«Самая лучшая теннисистка не сумеет победить даже такого старика, как я!» И, сделав подобное заявление, сей доблестный джентльмен отослал вызов пяти лучшим игрокам «Слимз». Ответила ему только одна: Маргарет Смит Корт.
Почти с того самого момента, когда мисс Корт приняла вызов Риггса, по ее мнению «потехи ради», матч этот разделил мужчин и женщин на два соперничающих лагеря. Этот матч стал в век рекламы, так сказать, «спортотрясением».
Игра состоялась в воскресенье, 13 мая 1973 года, в День Матери. И Риггс вышел в центр корта с подарком в руках, с красными розами, праздничным подношением Маргарет Корт. Это был первый психологический выпад. Взволнованная мисс Корт стала ждать следующего. Долго ждать ей не пришлось. За пятьдесят семь минут Риггс одарил ее целой кучей праздничных подарков – ударами прямыми, короткими, длинными, резаными и так далее и выиграл встречу: 6:2, 6:1.
На Риггса посыпалась теперь куча предложений всякого рода, начиная от боксеров и кончая гольфистами. Одно из них прислала Билли Джин Кинг, сказав: «Маргарет дверь открыла, а я намереваюсь ее захлопнуть», она предложила Риггсу сыграть за 100000 долларов, при условии, что все достается победителю. Риггс ответил согласием: «Я хочу сыграть с Билли Джин Кинг. Именно ее я и имел в виду!»
Билли Джин, публично заявлявшая: «Я не могу играть только за деньги; я хочу играть за дело», теперь получила и то и другое. Дело ее было делом феминисток, обиженных наглостью Риггса, утверждавшего, что его цель «вернуть женщин домой, на кухню, к детям, где им и положено быть». Ее доля была такой же, как у Риггса, 50000 долларов, что отражало ее веру в то, что раз женщины «предоставляют такое же качественное развлечение, как и мужчины», то и платить им следует соответствующим образом – поровну.
В вечер матча в хьюстонском «Астродоме» был настоящий карнавал. Толпа – 30472 человека – потекла на трибуны с программками, в теннисках, с повязками на головах, украшенных биологической символикой мужского и женского полов и разными теннисными цацками, – многие из важных гостей, занимавших 100-долларовые места, уже были на приеме в честь «Вирджиния Слимз». Здесь, в городе, где женский тур был организован три года назад, все пили здоровье Билли Джин. Многие из занимавших места за 50 и 20 долларов были при значках и знаменах, символизировавших их симпатии и пол. Несколько мужчин явились в шляпах со свиными пятачками и надписью «Мы свиньи и шовинисты за Риггса». Повсюду виднелись тенниски с надписями «Всю власть женщинам», а также сокращенным названием «WORMS» («Мировая организация борьбы против мужского превосходства»). Одно из многих знамен, вывешенных на ограждении, горделиво вещало: «Восток-Запад-Север-Юг, мисс Кинг, заткни рот Бобби». Другие, может и не столь красноречивые, требовали: «Побей его, Билли Джин» или: «В спальню ее, Бобби, в спальню!»
В назначенный час университет Хьюстона сыграл что-то из «Клеопатры», и шестеро обнаженных по пояс мужчин, одетых в стиле нубийских невольников, спустились по красному помосту с носилками, в которых восседала Билли Джин Кинг. Потом на другой стороне площадки появились шесть девиц, в красных теннисках с надписями «Сердечные подружки Бобби», толкавших тележку рикши. Внутри с огромным «Пряничным Дедушкой» в руках находился другой дедушка, Бобби Риггс. Выпрыгнув, он вручил Билли Джин свою конфету. В свою очередь она поднесла сопернику крохотного поросенка по имени «Лоример Торопыга», явно удостоенного этого имени в честь Роберта Лоримера Риггса.
