https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/bojlery/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Впрочем, не слишком густые.Тони нарисовал брови, как у Брук Шилдс, посчитав, что лишние волосы потом можно будет убрать.— Теперь нос. Вздернутый? С горбинкой? Или острый?— Нет. Больше похож на нос Энни Арчер.Тони закрыл глаза. У Энни Арчер красивое лицо и запоминающаяся форма носа. Пришлось нарисовать нос по памяти.— А рот можете описать?— Не слишком полный, не слишком широкий.— Хорошо. Что еще?— Красивый. Добрый. В нем есть что-то материнское.— Я могу изобразить доброту, но никак не красоту, — возразил Тони. — Подумайте еще.Они минуты полторы спорили насчет формы губ и в конце концов сошлись на том, что рот, должно быть, смахивает на рот Сьюзен Луччи.Тони начал водить карандашом по бумаге и вдруг осознал, что совершенно не может припомнить, как выглядит рот у Сьюзен Луччи. Ноги — помнит. Глаза — тоже. А вот рот — проблематично.— А может, рот еще какой-нибудь актрисы похож на рот вашей жены? — спросил Тони.— У Минни Маус.— Ну, ее-то нарисовать — раз плюнуть.Для первого раза получилось на удивление хорошо. Красивое лицо, хотя глаза смотрели чересчур печально.— Остались только волосы, — подбодрил Де Вито.— Длинные, со лба зачесаны назад.— Сейчас.Закончив портрет, Тони повертел его в руках и спросил:— Похоже?Парень нахмурился.— Нет, совсем не то. Рот слишком тонкий, нос слишком острый, а глаза вообще не ее.— А как все остальное? — сухо поинтересовался художник.— Волосы похожи, — кивнул Римо Лолобриджида.«Прекрасно, — подумал Тони. — Такая прическа была в моде лет двадцать — тридцать назад, но тем не менее я попал в точку».— Ладно, — буркнул он, — давайте проработаем элементы. — И он начал стирать нарисованное. — А если глаза будут вот такими?— Такое впечатление, будто она злится.— Ну и ладно, пусть будет злюкой. Она когда-нибудь выглядела так, когда сердилась?— Ни разу не видел ее злой.— Давно женаты?— Нет.— Ладно, а вот так?— Так вроде похоже.— Теперь давайте удлиним нос.Прошло еще минут двадцать, прежде чем расстроенный муж выпалил:— Она! Вылитая она!— Точно? Ну что ж, тогда развесим везде плакаты. Мы свое дело знаем.Обеспокоенный муж взял у художника лист бумаги и невероятно долго смотрел на портрет. Причем смотрел так, будто не видел эту женщину уже очень, очень давно.— Вылитая она, — задумчиво повторил Римо.— Что ж, значит, разошлем.Тони уже хотел было встать, но посетитель, не отрывая глаз от бумаги, рассеянно протянул руку к правому колену художника. Де Вито почувствовал себя так, словно его стиснули тисками и вновь усадили на твердый деревянный стул.— Эй!Парень вдруг железной рукой схватил его за горло. Не отрывая глаз от рисунка, проситель встал.В глазах художника все потемнело, а когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем стуле, а дежурный сержант плещет водой ему в лицо.— Что случилось?— И ты еще спрашиваешь? — взорвался сержант Тримэйн. — Это ты должен мне сказать, что произошло!— Я сделал рисунок для этого парня, Лолобриджиды, а он вдруг начал чудить. — Пострадавший огляделся по сторонам. — А где он?— Он? Он отсюда не выходил!И тут оба обратили внимание на открытое окно. Холодный ветер, казалось, вот-вот разметает бумаги по столу Тони.— Очень странный тип! И зачем ему это — сначала заставлять нас рисовать его пропавшую жену, а потом убегать с рисунком? — недоумевал Де Вито.— Да псих он! — рявкнул Тримэйн. — Я сразу понял, что он чокнутый, стоило ему здесь появиться.— Мне он показался совершенно нормальным.Тримэйн захлопнул окно.— На улице наверняка градусов сорок, По Фаренгейту; по Цельсию — около пяти градусов тепла.

