Единственный способ работы для отдела соглядатаев — это признать, что не существует элиты, которая свободна от тайного наблюдения. С другой стороны, это правительственное заведение, и, как каждое правительственное заведение, оно не может существовать без денег. Существует опасность, что люди, распределяющие деньги, могут почувствовать себя независимыми от тайного наблюдения. Вот почему, когда кто-то начинает охотиться за моим скальпом, Доулиш меня защищает. У нас с Доулишем идеальная система Хорошо известно, что я необузданный несговорчивый хулиган, на которого Доулиш почти не имеет влияния. Доулиш сам культивирует этот миф. Но однажды миф разрушится, и Доулиш отдаст меня на съедение волкам. А пока этого не произошло, наша с Доулишем близость обратно пропорциональна нашим различиям, потому как в этом его защита, моя защита и, можешь верить, можешь не верить, и защита парламента тоже.
— На следующей неделе твой урок для малолеток на тему «Умелое управление государством», — прокомментировала Джин. — А сейчас давай вернемся к Виктору Сильвестру.
— Виктор Сильвестр, — сказал я, — Бог мой, ты договорилась с Би-би-си, чтобы исполнили «Когда-нибудь я найду тебя»?
— Слава Богу, я не полагаюсь на твою память. Ты можешь спровоцировать международный скандал. Вещь называется «Там стоит маленький отель», и вчера утром ее уже исполнили в международной программе по заявкам Би-би-си.
— Хорошо, — сказал я.
— Кстати, о музыке, я купила тебе небольшой подарок. — Она открыла большой ящик своего тикового стола и вынула оттуда коричневый бумажный конверт. Внутри находилась долгоиграющая пластинка «Вариации для духового оркестра» Шенберга.
Я глядел на пластинку, раздумывая, зачем это Джин купила мне ее. Я слышал эту вещь на прошлой неделе, когда ходил на концерт с... О-о.
Джин смотрела на меня взглядом князя Дракулы.
— Я была в «Ройал-фестивал-холл», когда у тебя было деловое свидание со знаменитой мисс Стил.
— Ну и что? Там были еще пара тысяч любителей музыки.
— Лучше говорить «любовников».
— Иди в экспедицию и возьми у них на время проигрыватель.
— Надеюсь, ты будешь испытывать угрызения совести всякий раз, как услышишь эту вещь.
— Да, — ответил я.
Сотрудники экспедиции в свое время откладывали по пять фунтов в неделю, чтобы купить проигрыватель. Это был хороший аппарат. Конечно, не чета моему «хай-фай», но все же вполне приличный для рядовых записей. Басовые партии слышались ясно, громкость была такой, что, когда я проигрывал пластинку во второй раз, Доулиш стал стучать в пол от негодования.
— "Вариации для духового оркестра" Шенберга, — сказал я.
— Мне плевать, даже если это хоровое общество Государственного казначейства. Не хочу, чтобы это звучало в моем кабинете.
— Это не в вашем кабинете, а в моем.
— Это все равно в моем, — сказал Доулиш. — Я не слышу самого себя.
— Уверяю вас, вы ничего не теряете. — Доулиш погрозил мне трубкой и указал на кресло.
— Самый обычный случай, — сказала Алиса Доулишу. Я сел в кресло из черной кожи. На столе лежала кипа газет. Я долго рылся в ней и, наконец, выбрал «Геральд трибюн».
— Либеральная партия, — сказал Доулиш Алисе. Алиса пожала плечами и положила поисковую карту в ИБМ-88, а толстую пачку перфокарт в наклонный карман машины справа. Потом включила машину, послышался шум тасуемой бумаги. Перфокарты высыпались специальный карман, все, кроме четырех.
— Четыре, — объявила Алиса голосом крупье.
— Проверь теперь на консервативную партию, — сказал Доулиш.
— Нет, — ответила Алиса, — не стоит, их будет слишком много. — Доулиш положил чистый лист бумаги перед собой на стол поизучал его, а потом вытащил из кармана приспособление, которому позавидовала бы испанская инквизиция. Он поковырял им трубку и высыпал на стол горку сгоревшего табака.
— Тогда попробуем по-другому. — Он ткнул в пепел пальцем. — Просмотри все авиационные компании, которые оказывали хоть какое-то гостеприимство или услуги...
— Не авиационные, — сказала Алиса. — Там ракеты... нам потребуются промышленные фирмы.
— У которых налоговая служба зафиксировала доход не менее десяти тысяч фунтов стерлингов в прошлом финансовом году. А потом мы изучим и новые фирмы тоже. Где-нибудь выскочит, все дело во времени. Только не включай машину сейчас, Алиса, она ужасно шумит.
Алиса подошла к столу Доулиша, собрала табачный пепел в чистый конверт и выбросила его в мусорную корзину. Потом поправила письменный прибор и вышла из комнаты. Доулиш сказал:
— "Вариации для духового оркестра"? Очень мило, очень мило.
— Вы знаете Харви Ньюбегина из государственного департамента? Последние несколько лет он работает в Праге.