После обмена приветствиями и обязательного телеинтервью соперники отправились бросать жребий, чтобы определить, кому подавать первым. Билли Джин превратилась в само воплощение деловитости, она поглядывала из-за своих очков с самым серьезным видом, словно говоря: «не-морочь-мне-голову-Джек-не-на-таковскую-напал». У нее колени не тряслись, хотя Риггс вел себя развязно.
Билли Джин выиграла жребий. И первую подачу. Она выиграла первый гейм ослепительным бэкхендом. Риггс проиграл второй гейм из-за двойной ошибки. Трудно было поверить глазам, спесь явно сходила с него! Сняв жилет, Риггс отправился в кресло сбоку площадки, чтобы ему помассировали ноги. Омолодившись таким образом, он выиграл подачу Билли Джин в третьем гейме. Но эта удача стала для него не только первой, но и последней, поскольку Билли Джин отвечала на его мягкие, коварные удары, то посылая мячи в угол, то чередуя их могучими ударами, всякий раз застававшими его врасплох. Билли Джин успешно довела первый сет до победы, 6:4. Второй оказался примерно таким же, и Кинг победила, 6:3. А потом был третий, поскольку матч продолжался до трех побед. Риггс допустил двойную ошибку на подаче, а потом ответил слабым бэкхендом, послав мяч в сетку. И все закончилось! Билли Джин запустила ракетку под своды арены, и явно уставший старик с трудом, не с первой попытки, перепрыгнул через сетку, чтобы поздравить ее.
Билли Джин Кинг также кое-что перепрыгнула, ею был совершен прыжок через два мира, спорта и привычки. Эта спортсменка по воле Судьбы вывела женский теннис на центральный корт. И этим занесла свое имя в анналы истории.
ГЛЕНН КАННИНГЭМ
(1909–1988)
Когда терзавшая двадцатые годы лихорадка завершилась крахом, начавшим тревожные тридцатые, «американская мечта» превратилась в кошмар, приунывшие люди принялись искать героев, способных пробудить в них надежду. И самым невероятным героем этих блеклых лет, известных нам как Депрессия, стал обыкновенный человек, которого мог идентифицировать с собой всякий простой американец, человек, который преодолел все невзгоды и добился высоких результатов в своей сфере деятельности: Гленн Каннингэм.
Человек, получивший в духе того времени жутковатое прозвище «Галопирующий Гленн», был любим спортивными болельщиками за яркость и отвагу, делавшие его среди бегунов подобием Бейба Рата.
Каннингэму пришлось обретать свою отвагу достаточно сложно: в юности он получил тяжелые ожоги ног во время пожара, приключившегося в его канзасской школе. Не став тратить время на вылеживание под толстым одеялом – а также на мысли о грозившей ему ампутации, молодой Гленн вместо этого обратил свои надежды к бегу. С жестокой настойчивостью и утомительным усердием он укреплял ноги и восстанавливал в них кровообращение – хотя проблемы с сосудами будут досаждать ему до конца дней. И когда он ворвался на национальную спортивную арену, победив в первенстве ААЮ 1932 года на дистанции 1500 метров, стало ясным, что его старания увенчались успехом.
Став всего лишь четвертым в беге на 1500 метров на Олимпийских играх 1932 года, Каннингэм вернулся к победам в 1933 году, победив сразу на дистанциях 1500 и 800 метров на первенстве ААЮ, кстати, впервые сделав подобный дубль после 1919 года.
В 1934-м мир спорта находился в тисках депрессии, посещаемость соревнований падала, и герои обнаруживались нечасто. Но в легкой атлетике герой как раз был – Гленн Каннингэм. Организаторы легкоатлетических соревнований стояли в очереди, чтобы пригласить его на свою дорожку. Одним из них был учредитель «Мэдисон Сквер Гарден», Бакстер Майл, сведший Каннингэма с «гордостью Принстона» Биллом Бонтроном в забеге, который пресса окрестила «Милей столетия». Соревнование между ними было настолько разрекламировано, что февральским вечером вокруг зала собралась такая толпа, что нью-йоркской конной полиции пришлось основательно потрудиться, удерживая рвавшихся внутрь болельщиков.
