Ни милиционеры, ни омоновцы, ни тем более полковник Гержа ничего об этих планах не знали. Принимая решение о зачистке дома, они руководствовались только скудной информацией, что якобы в окрестностях этого дома местные жители часто видели подозрительных людей кавказской наружности; некоторые из них были даже вооружены и почти не скрывали этого.
Особняк по регистрационным документам принадлежал одной из мелких коммерческих фирм, номинальным хозяином которой являлся некий пенсионер, который за триста рублей дал свой паспорт на несколько дней незнакомым людям. Мысль о том, что здесь могут скрываться остатки чеченского отряда, большая часть которого была уничтожена на днях в заброшенном поселке нефтяников, никому не приходила в голову. Если бы руководящий зачисткой майор знал все это, он конечно же не полез бы со взводом ОМОНа на рожон, а подготовился основательнее и уж во всяком случае прихватил бы с собой бронетехнику...
Сейчас, встретившись с ожесточенным сопротивлением — по милиционерам, не жалея патронов, лупили из автоматического оружия буквально изо всех окон особняка, — нападавшие решали, как им дальше быть: вызывать подкрепление или попытаться проникнуть в дом своими силами. И тут свое слово сказал старший лейтенант ОМОНа Пасько, командовавший теми самыми орлами во внушительного вида экипировке.
— Дайте мне свободу действий, — сказал он, — и через полчаса мои ребята этих, которые в том доме борзеют, уложат или носами в землю, или навсегда.
— У тебя не так много людей, старлей, чтобы ими рисковать... — засомневался майор Мальцев из местного УБОПа. Именно на майора было возложено руководство зачисткой, и он не хотел терять, пусть даже ранеными, ни одного человека. — Там слишком плотный огонь, положишь половину людей, пока окажешься в доме.
— Ты что, майор, думай, что говоришь! — вскинулся в обиде старлей. — Мне каждый мой боец — боевой товарищ и друг, я ни одного под дурную пулю не поведу. Мы пойдем другим путем...
— Поделишься каким? — усмехнулся Мальцев.
— Андрей! — Вместо ответа старлей махнул рукой одному из своих бойцов. — Тащи сюда пару трубок!
Через минуту старлей и его сержант стояли, прикрываясь покореженной взрывом створкой ворот; у обоих на правом плече лежало по «мухе» — одноразовому гранатомету.
— Ну что, майор, даешь добро? — спросил старлей.
— Давай делай как знаешь... — разрешил Мальцев.
Омоновцы почти одновременно нажали на пусковые устройства гранатометов. Одна из гранат, оставляя за собой шипящий дымный след, вонзилась прямо в центр роскошной парадной двери; раздался взрыв, в воздух полетели щепки, осколки кирпича и цветного витража, бывшего над дверью. Вторая граната разорвалась в окне второго этажа. Сразу же после взрыва оттуда повалил густой темный дым, — видимо, в комнате было чему гореть...
Все остальные омоновцы немедленно открыли плотный огонь по дому, не позволяя засевшим там чеченцам даже попытаться оказать сопротивление. Старлей отбросил на землю отслужившую свое «муху» и, перехватив в руках поудобнее штурмовой АКМС, закричал: «Первое и второе отделение, вперед!» — и первым под прикрытием огня своих бойцов устремился ко входу в дом. Омоновцы были буквально в трех шагах от особняка, когда из него на волю вырвался бьющий по барабанным перепонкам гул; наблюдающие за домом со стороны видели, как особняк на мгновение как будто раздулся, затем переполнивший его огненный смерч вырвался наружу, разметав на многие десятки метров в сторону стены и крышу. Бежавших к дому омоновцев откинуло взрывной волной назад и покатило, словно пушинки, по земле, и через несколько секунд, когда начали оседать поднявшиеся в воздух дым и пыль, можно было увидеть, что на месте недавно красовавшегося роскошного особняка находится глубокая воронка, обрамленная битым кирпичом и остатками взорванного фундамента...
Самоубийственное решение принял сам Султан. Он находился на первом этаже, когда взрывом омоновской гранаты ему оторвало правую руку; еще несколько осколков впились ему в живот, Султан понял, что конец его близок. Не желая, чтобы остальные бойцы, увидев его мертвым, сдались русским и тем самым опозорили и себя и его, Султан, превозмогая жуткую боль, побежал к лестнице, ведущей к подвалу. Распахнув дверь в комнату, где был складирован динамит, он снял с пояса гранату, сдернул с нее чеку и положил «лимонку» на ящик со взрывчаткой, затем закрыл глаза и за несколько оставшихся ему секунд успел прошептать про себя несколько молитвенных слов, обращенных к Аллаху...
