Но я не понимаю, как я ухитрился сразу этого не заметить!— Должно быть, это алкоголь в пиве. Иллюзия была настолько сильна, что ты не смог сквозь нее видеть, пока у тебя в глазах не защипало. Такое раз со мной уже было — в континууме норвежских богов, — сказал Ши.— Чары Похъёлы тем сильней, чем ближе подступаем мы к их твердыне, — сказал Лемминкяйнен, совершенно позабыв про свой гнев. — Но что нам судить да рядить теперь? Чересчур истощен я волшебством собственным, чтоб чары столь сильные разрушить!— Можно подождать до завтра, пока ты не восстановишь силы, — предложил Ши.Лемминкяйнен покачал головой:— Там, в Похъёле, наверняка вызнают, что тут приключилось, и ежели пройдем мы проверку одними чарами, выдвинут другие навстречу, посильней первых, и с каждым шагом все трудней и трудней будет нам продвигаться вперед. Но если все-таки прорвемся мы прямо сейчас, прочие их чары ослабнут.— Послушайте, — сказал Байярд, — по-моему, я знаю, как нам поступить. Если вы дадите мне немного пива, чтобы капать в глаза, я вас отсюда выведу. Места там полно, даже для саней.Лось Хийси недовольно фыркал и упирался, но Лемминкяйнен непреклонно увлекал его вслед за Байярдом, который шагал впереди, то и дело окуная носовой платок в пивную кружку и прикладывая его к глазам. Ши обнаружил, что, несмотря на действительно сильный жар, он вовсе не заработал ожогов, как ожидал; на санях тоже не оказалось ни единой подпалины.На противоположной стороне ложбины, одолев небольшой подъем, они сделали остановку. Байярд, направившийся было к саням, вдруг замер, указывая пальцем на старый трухлявый пень.— Это человек! — воскликнул он.Лемминкяйнен тяжко спрыгнул с саней, вытаскивая меч, а за ним и Ши с Бродским. Как только они подошли к пню, остатки ветвей на нем с шуршанием опали и перед ними предстал коренастый тип, комплекции примерно такой же, как у Лемминкяйнена. На физиономии у него застыла выражение угрюмой досады.— Так я и знал, что поблизости кто-нибудь околачивается, дабы иллюзию поддерживать! — радостно взревел Лемминкяйнен. — Склоняй башку немедля, колдун похъёлский!Тип быстро и отчаянно озирался по сторонам.— Я — Вуохинен-чемпион, и бросаю я вызов! — объявил он наконец.— Это он о чем? — поинтересовался Ши.— Чемпион истинный завсегда имеет право вызов бросить, даже в доме чужом, — пояснил Лемминкяйнен. — Победитель либо голову соперника забирает, либо его самого в рабы. И кого же из нас ты тут вызываешь?Вуохинен-чемпион долго переводил взгляд с одного на другого и в конце концов ткнул пальцем в Байярда.— Вот этого. В чем его ремесло?— Не пойдет, — провозгласил Лемминкяйнен, — поскольку ремесло его в том, чтоб взглядом своим проникать за пределы колдовства всякого. Ежели его ты вызываешь, так и так ты уже проиграл — ибо проник он за личину твою фальшивую. Вот Харол тебе, с мечом остроконечным, или же девица-хранительница Пельфепи с луком и стрелами, или же Пийт-борец, или же сам я, палашом привычным владеющий!Он ухмыльнулся.Вуохинен оглядел всех по очереди.— О мечах остроконечных я ведать не ведаю, — признал он, — и хоть не подлежит сомнению, что во всем мире не сыскать лучника хотя бы наполовину столь искусного, как я, на женщин предпочитаю охотиться я без помощи лука. Вызываю Пийта на борьбу честную!— А Каукомъели-то веселого ты даже и не помянул! — заметил Лемминкяйнен со смешком. — Мыслится тебе, что выбор твой наиболее безопасен. Но не спеши: скоро сам убедишься, каким мастерством невиданным владеют друзья Калевалы чужеземные! Ну что, станешь силушкой с ним мериться, Пийт?