человека, — задумчиво произнес Иван.
— Я тоже сообразил и ушел от прямого разговора. Он так здорово чесал по-немецки с офицером на перроне...
— Надо присмотреться к нему. Может, как раз хороший хлопец. Вот скоро поднимусь и махну вслед за тобой.
— И еще... — Сергей присел на диван и сказал шепотом:— Вера будет связной между нами и партизанским отрядом какого-то Березняка. Сегодня уехала с Григорием Саввичем.
— Еще раз прости... — глухо сказал Иван и взял Сергея за руку.
На выезде из города машину остановили два полицая и один немец. Григорий Саввич предъявил удостоверение и путевой лист.
— Что везете? — спросил полицай.
— Ты что, милый, не видишь — детали в МТС тяну. А то придет весна и пахать нечем будет.
Солдат вопросительно смотрел в рот Григорию Саввичу.
— Хлеб, хлеб, — повторил ему Григорий Саввич, — пахать надо землю... хлеб.
— О, брот... я, я... — понимающе кивнул немец. Полицай бросил взгляд на Веру.
— Это со мной, — сказал Григорий Саввич. Полицай обошел машину, потом встал на заднее колесо, заглянул в кузов.
— Жадный ты, дядька, — сказал он. — Ишь как укутал соломой это паршивое железо.
— А оно, как человек, заботу любит. Ты его досмотришь как следует, оно тебя и отблагодарит. Вот, бывало, до войны ездил я по районам с ремонтной бригадой...
— Ладно. Хватит, — махнул рукой полицай, — будешь еще тут довоенные сказки рассказывать.
Григорий Саввич сел в кабину, кивнул шоферу и вздохнул облегченно.
Вера не понимала беспокойства Григория Саввича. Документы были в порядке, груз не ахти какой...
Григорий Саввич повернулся к Вере и заговорил в самое ухо:
— Вот теперь слушай меня внимательно. В кузове машины под соломой шесть пленных и оружие. Завезу я тебя за Жуково, а там в лесу тебя встретят и проводят с людьми в отряд... Расскажешь командиру, что наладили связь с хлебозаводом, надеемся и на железную дорогу. Приемника и пишущей машинки пока не отыскали. Одним словом, с этим пока туго. А людей будем подбрасывать. И медикаменты разные тоже. Поняла?
— Поняла, — улыбнулась Вера. — А почему вы так долго беседовали с полицейским, если у вас в кузове такой груз?
— А потому, милая, чтобы глаза отвести. Если человек торопится, он, значит, того... хочет избавится от лишнего взгляда, а если он уверен, что у него все в порядке, ему спешить некуда, он может и поговорить.
Долго петляли по проселочной дороге, оставив в стороне какие-то деревни, и наконец въехали в густой сосновый бор.
— Тормози, — распорядился Григорий Саввич. Остановились. Узкая лесная дорога поворачивала куда-то вправо и вверх. Григорий Саввич, Вера и шофер вылезли из кабины. Вера медленно пошла вперед по этой дороге, давно не езженной, поросшей муравой. Кроны деревьев сплелись над ней и образовали густую тенистую аллею, пахнущую живицей. У машины раздавались голоса, но Вера думала о своем — нелегко будет пробираться в такую даль для связи. Она услышала за собой торопливые шаги и не успела оглянуться, как сзади чьи-то крепкие ладони закрыли ей глаза.
— Угадать? — воскликнула Вера.
— Да, — односложно ответил притворный басовитый голос.
Вера растерялась. Никого из знакомых в этой поездке встретить не предполагала.
— Честное слово, не узнаю.
Ладони соскользнули с ее глаз, Вера стремительно обернулась и увидела перед собою Федора, такого же черноглазого и чернобрового, с прежней улыбкой, только, может, похудевшего и какого-то усталого. Нет, не прежним был Федя. В глазах его, всегда живых и беспокойных, светилась какая-то тоска.
— Федя! — Вера бросилась ему на шею. — Боже мой, откуда ты свалился?
— С кузова, — улыбнулся Федор. — Я твой голос узнал еще на дворе Григория Саввича... и Сережин тоже... Ну, как ты, как он?
— Я — вот видишь, а Сергей ничего, поправился после ранения, но в душе у него черт знает что... иногда боюсь, как бы не сорвался...
Подошел вихрастый улыбающийся Зайчик.
— На Федора девушки, как мухи на мед. Ну, давайте познакомимся — старший лейтенант Зайчик,
Вера глянула на пустые петлицы.
— Это в лагере разжаловали...
В стороне приводили себя в порядок еще четыре человека. По следам повязок видно было, что люди бежали из госпиталя.
Шофер полез под машину и достал из брезентового мешка ручной пулемет.
— Эй, команда, держи! Подошел Григорий Саввич.
— Нашлись знакомые? — спросил он Веру и взял ее за руку. — Пройдем немного вперед, а хлопцы погуляют... Хочу тебе сказать, что такие поездки не всегда представляются. Придется тебе самой идти сюда с людьми или одной. Дорогу запомнила?
— Приблизительно.
— Из города мы повернули левее Шкловского шляха, потом мимо Жукова, потом слева остается Заречье и начинается вот эта лесная дорога... А наша МТС еще километра четыре отсюда. Проводник проведет сегодня на базу, а завтра до полудня ты выйдешь на проселочную, дойдешь до МТС и я захвачу тебя обратно. Еще раз проедешь и запомнишь. А сейчас стоять нам тут не с руки. Отведи хлопцев поглубже в лес по этой дорожке. С минуты на минуту, — Григорий Саввич посмотрел на часы, — должен появиться проводник.
В это время из зарослей на дорогу шагнул невысокий пожилой человек с широкой, но коротко подстриженной бородкой в кирзовых сапогах и стеганке военного покроя, На плече у него была березовая палка, на которой болталась пустая холщовая торбочка.
— Вот он и я, — улыбнулся старик, обнажив ровный ряд желтоватых крепких зубов. — Добрый день, Саввич. Ты нам сегодня одну невесту привез?
Саввич поздоровался со стариком за руку,
— Женихи возле машины. Вот знакомься. Твоя напарница из города. Верой кличут.
Старик окинул быстрыми глазами Веру, кивнул и пошел к машине:
— Ну, покажи мне женихов... — Он подходил к каждому, пожимал руку, бросал оценивающий взгляд. — Ну, за сегодняшних спасибо. Орлы, настоящие орлы. Небось, все командиры?
Григорий Саввич попрощался. Машина выехала из леса, повернула вправо и скрылась на пыльном проселке. Старик сказал:
— Слушать мою команду. Идем цепочкой. Я, значит, впереди, за мной вот эта девчина, а потом уже вы. Далеко не растягиваться, чтобы, значит, не искать друг друга. Вот такая моя речь. Кто что хочет спросить?
Все молчали, с любопытством рассматривая подвижного приветливого дядьку, а он погладил бороду и заключил:
— Может, кто хочет знать, как меня кличут, Так в церковной книге поп, чтоб ему ни дна ни покрышки, записал Фелицианом, а в деревне зовут Фелей. Ну, шагом арш... — старик довольно резво зашагал по лесной дороге, потом свернул на едва различимую тропу.
— Ты примечай, красавица, — поворачивался старик к Вере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56