Они хорошо осведомлены, что товарищ Юрий Андреевич Лосев, он же Лосенок, честно и благородно работает в «Барме» с окладом в 1000 баксов и в его обязанность входит развозить по домам горящих на работе сотрудников фирмы, вроде вышеупомянутого референта с ненормированным рабочим днем и свободным
графиком посещения. Какие проблемы? Если вы, товарищи менты, комитетчики-контрразведчики или кто там еще, хотите узнать, что гражданин Баринов Дмитрий Сергеевич делает предосудительного, возвращаясь с работы домой, то не маячьте. Привлеките пару-тройку машин, расставьте их на маршруте и меняйте помаленьку… Не могу же я на эту вашу «девятку» так долго любоваться.
— Приехали, — сказал Лосенок, притормаживая. Умный парень, остановился не у самого дома, а не доезжая.
— Сколько я вам должна? — спросила Таня.
— Бог с вами, не разоримся! — отмахнулся я и захлопнул дверцу за Таней. Она зацокала вперед, а мы поехали дальше. Упрямые обладатели ментовского номера все на той же дистанции перлись за нами.
— А может, это не контора? — прикинул Лосенок.
— А кто? «Лига защиты животных»?
— Вот влепят они нам где-нибудь за городом пару очередей — тогда посмеешься! — зло сказал Лосенок. Он всерьез это сказал, и мне чуть-чуть поплохело. А почему бы и нет? Все люди, все человеки. Конечно, это не из-за Круглова. Но ведь до того был еще не один клиент, и кое-где оставались ниточки, за которые могли потянуть, особенно — по самым ранним делам… Опыта было мало. То, что для ментов — отмазка, для крутых ничего не значит. Конечно, мало шансов, что выкопали эти хвостики, но все бывает… Тогда «МКМ» — просто для успокоения. Сейчас мы пойдем по Можайке — там вряд ли. Борзеть и строчить на улице или большой дороге захочет только самоубийца. Это менты не найдут свидетелей, а наши — найдут. И тогда у многих кишки повиснут сушиться на проводах. Прежде всего у заказчиков. А заказчикам, если таковые имеются, есть что терять, кроме своих цепей… Могут, конечно, подставить дурачков, какую-нибудь шпану, решившую поиграть в киллеров. По поведению — вполне похоже, но я их все-таки немного разглядел, и впечатления такого, что это мальчики-хулиганчики, не сложилось. Плотные мужички выглядели довольно солидно и профессионально. Такие, если б уж собрались нас делать, то довели бы до поворота на лесную бетонку, по которой в это время суток никто не ездит. Почти десять верст — и все лесом. Правда, на «девятке» догнать «Чероки» им вряд ли удастся. А если там, в лесу, на каком-то километре нас ждут? Эта прилипчивая «девятка» может быть только наводчицей. А там, в лесу… Блин, да что ж я такой мнительный стал?
Тем не менее я выдернул из специального ящичка, укрытого в спинке сиденья, радиотелефон. Такой я стал экипированный нынче! В телефон этот можно было говорить все, что угодно. Ни один посторонний товарищ не услышал бы ничего, кроме длинного и нудного «пии-и-и». Зато нужный мне товарищ — в данном случае отец — услышал бы все, что нужно, в радиусе 100 километров.
— Алло, — сказал динамик. — Слушаю.
— Это я. За мной идет «45-38 МКМ». От самого офиса.
— Белая «девятка»? — переспросил Чудо-юдо. — Два парня?
— Так точно.
— Плюнь и разотри, — отец уверенно отключил связь.
На душе полегчало. «Девятка» держалась еще три-четыре минуты, а затем круто развернулась и дунула в противоположную сторону. Больше мы ее не видели. Мы спокойно доехали, бесхвостыми до нужного поворота в лес, без всяких приключений прокатились по лесной бетонке и уперлись в высокие железные ворота, преграждавшие въезд в закрытый поселок, где обитала теперь вся наша большая и дружная совет… тьфу! р-русская семья.
Автоматчики в бронежилетах и касках-сферах осветили нас и машину, глянули пропуска, открыли багажник и убедились, что лишних людей в машине нет.
— Проезжайте, — сказал старщий. Створка ворот ушла вбок, и «Чероки» пересек заветную линию, отделяющую нас от родного дома.
— Уф-ф… — выдохнул Лосенок. — Ну и работа!
Я только хмыкнул. Да, вот такая теперь у меня была работа. Прямо, как у барина…
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Лосенок покатил по улице, напоминавшей все ту же лесную дорогу, по которой мы приехали в поселок. Отличие было только в том, что вдоль улицы тянулись высокие и глухие бетонные заборы. Огоньки домов, стоявших в окружении высоченных деревьев за этими заборами, были почти не видны. Светились только фонари у наглухо закрытых ворот. Впрочем, очень может быть, что окна вообще не светились, так как был уже четвертый час утра. Почивали мирные жители. Готовились к трудовым свершениям.