— Ладно, — согласился Бродский, стаскивая рубашку. Вуохинен свою уже снял.Оба закружились, растопырив руки, словно дрессированные обезьяны. Ши заметил, что ручищи Вуохинена толщиной своей напоминают шины тяжелого грузовика, и детектив по сравнению с ним казался полным задохликом. Вскоре Вуохинен прыгнул вперед и попытался схватить Бродского, но тот ловко вцепился ему в плечи, рывком откинулся назад, уперся ступней Вуохинену в живот и, уже падая на спину, резко выпрямил ногу, отчего противник перелетел через него и грузно плюхнулся оземь.Лемминкяйнен разразился громовым хохотом.— Сложу я про это песню! — прокричал он.Вуохинен медленно встал и насупился. На сей раз он наступал более осторожно. Подобравшись наконец к Бродскому на расстояние вытянутой руки, он вдруг молниеносно бросился вперед и попытался слева ткнуть в глаза детективу растопыренными пальцами. Ши услышал, как Бельфеба ахнула, но в этот самый момент Бродский резко отдернул голову назад, с неуловимой быстротой одной рукой перехватил оттопыренный большой палец, другой — мизинец, напрягся и мощно дернул их в разные стороны.Послышался хруст: Вуохинен колесом крутнулся в воздухе и повалился на бок, после чего сел и с искаженным от боли лицом принялся ощупывать безвольно повисшее запястье.— Один щипач в Чикаго раз тоже вздумал меня так подловить, — сказал Бродский с довольным видом. — Еще желаешь прикинуться или с тебя хватит?— Мошенничество! — выдавил Вуохинен. — На мечах...Лемминкяйнен торжествующе выступил вперед.— Желаешь ты его голову или чтоб служил тебе он вечно?— Тьфу! — сплюнул Бродский. — Вряд ли со сломанной клешней от него будет много проку, ну да ладно — пущай живет и отрабатывает за свое нахальство. Пастор мне башку оторвет, если я отправлю его к праотцам.Он обошел вокруг Вуохинена и как следует пнул его под зад.— Это тебе за пальцы в глаза, гадюка. Встать!С появлением Вуохинена в санях стало и вовсе не повернуться, а в качестве слуги, как верно подметил Бродский, ценности он особой не представлял — единственно, заготовка дров для вечернего костра с его участием стала продвигаться несколько быстрее. А кроме того, победа Бродского заметно улучшила отношения компании с Лемминкяйненом. Тот по-прежнему настаивал, чтобы Байярд с детективом ежедневно упражнялись — они уже достигли таких успехов, что перешли на настоящие мечи, — но теперь и сам герой чуть ли не каждый день отрабатывал броски, захваты и падения джиу-джитсу под руководством Бродского. Он тоже оказался способным учеником.Становилось заметно холоднее: у ноздрей путешественников и оленя стали появляться облачка пара. Солнце, казалось, окончательно спряталось за низкие серые тучи. Беспорядочно разбросанные по невысоким травянистым холмикам деревья становились все более редкими и низкорослыми. Иногда Бельфеба, пробродив в поисках дичи целый вечер, возвращалась с пустыми руками. Чаще всего удавалось добыть только двух-трех зайцев, и вечно голодный Лемминкяйнен, поглотив свою порцию, лез в мешки с неприкосновенным запасом.Однако сани, подпрыгивая на кочках и скользя по жидкой грязи, неуклонно продвигались к северу. И вот в один из дней, когда они только что перевалили через невысокий холм, поросший отдельными деревцами, Лемминкяйнен вдруг воскликнул:— Великий Юмала! Вы только гляньте!