Напугалась ведь… Как подумала, что ты с ними ехал, так будто кишки выматывают.
— Пошли, — соображая про себя, как вырваться из Валиного плена, согласился Владислав.
Когда они дошли до общежития, Валя уже перестала казаться обузой, а когда поднялись к ней в комнату, превратилась в желанную…
— Все… Все… — уговаривала Валя. — У тебя же путевка только началась.
— Хорошо тебе? — спросил Котов.
— Не знаю, как жить буду, когда уедешь. А я-то, дура, думала, что ты с этой, Танькой, крутишь. Она ведь в тебя как кошка влюблена, по морде видно. А ты — мой!
Валя несколько раз припала губами к лицу Владислава и заснула крепко и безмятежно. Котов легко выскользнул из-под ее вялых рук, потихоньку оделся и вышел. Было уже не меньше часа ночи, но редкие парочки все еще разгуливали по парку, хотя, конечно, до одинокой прогулки Котова им дела не было.
Котов, не привлекая к себе внимания, тихо выбрался за территорию и зашагал вдоль берега. Шел он быстро, торопясь закончить дело до света, ведь утренняя зорька — любимое время рыбаков. Ему очень не хотелось кого-нибудь встретить, но в тот момент, когда он перепрыгнул святой ручей, из темноты шагнули две неясные фигуры…
ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
(окончание)
Заинтриговав читателя, прервемся и посмотрим, что же происходило с Сутолокиной, которую мы оставили в сумерках у загадочного холма.
… Всякая нормальная женщина, заметив, что уже темнеет, наверно, вернулась бы назад, отложив подъем на холм до следующего раза. Но Александра Кузьминична не совсем подходила под категорию нормальных. Она храбро пустилась в путь сквозь заросли по довольно крутому склону. Даже человек с прекрасным зрением имел все шансы исцарапать себе лицо о растопыренные ветки, а при особом везении — оступиться и заработать вывих, а то и перелом. Сутолокина же, подслеповатая даже в обычных очках, сквозь дымчатые и вовсе ничего толком не могла разглядеть. Они, правда, тоже были с диоптриями, но это не помешало Сутолокиной зацепиться дужкой за какую-то упругую ветку, и та, распрямившись, сдернула очки с носа Александры Кузьминичны и отбросила их в темноту, метра на три. Мир стал еще более непонятен и загадочен, все вокруг приобрело расплывчатые, нереальные и даже более того — фантастические очертания. Сутолокина потратила полчаса на поиски очков и в конце концов нашла, но только после того, как наступила на них правой туфлей. Жалобно хрустнули стекла, и Александра Кузьминична подняла из травы погнутую оправу с острыми зубьями осколков. Обнаружив, что очки больше не представляют никакой ценности, Сутолокина спрятала оправу в карман и начала искать тропинку. На это ушло еще не менее получаса, но вместо того, чтобы отправиться в дом отдыха, Александра Кузьминична двинулась вверх. Тропинка описывала спираль вокруг холма, постепенно приближаясь к вершине. Сутолокина то и дело натыкалась на ветки, цеплялась за них волосами, но все-таки с тропки не сбилась и примерно к полуночи добралась до цели. На плоской вершине холма обнаружилась круглая проплешина, по краям которой было что-то вроде пологого вала высотой не более полуметра.
Точно в середине стоял странный камень, немного похожий на гигантский «чертов палец». Кое-что в нем было от обелиска, кое-что — от пня. Однако все зависело от того, с какой стороны подойти. В одном ракурсе камень казался отвесным, в другом — наклонным, в третьем отчетливо просматривался изгиб, хотя никакого источника света, кроме луны, не имелось, да и та периодически пряталась за облака.
Сутолокина подошла к камню, пошарила по нему рукой, ощутив сыроватый мох, попробовала толкнуть, но камень прочно врос в землю.
«Ну, вот и дошла! — разочарованно подумала Александра Кузьминична. — А что нашла? Зачем мне все это было нужно?» От этих мыслей ей стало скучно, тут же накатила усталость, тело сковали лень и сонливость. Присев на какой-то бугорок у камня, Сутолокина решила чуточку отдохнуть и идти обратно…
И тут она услышала крик петуха.
Странно, но Александра Кузьминична не смогла определить, из каких кустов, с какой стороны донесся этот жестяной, злой выкрик, в котором не было ничего приятного. У нее даже возникло ощущение, что этот петух прокричал где-то у нее в мозгу, потому что здесь, на горке, заросшей лесом, непременно должно было отозваться эхо. А эха не было. Кроме того, в этом знакомом, не раз слышанном звуке чудилось нечто необычное — будто это даже не просто крик, а некий боевой, вызывающий сигнал. Белесый лунный свет, то ослабевая, то усиливаясь, отбрасывал на поляну неясные тени облаков. Казалось, что какие-то призрачные фигуры водят зыбкий, туманный хоровод вокруг камня. Как завороженная, следила Сутолокина за этим хороводом, ей даже казалось, будто она различает в очертаниях призрачных фигур не то плащи, не то шлемы с острыми шишаками.