Доулиш повторял фамилию «Ньюбегин», ставя ударение то на одном, то на другом слоге. Вытащив блестящий мешочек с табаком, он начал набивать свою трубку.
— Неприятности, — произнес Доулиш тихо, словно это было еще одно забытое имя. — Неприятности с женщиной в... — он взглянул на меня, одновременно повышая голос и поднимая трубку, — Праге.
— Об этом я и говорю. В Праге.
— О чем говорите? — переспросил Доулиш.
— Ньюбегин — сотрудник государственного департамента в Праге.
— О чем тут спорить? Все это легко получить в наших фондах за пару минут. Только дети радуются, что помнят такую чепуху.
— Я думаю, его надо нанять.
— Нет, — сказал Доулиш, — я не согласен.
— Почему?
— До государственного департамента он четыре года работал в министерстве обороны США. Если мы подпишем с ним контракт, они вон поднимут.
Я понял, что Доулиш знает об увольнении Харви и что он тщательно изучил наше досье на Харви, хотя и притворялся, будто не помнит его имени.
— Мне кажется, стоит рискнуть, — сказал я. — Он первоклассный специалист.
— Какие деньги он от нас ожидает? — осмотрительно спросил Доулиш.
— Он чиновник зарубежной службы 3-го класса. Думаю, что оклад него четырнадцать тысяч долларов в год. Кроме того, он, естественно, получает на почтовые расходы, квартирные, представительские...
— Печально, — прервал меня Доулиш, — я все это знаю. Такие деньги исключены.
— Но есть одна вещь, которую мы можем предложить ему совершенно бесплатно, — сказал я, — британский паспорт для его будущей жены, этой чешской девчонки.
— Вы предлагаете натурализовать Ньюбегина, чтобы его жена стала британкой по браку?
— Нет, я предлагаю не это. Пусть Ньюбегин сохранит свой американский паспорт, а мы дадим девчонке британский. Так у нас будет чуть больше маневра.
— Значит, вы все продумали?
— Да.
— Как вы думаете, чешская разведка завербовала девчонку? — спросил Доулиш.
— Мы должны считаться с такой возможностью, — сказал я. Доулиш сложил губы бантиком и кивнул. — Государственный департамент, — сардонически заметил я. — У меня от них...
— У них собственные методы работы, — отметил Доулиш.
— Выяснять вещи, не приближаясь к ним?
Доулиш улыбнулся.
— Они не умеют работать с такими прекрасными людьми. Харви Ньюбегин говорит по-русски как Бог.
— Ничего удивительного. Его мать и отец были русскими, — сказал Доулиш.
— Казалось бы, государственный департамент должен выплатить ему премию за женитьбу на чешской девушке. А они только и умеют, что заставлять людей вскакивать и петь клятвы верности.
— Это молодая страна, — сказал Доулиш. — Хватит об этом... что вы делаете с «Нью-Йорк геральд трибюн»?
— Это лестница, — сказал я.
— Боже праведный, газеты же надо сдавать вниз, в хранилище, не рвите их — вы что, совсем ничего не понимаете? Вдруг нам придется сослаться на какую-нибудь статью из этой газеты... черт возьми, какая длинная.
— Если растянуть, она дойдет до окна.
— Нет, — сказал Доулиш.
— Держите этот конец, а другой тяните.
— Замечательно, — воскликнул Доулиш. — Вы должны научить меня. Моим детям это наверняка понравится.
— Надо... идите дальше, тут еще много... взять одну из американских газет.
— Подумать только, как замечательно, — сказал Доулиш. — Откройте дверь, давайте протянем ее по коридору. Возьмите с моего стола воскресный номер «Нью-Йорк таймс». Он самый толстый.
Открыв дверь, я увидел Алису, которая стояла в коридоре с охапкой перфокарт промышленных компаний.
— Не бросайте ваш конец, — заорал Доулиш. — Тут он поднял голову и тоже увидел Алису.
Глава 37
Опорной фигурой называется та, которой отводится особая роль. Она часто становится объектом атаки противника.
Лондон, суббота, 26 октября
Это очень хорошо, что Джин заранее заказала столик в «Ше Соланж» — ресторан был забит. Столы украшали помидорные салаты, куски пирога и вазы с фруктами. Гренад с трудом расправлялся с изысканными французскими блюдами и вытирал лицо салфеткой.
— ... с инструментальной коробкой в положении «Страудли», — говорил он. — На всех британских железных дорогах их осталось не больше полудюжины, но мы уже наскучили мисс Джин.
— Что вы, — возразила Джин с не меньшей галантностью. — Очень интересно вас послушать.
Гренад снова промокнул губы, доедая свой палтус.
— Девица утверждала, что она американская гражданка, — сказал он. Джин сделала вид, что не слышит.
— Я вас предупреждал об этом, — сказал я.
— Она утверждала, что вы украли у нее паспорт, и требовала, чтобы ей разрешили позвонить американскому консулу.
— Шумела, да? — спросил я и опустил кусок хлеба в соус, я считал, что в буржуазном французском ресторане это допустимо.
— Она требовала, чтобы я остановил вашу машину и обыскал вас.
— Пустая трата времени, — сказал я.