Вот и наши ворота. Лосенок бибикнул. С лязгом открылась калитка, вышел парень в камуфляжной куртке, по-моему, Толя. Позевывая, открыл ворота, и мы въехали во двор.
— Спокойной ночи, — сказал я, хлопнув Лосенка по ладони, — не забудь жену оттрахать, чтоб не ревновала. Спи, пока не выспишься. Завтра я без тебя обойдусь.
Лосенок покатил машину в гараж, а я забежал по гранитным ступенькам в новую усадьбу отца родного. Это, конечно, была уже не та дача, где мы когда-то размечали бассейн и сауну. Ту дачу теперь приобрел за кровные полтораста лимонов Игорь Чебаков. Он так раскрутился, что не остановишь, но сказать откровенно, хоромы его, по сравнению с дворцом Сергея Сергеевича, — просто фигня на постном масле. Флигель, куда мы поселили Лосенка с супругой и ребенком, лишь чуть-чуть похуже. Сколько стоит то, что для Чудо-юдо соорудили турки, я даже не прикидывал. Сюда можно президентов приглашать и даже на постой ставить. По нормальной советской раскладке можно впихнуть семей с полста, и еще место останется. Однако проживают тут с постоянной пропиской всего три семьи. Отец и мать, я с Ленкой и Мишка с Зинкой, плюс четверо детей: наши с Ленкой Колька и Катька и Мишкино-Зинкины Сережка с Иркой. Родители обитают в центральной части дома, в правом крыле я с семьей, а в левом — Мишка со своими. На мою личную жизнь от щедрот родителя выделено три спальни — наша с Ленкой супружеская и две детских — у Кольки своя и у Катьки своя. Далее: комната для детских игр мелкого хулиганья, два рабочих кабинета, столовая, гостиная, ванна, туалет и кухня. Точно такой же джентльменский набор выдан и Мишкиной команде в его крыле. Само собой у каждого крыла отдельный вход, но есть и общий парадный подъезд, через который можно угодить в просторный холл с зимним садом, фонтанчиком на первом этаже и залом для приемов — на втором. А на третьем апартаменты отца и матери. В пристройке, куда можно попасть из холла, — спортзал, бассейн и сауна, но уже совсем иного класса, нежели та, которой теперь пользуется Игорь Чебаков.
Сестры Чебаковы учились со мной на одном курсе. Мы под мудрым руководством Сергея Сергеевича, конечно же, поступили. Поначалу я вкалывал довольно усердно, а доставшееся в наследство от Брауна знание английского и испанского заметно облегчало дело. Кроме того, обучение по тем методикам, которые придумал отец, зарядило мою башку довольно плотно и сойти за умного ничего не стоило. Примерно так же было и у близнецов. Два курса мы выдержали. Третий — уже балдели. Я заметил, что на экзаменах получаю пятерки там, где другим ставят трояки, а чистые провалы оцениваются в четыре балла. С близнецами была та же история. Институт был процентов на семьдесят «блатной», так что наши «успехи» в глаза не бросались. Когда меня кто-либо из преподавателей спрашивал, кто мой папа, и я отвечал: «Баринов», то слышал в ответ многозначительное: «А-а!», после чего ниже четверки я уже не получал.
В те времена дворца еще не было. Я жил на городской квартире Чудо-юда, то есть, как ни непривычно мне это было говорить, с отцом и матерью. А ту однокомнатную, что родитель подарил мне еще до того, как признал сыном, я забесплатно сдал близнецам. Старый Чебаков был очень против этого. Он считал, что не хрен этим соплюхам жить отдельно, отбиваться от дома и от хозяйства. Но мамаша Чебаковых, Валентина Павловна, была очень довольна. Ей отчего-то казалось, что ее дочерей обязательно изнасилуют в электричке, если они будут ездить из Москвы домой. О том, что ее дочерей могут оттрахать без применения насилия, она как-то не думала. Игорь уверял ее, что взял с меня честное слово приглядывать за близнецами и не фиг за них бояться. Честное слово я держал. Это было очень легко сделать, потому что близнецы сами от меня не отлипали, влюбиться они в меня вряд ли влюбились, но вот замуж выйти прицелились обе. У нас в доме они были давно своими, мать они очаровали, а Чудо-юдо в них нуждался, ибо продолжал свои эксперименты. По курсу стали распространяться слухи, что у нас групповой брак и так далее, хотя на самом деле до третьего курса все шло пристойно и безо всякого секса. Скорее я считал их своими сестрами.