а он разгуливает в какой-то дурацкой майке. Говорю же — чокнутый. Я их за три мили чую.— Почему же ты меня не предупредил?Трой Тримэйн пожал плечами.— Ну, он имел право обратиться, а я могу и ошибаться в людях. Но только не в случае с психами.— Что будем делать?— Что до меня, то я ровным счетом ничего не буду делать. А ты давай рисуй. Надо повесить портрет этого долбанутого на стенке в дежурке, чтобы ребята знали. Глава 8 Доктор Элдас Герлинг нервничал. Очень нервничал. Как заведующий психиатрическим отделением Фолкрофтской лечебницы он был хорошим специалистом по неврозам, психозам и всем остальным формам душевного расстройства, известным современному человечеству.И тем не менее Герлинг не понимал, что происходит.Все дело было в барабанном бое. Его слышали и раньше. Но, к несчастью, все, кто слышал эти звуки, считались пациентами психиатрического отделения. Правда, первым из числа здоровых о барабанном бое сообщил один из санитаров.Доктор Герлинг посчитал это заявление чистейшим примером звуковых галлюцинаций. Однако персонал больницы стал прислушиваться, и вскоре уже многие подтверждали слова санитара. Конечно, нет ничего странного в том, что кто-то слышит звуки барабана. Обыкновенная игра воображения и ничего больше.Но тут доктор Герлинг услышал ЭТО сам. Отчетливый барабанный бой, ровный и размеренный. И как ни странно, знакомый. Герлинг устремился к тому месту, откуда исходил звук, но источник барабанного боя все удалялся и удалялся. Каждый раз он, казалось, находился за ближайшим углом.Наконец доктор Герлинг сделал последний поворот и решил, что наконец загнал надоедливый гул в угол — в кладовую, откуда не было другого выхода.Доктор открыл дверь, и звук резко оборвался. И все же в помещении кладовой не нашлось ничего, что могло бы вызывать подобное явление. Совсем ничего похожего.Тем не менее, доктор Герлинг счел необходимым осведомить доктора Смита, что позднее и сделал.Во время обхода, доктор Герлинг беспрестанно думал о том, получил ли доктор Смит это сообщение. Он думал и о том, дойдут ли теперь до доктора Смита хоть какие-то сообщения вообще, учитывая то достойное сожаления состояние, в котором он находился. Тогда, взглянув на своего шефа, доктор Герлинг весь покрылся бледностью. Смит был, видимо, полностью парализован. Он лежал совершенно неподвижно, с широко открытыми глазами, каждый мускул напряжен так, будто вот-вот разорвет оболочку бесполезного тела.Доктор Герлинг остановился перед дверью палаты, в которой лежал один из самых тяжелых пациентов Фолкрофта, Иеремия Пурселл.Когда этого тощего, бледного молодого человека с длинными золотистыми волосами впервые доставили в Фолкрофт, Иеремия был полным идиотом. Он настолько впал в детство, что не мог самостоятельно есть и одеваться и даже был не в состоянии без посторонней помощи сходить в туалет.К счастью, теперь Пурселл в основном обслуживал себя сам. Тем не менее он, казалось, впал в прострацию и часами смотрел мультфильмы и прочие детские передачи. У молодого человека не наблюдалось признаков какого-либо характерного заболевания, так что доктор Герлинг сам его придумал: «аутистический регресс взросления». Он мог бы даже написать работу об этом новом открытии в психиатрии, но доктор Смит всегда ратовал за то, чтобы о Фолкрофте никто не вспоминал — пусть даже в хвалебных выражениях.Доктор Герлинг наблюдал за своим необычным пациентом через крошечное квадратное окошко в металлической двери. Пурселл сидел в большом комфортабельном кресле, голубые глаза больного не отрывались от телевизионного экрана, на спине смирительной рубашки болтались длинные холщовые рукава. Время от времени Пурселл хихикал. Казалось, ему очень нравилась телевизионная программа, и доктор Герлинг сделал пометку в своем дневнике, что сегодня у пациента хорошее настроение.Доктор прописал ему только половину ежедневной дозы галоперида и перешел в другую палату.Следующий пациент был настроен не столь благодушно. В Фолкрофте он лечился сравнительно недавно — около двух лет.Причем с интеллектом у него было все в порядке, но он страдал характерным заболеванием, называемым манией величия. Пациент считал себя Дядей Сэмом Бисли, знаменитым мастером мультипликации и основателем империи развлечений Сэма Бисли, включавшей в себя киностудии и сеть тематических парков по всему миру.Дядя Сэм был одет как пират, начиная от повязки на одном глазу и кончая огромными башмаками. Почему тип, воображающий себя умершим двадцать пять лет назад мультипликатором, надел на себя пиратские одежды, было выше понимания Элдаса Герлинга, поэтому при первом же разговоре с больным он коснулся этой темы.— Пошел ты!.. — прорычал тот. И что интересно, голос мужчины звучал в точности так же, как у покойного Дяди Сэма Бисли — хотя, конечно, настоящий Бисли никогда не опустился бы до такой грубости.