Таков был конец чеченского отряда. Ни один из находившихся в доме не остался в живых: взрывчатки, хранившейся в особняке, было столько, что ее хватило бы на десяток таких домов. Омоновцам, оказавшимся рядом с домом в момент взрыва, повезло больше: кроме пары переломов рук и ушибов от разлетевшихся от взрыва кирпичей, других потерь они не понесли. Правда, все нападавшие были основательно контужены ударной и звуковой волнами, но эта контузия вскоре прошла, и к потерпевшим снова вернулась способность слышать и говорить не напрягаясь...
Полковник Гержа, поняв, что теперь ему в Поволжье делать нечего, вечером того же дня вылетел обратно в Москву. Если бы он знал, что в эти часы будет происходить на полигоне «Гамма», он бы ни за что этого не сделал.
9
Когда нам приказали встать и идти в глубь леса, я понял, что пора принимать меры, а то наши спецназовские «братья по оружию» через пару минут навсегда уложат нас в здешних болотах...
Я прикинул: я мог бы спокойно уложить тех двоих, что были ближе всего ко мне, хотя они и осторожничали. Я встретился глазами с Боцманом, он показал мне глазами на своего: этого, мол, беру. Я нахмурился, показывая ему: не надо, подожди. Он недовольно повел плечами: все-таки нас вели убивать... А я решил, что сейчас самое время предъявить нашу охранную грамоту, привезенную Голубковым, и подал голос:
— Постойте, мужики! Вы нас приняли не за тех. Тот, кого вы оставили лежать на поляне, — генерал из УПСМ. Слышали про такую контору? Ну вот! А наш отряд подчиняется генералу Бойко из Совета безопасности... В моем внутреннем кармане документ, подтверждающий мои полномочия. Наверное, у вашего командования с крышей не все в порядке, раз вы на своих наезжаете. Мы же одну с вами работу делаем, а вы нас в расход собрались пустить. Но мы не в обиде... Как, ребята?..
Я посмотрел на своих. Док ответно ухмыльнулся, остальные ожидали развития ситуации, вернее, моей команды. Думаю, мы бы их сделали, но уж больно обидно было: свои же! К счастью, по всей видимости, моя речь возымела какое-то действие: не то что в жестах сопровождавших нас ребят поубавилось решимости, нет. Они по-прежнему молча вели нас по лесу, лишь изредка бросая вопросительные взгляды на замыкавшего нашу цепочку коренастого мужика лет под сорок — наверно, он и был командиром их группы. Так вот, изменилось вдруг что-то в этом самом мужике.
— Стоять! — неожиданно приказал командир. — Руки за голову!
Да, опыт, пожалуй, у него был — не зря он нас опасался. Однако мы даже с удовольствием подчинились его приказу: лучше стоять на месте с задранными руками, пусть и под дулами компактных пистолет-пулеметов «кедр», чем идти навстречу своей смерти...
Командир подошел ко мне, стараясь не касаться моего тела, залез мне во внутренний карман куртки, извлек оттуда листок Голубкова Он внимательно прочел документ и задумался. По всей видимости, в подлинности документа сомнений у него не было.
— Возвращаемся! — приказал он и таким же макаром — гуськом, руки за головой — повел нас назад, к той поляне, на которой остался лежать лицом в траву Голубков.
Когда мы оказались на поляне, коренастый снова положил нас ничком на землю, и наступил черед Константина Дмитриевича. Командир дал знак поднять его и отвести в сторону. Я лежал с краю, земля холодила, я еще подумал: не подхватить бы какую-нибудь простуду, но были у меня в том и свои преимущества — я слышал весь их разговор.
— Предъявите ваши документы! — сказал Голубкову командир спецназовцев.
«Суки, — подумал я, — про документы надо было с самого начала спрашивать, а не тащить всех сразу в лес. Хотя, быть может, это и есть высокий профессионализм, когда приказ выполняется без всяких рассуждений, четко и точно. Ну как бы ты сам поступил, окажись на месте этого командира? То-то и оно... Уж наверняка не стал бы документы спрашивать...». Приказано — сделал, а потом уж разбирайся.
Голубков спокойно достал свою генеральскую корочку, развернул ее и продемонстрировал командиру группы захвата. На снимке в удостоверении Константин Дмитриевич был сфотографирован при полном параде: в генеральском мундире, с несколькими орденскими планками. Удостоверение начальника оперативного отдела УПСМ, подписанное самим президентом, произвело нужное впечатление; командир уже не смотрел так презрительно-строго, и тон его значительно смягчился.
— Вы понимаете, товарищ генерал, что я не могу не выполнить отданный мне приказ?.. — сказал спецназовец Голубкову.
— Да, я отлично понимаю положение, в котором вы оказались, — мягко ответил Константин Дмитриевич. Мы все напряженно прислушивались к их разговору: от того, чем он закончится, можно сказать, зависела наша судьба... — Но это положение можно исправить. Если вы дадите мне полчаса, я буду в силах оказать вам помощь.
— Помощь? — удивился командир. — Нам?