Там, на рубеже вала, в сомкнутом боевом строю стояли серебристые витязи. Они сплошным кольцом окружали камень, рядом с которым сидела Александра Кузьминична. Но самого камня уже не было. Сутолокина знала, хотя и не оборачиваясь, что за ее спиной — бог, но не христианский, а языческий. Она даже догадывалась, что бог этот — громоносный Перун, и внезапно поняла, что эта круглая поляна — капище, где земля принадлежит ему, Перуну, и никому более, а призрачные серебристые витязи — его стража. А там, за строем воинов, где начинался лес, неисчислимые полчища черных демонов готовились к штурму. Мохнатые, многорукие, коряво-членистоногие, зубатые, клешнятые демоны собирались ворваться сюда, на этот маленький пятачок земли Перуна. Их были сотни тысяч, может быть, миллионы, а воинов Перуна — не больше сотни, только хватало на то, чтобы сплошным кольцом в один ряд опоясать площадку. Войско демонов шуршало, шипело, шелестело, угрожающе поскрипывало, ухало, пересвистывалось. Они ждали сигнала, и Сутолокина почему-то знала какого. Первый крик петуха был сигналом к построению, второй — к началу атаки.
Неожиданно Сутолокина увидела себя встающей и преображающейся. Засеребрилась ее одежда, каким-то образом трансформируясь в боевую кольчугу, плащ, шелом. Александре Кузьминичне показалось, что нечто похожее она уже видела, то ли в кино, то ли в театре, то ли во сне. Где-то на дне генетической памяти воспроизвелось и пробудилось сокровенное. Она была уже не она, не стареющая и дуреющая сметчица из стройуправления, не мать двух взрослых, довольно непутевых дочек, разрывающая свое существование между бумагами на работе, магазинами, стряпней, стиркой и уборкой. Она преобразилась в Великую Женщину. В ней было что-то от той, что, воздев к небу чудовищный меч, рвется куда-то с Мамаева кургана. Но вместе с тем она была живая, хотя в ее облике было много такого, что роднило ее со стражей Перуна. Полупрозрачная, серебристая, как серебристые облака, она ощущала себя легкой, но в то же время — чудовищно сильной. Ничто не могло устрашить ее, ничто не могло поколебать ее решимость отстоять Землю Перуна, отбить нашествие черных демонов, загнать их в те гнусные ямы и болота, из которых они поднялись…
Примерно в это время Котов пересек святой ручей и…
Две фигуры, шагнувшие к нему, были Танями. Он не знал, что их две, и сперва подумал, что это ему кажется, хотя лунный свет достаточно четко высвечивал их лица. «Чертовщина какая-то!» — мелькнуло в уме.
— Это мы, — сказала Таня искусственная. — Оказывается, нас двое.
— Да, — подтвердила Таня естественная, — и мы хотим знать, что все это значит.
— Вот черт! — фыркнул Котов. — Так вы близнецы?!
— Нет, — в один голос ответили девушки.
— А кто же вы тогда? — нервно хихикнул Котов. — Двойники?
— Дело в том, — заявила Таня-Е, — что сегодня с тобой могла быть только одна из нас, но она утверждает, что была тоже.
— Нет, это ты утверждаешь, а я была!
— У меня была одна, — опешил Котов.
Разговор с девушками угрожал затянуться. Котов занервничал. Теряет тут время, между тем как на острове у него серьезное дело. «Разыгрывают, дуры!» — разозлился он. Конечно, занятно, что у Тани есть сестра-близнец. Но откуда они знали, что он пойдет здесь ночью? Ведь свидания он не назначал…
— Ладно, девочки, пора отдыхать, а мне хочется одному и в спокойной обстановке подышать свежим воздухом. Бессонница!
— Никакая у тебя не бессонница, — жестко сказала И. — Ты убил человека там, на острове. Ты идешь топить его труп. И мы обе знаем об этом.
— Ну вот он я, вяжите! — все еще полушутя развел руками Котов.
Таня-Е покачала головой:
— Нет, мы пришли не за этим. Мы хотим знать, почему нас двое…
Котов угрожающе прищурился:
— А вы не боитесь, что вас я тоже… в озеро? Вы ведь свидетели! А может быть — соучастницы, а?
— Скорее, последнее, — согласилась И. — Ладно, сперва разберемся с покойником, а потом ты нам все объяснишь… Там, на острове!
Пока шли вдоль берега, Котов переводил взгляд с одной на другую: «Ведь и правда, не различу!»
Переплывали на остров в темноте, сняв всю одежду и держа ее над головой. С трудом разыскали тропинку и поднялись на холм, где в темноте по запаху нашли труп.
— Смердит, — проворчал Котов. — Тащить — будет заметно, а на руки брать — противно…
— Мы поможем, — откликнулась И, — возьмем за ноги вдвоем, а ты — за руки.
Котова поразило, что обе девушки значительно меньше, чем он, испытывают страх и отвращение к этому грязному делу. Труп дотащили до воды, запихали под одежду камень потяжелее и сбросили в озеро. После этого ополоснули руки.