Перед ними, протянувшись в обе стороны насколько хватало глаз, раскинулась совершенно невероятная изгородь. Представляла она собой ряд кольев, вбитых менее чем в футе друг от друга и достающих вершинами чуть ли не до нависающего над землей полога облаков; но вовсе не по этой причине на голове у Ши зашевелились волосы. Колья этой изгороди были переплетены не чем иным, как невероятным количеством змей! При этом было совершенно непонятно, расположились они там по собственной воле или же кто-то, желая украсить изгородь столь экстравагантным манером, привязал их там принудительно.Когда сани, влекомые подрагивающим и дрожащим лосем, подкатили ближе, змеи стали поворачивать к ним головы и дружно зашипели, словно тысяча закипающих чайников.— Это наверняка тоже иллюзия, — сказал Байярд, — хотя в настоящий момент я не вижу ничего, кроме массы змей. Дайте-ка пива.Лемминкяйнен нацедил ему пива из фляжки. На физиономии Вуохинена застыла торжествующая усмешка. Причина ее стала совершенно очевидной, когда Байярд, натерев пивом глаза, опять уставился на удивительную изгородь и покачал головой.— По-прежнему змеи, — сообщил он. — Я понимаю, что этого не может быть, но факт есть факт.Ши сказал:— Может, попросту примем за основу, что они ненастоящие, и не будем обращать на них внимания?Лемминкяйнен покачал головой:— Знай же, о Харол из Охайолы, что в области магической любой предмет, тебе мнящийся, всеми качествами и силою реального обладает — покуда истинное имя его ты не вызнаешь!— Ясно. И поскольку мы уже в Похъёле, их магия здесь наиболее сильна. А сам-то ты не можешь снять эти чары, какими бы они там ни были?— Только если знать буду истинное имя, что кроется за обликом мнимым, — ответствовал герой.— Может, поступим проще? — предложил Ши и обернулся к Бельфебе. — Не попробуешь подстрелить какого-нибудь из этих гадов? Насколько я понимаю, тогда он сразу обретет первоначальный облик.— Нет, о Хароляйнен, — ответствовал Лемминкяйнен. — Останется он попросту мертвой змеею до тех самых пор, покуда мы первородство его не вызнаем.Они опять уставились на изгородь. Зрелище было довольно отвратное, но змеи, по крайней мере, не делали попыток покинуть свои места.Внезапно Пит Бродский вскочил.— Эй! У меня идея!— Какая? — спросил Ши.Бродский через плечо ткнул большим пальцем в Вуохинена.— Этот поганец принадлежит мне, так?— Согласно законам данной страны, полагаю, что так, — согласился Ши.— Он твой раб! — тут же подтвердил Лемминкяйнен.— И в этой дыре он служит по магической части, так?— Ой, ну конечно, — оживился Ши, — хорошо, что напомнил! Наверняка именно он и огненную реку сотворил, и орла!Бродский протянул руку и ухватил Вуохинена за воротник.— Ну вот что, сволочь: как зовут всех этих гадюк по-настоящему?— Эк! — придушенно поперхнулся Вуохинен. — Никогда не был я предателем...— Чихать я на это хотел! Давай выкладывай, иначе кой-чего отведаешь! — Бродский многозначительно ткнул пальцем в меч, висящий у Лемминкяйнена на боку.— Эк! — опять булькнул Вуохинен, поскольку рука детектива сильней крутанула воротник. — Они... э-э... сделаны из брусники.— Ой, и действительно! — воскликнул Уолтер Байярд. Бросившись к шипящему перепутанному барьеру, он протянул руку, скрутил голову одной из змей и съел.Лемминкяйнен расхохотался.— Когда сниму я эти чары, будет у нас брусника на сладкое! Спасибо тебе, друг мой Пийт! 7 Усилиями Лемминкяйнена змеиная стена вскоре превратилась в перепутанный растительный ковер, и они сразу принялись разбивать лагерь. Герой был чрезвычайно весел: сыпал шуточками (которые никто, кроме Бродского, не находил занимательными) и громовым голосом докладывал о своих былых похождениях. Наконец Ши не выдержал:— Господи, Кауко, что это на тебя нашло на ночь глядя? Ты так себя ведешь, будто уже всех победил!