— Да, помощь. И именно вам. Ведь это вам необходимо сейчас принять правильное решение, чтобы не сделать непоправимую ошибку... Вы документы мои видели? Как старший начальник, я могу просто отменить предыдущий приказ, и вы обязаны будете мне подчиниться. Но я пойду другим путем. Я хочу вас убедить. Для этого давайте воспроизведем логику всех предыдущих действий в этой операции. Не возражаете?
— Никак нет! — гаркнул спецназовец, и это мне уже понравилось.
— Вот уже вторые сутки всем спецслужбам поручен поиск и уничтожение особо опасной террористической группы, в руках которой может находиться оружие массового уничтожения. Моя группа первая обезвреживает террористов, еще в Поволжье. Но высокопоставленные люди в Министерстве обороны, от которых много чего зависит и которые, возможно, напрямую связаны с похищением этого оружия, желают как можно скорее замять скандал, связанный с пропажей, и делают все, чтобы на мою группу началась повсеместная охота... Вследствие чего вашей группе дается наводка на моих ребят, которые возвращаются в Москву, — кстати, после успешно выполненного ими задания... Кого будут винить в случае ошибки? Конечно же вас — непосредственного исполнителя. Я знаком кое с кем из вашего руководства. Вы знаете полковника Кузнецова? Свяжитесь с ним, и он подтвердит мои полномочия...
— А полномочия этих людей он тоже подтвердит? — по-прежнему недоверчиво спросил командир.
— Нет конечно же, — улыбнулся Голубков, — вы же прекрасно знаете специфику спецслужб: лишней информации никому! О том, что поручено именно этой группе, знают только генерал-полковник Бойко и я. Если желаете, я могу связать вас с Советом безопасности, и Бойко подтвердит, что эти люди не являются террористами, а выполняют задание Совета безопасности...
— Ну ладно... — сказал контрразведчик после недолгого раздумья, — полчаса у нас есть. Сначала позвоним полковнику Кузнецову...
Это была моральная победа! Голубков сумел-таки внести сомнения в служивую душу командира спецназовцев, убедить его не подчиняться слепо приказам сверху, не уяснив для себя всех обстоятельств дела. В конце концов, не палачи же они! Для расстрела своих без суда и следствия должны быть, согласитесь, достаточно веские основания...
Командир спецназовцев достал телефон и нажал кнопку вызова, затем, убедившись в том, что нужный абонент на связи, сказал:
— Сокол, я Синица. Возник один вопрос...
— Какой, к чертям собачьим, может быть вопрос, Синица?! — удивился Кузнецов. — Ты выполнил приказ по уничтожению террористов?
— Никак нет. В момент захвата с этой группой находился генерал Голубков. Он утверждает, что те, кого мы принимаем за террористов, — это его люди... Я счел, что в данной ситуации я обязан получить подтверждение приказа о ликвидации.
Командир спецназовцев надолго притих — видимо, ждал, когда его собеседник выйдет из состояния задумчивости.
— Голубков у тебя далеко, майор? — наконец спросил Кузнецов.
— Рядом.
— Дай ему трубку...
Командир передал мобильник генералу.
— Привет, Василий! Извини за утро... — сказал Голубков как можно более дружелюбным тоном.
— Ну ты и жук, Костя! — обиженно отозвался Кузнецов. — Что же ты мне голову морочил? Не мог сразу поставить в известность? Знал же, что людьми рискуешь...
— Если бы мог, то поставил бы, — сказал Голубков. — Мне тоже ребят своих под твоих орлов подставлять резона не было. Поверь, по-другому не получалось. Еще раз извини. Теперь, надеюсь, все стало на свои места и можно считать инцидент исчерпанным?
— Ох, Костя, не все так просто... — вздохнул Кузнецов. — Если бы это только от меня зависело! Тут генерал-лейтенант Савченко командует. У тебя хоть какие-то полномочия есть, чтобы мне в случае чего твоих ребят от Савченко прикрыть?
— У них есть официальное подтверждение от генерала Бойко, чего тебе еще надо? Пусть Савченко сам звонит в Совет безопасности, если ему так неймется. А я ему своих ребят в обиду не дам! И ты мне в этом должен помочь! Мы ж с тобой разведка, а не солдафоны...
— Ладно, Костя, не кипятись, разберемся... Погоди только минутку, надо подумать. Дай-ка мне моего Жукова...
Голубков передал трубку командиру.
— Вот что, майор... — сказал Кузнецов, — приказ о ликвидации я отменяю; кажется, здесь мы и вправду чуть в дерьмо не залезли по самые уши. Я попробую тут все прояснить, а ты свяжись со мною через десять минут, тогда скажу, что дальше делать будешь.
— Есть связаться через десять минут! — с видимым облегчением произнес Жуков и отключил мобильник. Затем майор повернулся к нам и сказал фразу, которую я так надеялся услышать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34