— Теперь мы соучастники, — сказала И. — Может, теперь ты объяснишь, почему нас двое?
— Нашли время шутить!
— Я не шучу, — прошипела Таня-И. — Обе мы до сегодняшнего вечера были убеждены, что никаких близнецов у нас нет. Но оказалось еще хуже — мы одно и то же!
— И у нас общая память, — добавила Е.
— А вы не того? — Владислав покрутил пальцем у виска.
— Нет, дорогой! Мы, как пишут в завещаниях, в здравом уме и трезвой памяти.
— Ладно, давайте хоть костерок разожжем.
Вернулись на полянку, к жилищу бомжа, нашли спички и разожгли костер. Пламя сделало мир уютнее и веселее.
— Давайте по порядку, — тоном следователя начал Котов. — Как вы узнали, что вас — двое?
— Сегодня, после того как простились с тобой…
— Простились или простилась? — перебил Котов.
— В том-то и дело, что каждой виделось одно и то же, — попыталась объяснить Е. — И она, и я прощались с тобой на берегу, и с Эллой, и с Людой… Потом я или она поднимались к даче, проходили в ворота, охранник отчего-то смотрел странно…
— Потом, — подхватила И, — я пошла к себе. Или она пошла к себе, может быть. Я очень устала, разделась и упала на кровать, даже удивилась, что она не прибрана…
— И почувствовала, что кто-то лежит рядом, — опять заговорила Е, — но я так устала, что даже не удивилась. По-моему, кто-то из нас спал, а кто-то был на берегу. Но кто?
— Ничего не понимаю!
— Понимаешь, — проворчала И, — только не хочешь сказать. Еще раз объясняю: часов в семь вечера мы обе проснулись и выпучили друг на друга глаза. Там у нас зеркало висит, так мы сразу туда поглядели и чуть с ума не спятили…
— Она говорит: «Двоится, что ли?» — фыркнула Е, — а я сперва себя ущипнула, потом ее. Не пропала! И я уже чувствую, что не сплю. Я спросила: «Ты кто?» Она отвечает: «Таня. А как твоя фамилия?» Я отвечаю: «Хрусталева»…
— А потом она спросила, как мое отчество, и очень удивилась, что я тоже Александровна. Тогда я спрашиваю: «Кто твой дядя?» Она говорит, что Запузырин Август Октябревич.
— Я тогда ей вопрос на засыпку: «А паспорт можешь показать?» И она лезет в ту самую книжку, которую я читала и поставила на полку, когда в комнате никого не было! А страницы я заложила паспортом! Я говорю: «Это мой!» А она…
— А я говорю, что мой, потому что хорошо помню, как вчера его в книжку сунула! Я тогда спрашиваю, где она была днем, а она говорит, что на острове, и все-все про нас с тобой рассказала, и про девок, и про то, как Андрей с Никитой от нас уехали… Понимаешь, все-все, будто она там тоже была. И не про то, что подсмотреть можно, но и про то, что я чувствовала, понимаешь?
— М-да, — изрек Котов профессорским тоном, — тяжелый случай! Общая картина мне ясна. Давайте я попробую применить мужскую логику. Так вот, отчего-то я точно запомнил, что у… кого-то из вас на два пальца пониже пупка — родинка. У кого она есть?
Обе Тани синхронно приподняли подолы.
— Ну, — презрительно хмыкнула Е, — есть различия?
Родинки были у обеих и абсолютно ничем друг от друга не отличались.
— Допустим, — не сдавался Котов, — возможно и такое совпадение. Но вот одно отличие должно быть наверняка. Ту, которая была со мной на острове, я укусил за плечо; должен был остаться засос.
— Вот это? — спросила Таня-И. На плече еще можно было различить лиловое пятнышко и вокруг — след от зубов.
— А теперь посмотри сюда! — потребовала Таня-Е.
Котов придвинул девушек поближе к костру и долго разглядывал пятнышки. Тани терпеливо ждали результатов обследования, а когда Владислав обескураженно отодвинулся, в один голос спросили:
— Ну?!
— Черт побери… — пробормотал Котов. — Они одинаковой формы. И в лупу отличий не разглядишь. Так быть не может. Даже если бы вы там были обе, я не смог бы сделать два совершенно одинаковых пятна… Остается предположить, что вас кто-то продублировал…
— Мы что, кинофильм, что ли?
— Братьев Стругацких читали? «Понедельник начинается в субботу»? Вот там в НИИЧАВО дубли делали.
— То есть ты хочешь сказать, что нас раздвоили?! — оторопела Таня-И. — Значит, одна из нас — оригинал, а другая — копия?
— Вообще, в фантастике такое часто придумывают, даже я где-то читал, что можно из одной соматической клетки сделать точную копию человека. Называется клонирование. Утверждают, что теоретически это возможно, но как сделать практически, никто не знает. В биологии я ничего не соображаю.
— Получается, — задумчиво произнесла Таня-Е, — что нас раздвоили уже после того, как одна из нас побывала с тобой на острове. Раз точная копия тоже получила этот синячок. Но ведь одна из нас была в постели, когда пришла другая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39