— В точности мои слова, — усмехнулся Гренад. — Я ей объяснил, что если никакого паспорта вы у нее не воровали, то ничего мы и не найдем. Если же, напротив, ее утверждение верно, то вы ни в коем случае не станете разгуливать с ним в кармане.
— Она удовлетворилась объяснением? — спросил я и вылил остатки вина в свой бокал. — Многие любят ароматный рейнвейн с рыбой, я же предпочитаю настоящее сухое вино.
— Сорт «Пуйи Фюиссе» очень хорош с палтусом, — сказал Гренад. — Удовлетворилась? Нет, ее перекосило от ярости. Она сломала каблук о ногу Альберта.
— Вы бы лучше подставили ей батарею парового отопления, — сказал я. — Где она сейчас?
— Она сказала нам, что хочет уехать в Нью-Йорк, и мы написали письмо в аэрокомпанию «Пан-Америкэн»; если ее задержат в Айлвуде, мы возьмем ее обратно. Больше мы о ней ничего не слышали. Кстати, — тут Гренад стал обшаривать многочисленные карманы своего костюма. Наконец он нашел бумажник, забитый билетами, вырезками, деньгами и письмами, и извлек оттуда фотографию. — Вот это я вынул из кармана вашего друга Валкана. А потом забыл отдать ему обратно.
На фотографии было восемь человек. Один — в форме майора СС, в очках с металлической оправой, он стоял, улыбаясь и заткнув большие пальцы за ремень. Остальные семь были одеты в полосатые пижамы заключенных концлагеря. Эти не улыбались. За спинами людей виднелись два грузовика для перевозки скота и множество железнодорожных путей.
— Мор, — сказал Гренад, постукивая по офицеру СС, — у него несколько вилл в районе Сан-Себастьяна. Говорят, что очень приятный человек.
— Очень, — согласился я.
— Один из полосатых похож на вашего старого друга Валкана, согласны? — спросил Гренад.
— На этих старых грязных фотографиях все люди похожи друг на друга, — сказал я. — Человек справа немного похож на вас. — Гренад улыбнулся, я тоже, но мы оба знали, что ни его, ни меня не надуешь. — Как бы то ни было, я рад, что все обошлось. Кстати, вспомнил, у меня сейчас срочное дело. Почему бы вам вдвоем не посмотреть на поезда, а потом мы вместе попьем чаю.
— Мисс Джин не очень любит смотреть поезда, — сказал Гренад неопровержимую правду.
— Чепуха, — сказала Джин. — Я бы с удовольствием пошла с вами, но мне надо взять пальто на работе. — Я улыбнулся ей, и поскольку на нее смотрел Гренад, она мне ответила тем же.
* * *
Прямо из ресторана я отправился на станцию метро «Лестер-сквер». На ступенях лестницы сидели дети с разукрашенными лицами и били в пустые консервные банки. Каждому прохожему они скучно ныли: «Подайте пенни чучелу». Я купил у них трехпенсовик и позвонил в контору. Номер на Шарлотт-стрит сначала, как и положено, выдал сигнал «линия не работает», а потом автоматически перешел на обыкновенный вызов. Я назвал телефонистке недельный пароль:
— Мне бы хотелось знать счет последних крикетных матчей.
Телефонистка ответила:
— Вы наш подписчик?
— Да, я уже два года ваш подписчик... Мистера Доулиша, пожалуйста.
Телефонистка по небрежности не отключилась, и я услышал, как она говорит Доулишу:
— Он звонит по обычному телефону, не забывайте, пожалуйста.
Я запомнил точное время, чтобы впоследствии сообщить по команде о небрежности телефонистки. Затем послышался голос Доулиша:
— Что-то у вас рано ленч кончился, сейчас всего без четверти три.
— В «Кэприс» теперь телефоны на каждом столике, — сказал я. Наступила тишина. Доулиш пытался понять, то ли я действительно в «Кэприс», то ли посылаю ему какое то сообщение.
— В чем дело? — наконец спросил он.
— Газ и электричество в старой квартире Саманты Стил.
— Зачем?
— Так, предчувствие, — сказал я.
— Поскольку министерство внутренних дел в курсе, думаю, что последствий не предвидится, валяйте. Я позвоню Хэлламу.
— Хорошо, — сказал я. — Спасибо.
— Посмотрим, что у вас получится, — сказал Доулиш. Он всегда был осторожным человеком.
* * *
Белая машина Саманты марки «альпайн» стояла у дома. Я свернул в ворота и пошел по дорожке, усыпанной мокрыми бурыми листьями. На стене, внутри готического крыльца, висела маленькая табличка «Квартиры 1 — 5». Напротив кнопки звонка с номером четыре было написано «Стил». В нижней части металлической таблички значилось: «К смотрителю — с бокового входа». Я нажал на звонок четвертой квартиры и подождал, глядя на занавески. Ничто не шелохнулось. Обогнув дом, я подошел к боковой двери, у которой на ящике с пустыми грязными молочными бутылками спала кошка. Я нажал на звонок. К двери вышел краснолицый мужчина в цветастом свитере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33