— А разве нет, о Харол? Знаю я наверняка, что была это последняя преграда, кою Лоухи могла воздвигнуть перед нами, и назавтра вступим мы в усадьбу ее в Похъёле — не исключено, что и драки ради!— Всю жизнь об этом мечтал! — иронически буркнул Ши.Сам он радости героя далеко не разделял — даже когда на следующее утро им стали то и дело попадаться возделанные поля и пастбища. Наконец впереди показалась большая усадьба с многочисленными постройками, полускрытая от взгляда низенькими деревцами. Лемминкяйнен придержал Лося Хийси, и гигантский олень замер у медлительного ручейка, петляющего по невыразительной равнине. Герой покопался в мешке, притороченном позади саней, и вытащил оттуда расшитую чешуйчатой броней кожаную рубаху, которую тут же надел.— А для вас, друзья мои, — объявил он, — прихватил я доспехи, что лишь немного моим уступают по качеству!С этими словами он извлек из мешка четыре длинные безрукавки из двойной кожи, такой жесткой и негнущейся, что Ши насилу в свою взлез. Оказалась она столь же тяжелой, как и последовавшая за ней добротная стальная кираса. На вид она была довольна неуклюжа и смотрелась неброско, но, видать, по части дизайна металлургия в Калевале была вообще не особо сильна. Свою кирасу Бельфеба стащила с себя сразу после примерки.— Батюшки! — с чувством произнесла она, — сам носи панцирь сей, словно жук, сэр Лемминкяйнен. Мне же руки свободные потребны, коли действия боевые намечаются!Лемминкяйнен вручил каждому шлем все из той же толстой кожи, с железным ободком по краю и парой железных полуколец, куполом сходящихся на макушке. Эти подошли лучше, хотя Бродский предпочел оставить на голове свой котелок и смотрелся в нем и доспехах довольно по-дурацки.Все забрались обратно в сани. Лось Хийси, шлепая копытами по воде, перетащил их через ручей и зарысил в сторону далеких строений.— Ну и дикий же тут народ! Только глянь на эти черепушки! — указующе вытянул руку Бродский.Ши теперь и сам заметил, что бугорок неподалеку был утыкан забитыми в ряд кольями — примерно полусотней, насколько он мог судить, — каждый из которых увенчивала отрубленная человеческая голова. Головы были в самых разных стадиях разложения, и лишь один кол, самый последний, был лишен этого отвратительного украшения. Десятка два воронов с хриплым карканьем взлетели с голов при их приближении, а Байярд заметил:— Хорошо хоть, что тут только один кол свободен!— Скоро узнаешь ты, сколько колов свободных в Похъёле, — кисло заметил Вуохинен.Лемминкяйнен немедля обернулся назад, дал комментатору в ухо и объявил:— А теперь, друзья мои, убедитесь вы сами, что Каукомъели статный в магии столь же искусен, как и в рубке лихой!Он остановил оленя, спрыгнул на землю и, срывая с низкорослых деревьев ветки, принялся втыкать их в землю, выстраивая в ряды. При этом он тихонько напевал. Наконец количество веток его удовлетворило. Он отступил назад и, возвысив голос, принялся делать пассы. Ши заметил, что пассы были весьма профессиональные — примерно такие же, какие ему довелось видеть в другом пространственно-временном континууме, но герой слишком уж быстро шевелил руками, и точную структуру пассов он не разобрал. Затем последовало некоторое колебание воздуха, и там, где только что торчал из земли первый прут, Ши увидел точную копию себя самого — со шпагой, в кожаных доспехах и шлеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11