Но тут явился Мишка, закончив эту самую Сорбонну. До этого он дома не появлялся даже на каникулах. К нему ездили отец и мать. Письма и открытки присылал обычно по случаю праздников, да и то некоторые пропускал. Что он там делал в свободное от работы время — неясно, но, судя по всему, даром времени не терял. Во всяком случае, он уже тогда начал закручивать какой-то бизнес и денег у него хватало и на Канары, и на Балеары, и даже на Таити. Видимо, Сергею Сергеевичу все это доставляло некоторые хлопоты, потому что время самых крутых перестроек еще не пришло. Мишку все-таки вытащили из Европы и пристроили в какую-то международную контору, но со стабильным сидением в Москве. От большой тоски по Европе мой младший братец и довел наше целомудренное общество до грехопадения. Все вышло как-то раз под Новый год, который мы встречали в моей персональной однокомнатной. Выпили, закусили, потанцевали, а потом вышел, по выражению из «Калины красной», «маленький скромный бордельеро». Вроде бы все было очень приятно и без грубости, но положение осложнилось тем, что близнецы не только потеряли невинность, но еще и умудрились одновременно залететь… Потом они ровно три месяца нам с Мишкой ничего не говорили, хотя ни в чем не отказывали. Под веселье все абортические сроки были пропущены, а затем эти хитропопые существа доложили о своем состоянии, но не нам, а нашим родителям.
Вся пикантность ситуации была в том, что мы с Мишкой в ту роковую новогоднюю ночь были в прилично ужратом состоянии, а близнецы даже в голом виде выглядели довольно одинаково. Пресловутую родинку на шее, как и прочие различающиеся детали, наши косые глаза не запомнили, и кто из нас кого имел первым — не запомнили. Но зато хорошо запомнили, что после процедуры лишения невинности, ближе к утру, состоялся еще один трах со сменой партнерш.
Наверно, если б Чебаков-старший не допился до инфаркта еще в феврале, то он хватил бы его в марте. Игорь, оказавшись в доме за главного мужика, чего-то развыступался и даже собирался набить мне морду, но в результате получилось наоборот, и мы, помирившись, приняли историческое решение. Мишка вообще-то немножко упирался, но тут ему вновь посветила загранка, причем с обязательной женитьбой — иначе не выпустят. В апреле мы все дружно расписались в один день, и на свадьбах сэкономили немало. Кому с кем подавать заявление, разыграли на спичках. Я вытянул длинную, символизирующую Елену. Выдернул бы короткую — оказался бы мужем Зинки. Всем четверым было абсолютно по фигу.
Дети родились в сентябре — в течение одних суток. Не близнецы, но двойняшки. По мальчику и по девочке. Некоторое время мы все приглядывались, на кого кто похож, но потом плюнули. Мы ведь с Мишкой тоже оказались очень похожими. Не так, конечно, как Зинка с Ленкой, но то, что мы с ним родные братья, мог углядеть любой. Поэтому примирились на том, что все колхозное…
Теперь все четверо уже ходят в школу. Здесь же, в нашей «закрытой деревне». Уже год, как мы стали жителями этого дворца и крутимся каждый в своей сфере…
…Я прошел через свой подъезд и поднялся на второй этаж. На всякий случай заглянул в комнату Кольки, потом — Катьки. Малолетние хулиганы сопели мирно и успокаивающе. А на третьем этаже горел свет…
Лена сидела в кресле и дремала. Пульт дистанционного управления телевизором лежал у нее на коленях. Сам телевизор был выключен. На столике, справа от кресла, стояли две чашки и кофейник. По другую сторону на диване посапывала Зинаида. Наверно, Мишка сегодня где-то загулял. Сестрицы попивали кофеек и перемывали нам кости, покуда не заснули.
Супруга моя четко знала, как не допустить незаметного прохода мужа. Кресла, столик, диван составили нечто вроде баррикады, перелезть через которую совершенно бесшумно даже ниндзя не сумел бы. В принципе мне это было и не очень нужно.
— Тук-тук-тук! — сказал я, постучав по столику.
Ленка нехотя подняла руки вверх и потянулась:
— Который час, а?
— Четверть четвертого.
— А мы, значит, только что пришли? — Лена встала, уперла ладонь в свое увесистое левое бедро, прикрытое алым махровым халатом, и прищурилась. — Где моя большая скалка?
— Не знаю, — пожал я плечами, — может, ты кого-нибудь другого била, а?
— Ну-ка, принюхаемся… Интересно, какой же бабой от нас пахнет? — эта кривляка потянулась ко мне ноздрями, смешно вытянув шею.
— Только одной, — уверенно ответил я, укладывая ладони на мягкие бока, тепло и умиротворяюще ощущавшиеся под халатом, — Ленкой Чебаковой. Маленькой, жирненькой хрюшкой.
Да, это была уже не тощенькая длинноногая воображуля времен моего лжедембеля. Все округлилось, наполнилось, а кое-где и правда немного ожирело. Особенно после родов.
— Ах ты, гнусный волчище! — Ленка сделала страшную рожицу. — Я тебя не боюсь! Идем, сразимся!
Это уже была и вовсе игра. Бесконечная, глуповатая и смешная игра в Хрюшку и Волка, в Маугли и Багиру, в Пони и Ослика… Она тянулась уже семь лет и вроде бы не наскучивала, хотя порой я чувствовал себя полным идиотом, произнося следом за Ленкой — кандидатом филологических наук, между прочим! — массу всякого бессвязного, хохмического словесного поноса. Это была клоунада друг перед другом, нужный обоим элемент разрядки. Без нее мы давно бы свихнулись…
— Идем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67