Сейчас доктор Герлинг наблюдал такую картину: Сэм — по приказу доктора Смита пациент значился в списке больных как Сэм Бисли — сидел за карточным столом и рисовал. За время своего пребывания в Фолкрофте он уже разрисовал все стены. На них изображалось, как больной через разбитое окно бежит из лечебницы, спускаясь по веревке из связанных между собой простыней. Очень реалистично. На одном из рисунков — автопортрете — Дядя Сэм перерезал горло доктору Герлингу своим пиратским крючком. Причем крючок существовал на самом деле. Пациента доставили сюда с ампутированной правой рукой, так что доктор подобрал ему подходящий крючок. В настоящее время крючок хранился под замком — с тех пор как Бисли дважды пытался применить его, чтобы перерезать горло санитарам. Доктор Смит тотчас решил, что крючок слишком опасен, чтобы оставаться на руке сумасшедшего. Правда, доктор Герлинг воспротивился.— Если забрать крючок, то это заставит пациента уйти в себя, стать некоммуникабельным.— Никаких крючков! — отрезал Смит и вынес Герлингу выговор за пренебрежение безопасностью персонала.Инцидент был исчерпан. Доктор Герлинг, конечно же, не согласился с этим решением, но ничего не поделаешь: над Фолкрофтом довлела железная воля Смита.Тем не менее, здоровой рукой пациент управлялся весьма неплохо. Рисунки отличались подлинным мастерством и выразительностью. Удивительно, как больному удалось вжиться в образ Дяди Сэма Бисли! Изображения, казалось, воистину выполнены рукой великого мультипликатора. Однажды доктор Герлинг попросил пациента нарисовать ему мышку Мононгагелу — сходство было поразительным, вплоть до стоящих торчком черных ушек!— Вам с легкостью предоставили бы работу в одной из студий Бисли по производству мультфильмов, — не подумав, брякнул Герлинг.— Я сам создал эти студии, ты, шарлатан! — рявкнул в ответ псевдо-Бисли, вырвал из рук доктора рисунок и, зажав зубами, разорвал в клочья. Его единственный глаз светился звериной яростью.Пока все эти воспоминания проносились в мозгу доктора Герлинга, пациент обратил на него внимание.— Ты, шарлатан! Как дела в Евро-Бисли? Посещаемость растет или падает?— Падает. Причем резко.— Черт побери! Ничтожества! Без меня совсем не могут управлять! Скажи им всем, что они уволены. Нечего было обращаться к этим снобам-французам. Проклятые лягушатники держат Джерри Льюиса за гения, а меня третируют как простого рисовальщика.— Я увижусь с вами завтра, — любезно откликнулся доктор.— А я увижу, как ты повиснешь на своем стетоскопе, — проворчал Бисли, возвращаясь к своим рисункам.— Интересный случай, — удаляясь, пробормотал доктор Герлинг и оставил записку старшей медсестре. Пациенту надо увеличить дозу клозарила, но при этом не забывать каждую неделю брать кровь на лейкоциты, количество которых из-за сильнодействующего наркотика может уменьшиться.В остальных палатах ничего интересного. Осматривая их, доктор Герлинг думал о событиях сегодняшнего дня.Над Фолкрофтом сгустились тучи. Какие-то проблемы с ФНУ: спецагенты так и шныряют здесь с самого утра с оружием в руках.Приехав сегодня на работу, Герлинг обнаружил на лужайке мертвеца, а раненые — к числу которых, собственно говоря, следовало бы отнести и доктора Смита, — уже находились под наблюдением лучших врачей Фолкрофта.На доктора Герлинга набросились представители Управления по борьбе с наркотиками и ФНУ. Учреждения боролись за право допросить его первым. Победило УБН, и доктор был подвергнут изнурительному трехчасовому допросу, заключавшемуся в многократном отрицании одних и тех же обвинений.В конце концов представитель УБН вынужден был передать его ФНУ. Последовал еще один длительный допрос, также состоявший из утомительных вопросов и возмущенных ответов.После этого Герлингу разрешили приступить к работе.Он обнаружил Фолкрофт лежащим в руинах, служащих в недоумении. Обслуживающий персонал распустили по домам, часть сотрудников, включая секретаря Смита, миссис Микулку, уволили.Интересно, не уволят ли вскоре и его самого? Что ж, это вполне реально, решил он.И продолжил обход. Может, ничего страшного и не случится, и статус-кво восстановится.Но сердцем он чувствовал, что это вряд ли. Федеральное налоговое управление и Управление по борьбе с наркотиками налетели на Фолкрофт как ангелы-мстители. Какая уж тут ошибка! Это очень могущественные и значительные для государства ведомства с весьма квалифицированными специалистами. Они не ошибаются.Если в душе доктора Герлинга еще оставались какие-то сомнения, то состояние доктора Смита их полностью рассеяло.Герлинга попросили оценить это состояние и, посовещавшись с врачами Фолкрофта — те, впрочем, так и не нашли у директора каких-либо органических изменений, — Герлинг пришел к однозначному заключению.— Видимо, подобное состояние имеет психосоматическую природу, — сказал он агенту ФНУ по имени Джек Колдстад.— То есть он притворяется?— Нет, я хочу сказать, оно возникло потому, что сознание мистера Смита отказывается воспринимать неприятную для него реальность.— И что же это?— Различные внешние проблемы. Страх. Депрессия.— А как насчет чувства вины?— Да, и чувство вины тоже. Это очень сильное чувство. Он может чувствовать себя виноватым по отношению к чему-то в своем прошлом.— Он виновен в том, что не выплатил налоги дядюшке Сэму — вот в чем!— Вот уж никогда не слышал, чтобы человека разбил паралич из-за того, что тот не выплатил федеральных налогов.— Тем не менее, я так и напишу в своем отчете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я