Когда Каннингэм появился из раздевалки для разминки – ему нужно было для нее дополнительное время, чтобы как следует разогреть ноги, – собравшаяся публика повскакала с мест в таком возбуждении, что начало соревнований пришлось задержать. Публика успокоилась только после того, как пистолет стартера дал сигнал к началу забега, но тут же вновь взорвалась криками. И Каннингэм и Бонтрон держались позади на первых шести кругах из одиннадцати, позволив другим задавать темп. Свой ход они сделали на седьмом круге, когда Каннингэм решительными широкими шагами переместился вперед. Продолжая лидировать, он первым выбежал на последний круг и попытался нейтрализовать финишный рывок Бонтрона, однако тот догнал его на последнем вираже и финишировал, обойдя Каннингэма на несколько сантиметров, причем оба закончили дистанцию со временем 4:14,0.
Той же весной короли американского бега встретились еще раз – в чемпионате ААЮ в крытых помещениях, на сей раз в беге на метрическую милю, на 109 метров более короткую, чем американская. На сей раз Каннингэм предпочел стартовать не из стайерской, а из спринтерской стойки и, получая несомненное удовольствие от бега, перешел с бега скоростного к бегу на выносливость, опередив Бонтрона на финише опять-таки на самую малость: оба показали время 3:52,2.
На Принстонском пригласительном турнире того года Каннингэм установил рекорд мира и Америки в беге на милю – 4:06,7.
Однако суперзвездой – за десятилетие до того как было придумано само это слово – Каннингэма сделал не его официальный рекорд, а «неофициальный». На состоявшихся под открытым небом легкоатлетических соревнованиях в Чикаго Каннингэм пробежал милю за 3:58. Тем не менее судьи решили, что секундомер спешил и что, кроме того, бегуну помог на дистанции порыв ветра, и потому в чести преодоления четырехминутного барьера в беге на милю Каннингэму было отказано. Легенда утверждает, что тренер велел ему даже не заикаться о том, что он преодолел милю менее чем за четыре минуты, потому что «этому никто не поверит». Однако люди поверили – просто потому, что речь шла о Гленне Каннингэме.
А потом Гленн Каннингэм продолжал выигрывать почти все забеги, в которых участвовал, все забеги и почести, доступные тогда бегунам, и однажды одержал более шестидесяти побед кряду. Он закончил свою карьеру с лучшим результатом на 1500 метров – 3:48,0. Таким был Гленн Каннингэм, человек, преодолевший боль, чтобы стать величайшим среди бегунов Америки – в частности на миле и в общем – во все времена.
НОЛАН РАЙЕН
(родился в 1947 г.)
Нолан Райен являлся бейсбольным аналогом Миссисипи. Двадцать семь лет он тек мимо нас, смывая рекорды.
До Райена стандартными мячами были: нафталиновые шарики и шары, елочные и бильярдные. Теперь к ним присоединился четвертый: мяч, посланный Ноланом Райеном. Каждый раз, когда, откинувшись назад, Райен метал этот снаряд, казалось, что на манер нового Колумба он отправляется в новый мир. Только представьте себе: 7 игр без ударов, 12 с одним ударом, 770 стартов и т д.
А потом добавьте к ним его удары навылет, целую груду: 5700 за карьеру; четырежды 19 раз за игру; двадцать шесть раз по 15; и целую груду по 10 и больше, сделавшуюся настолько внушительной, что спортивные обозреватели даже перестали считать это деяние подвигом.
Среди тех, кто не мог завязать даже короткое знакомство с посланным Райеном мячом – 100 миль в час, кстати результат из Книги рекордов Гиннесса, – числятся вполне естественные в таком случае подозреваемые: Клоделл Вашингтон, имевший тридцать девять ударов в играх против Райена, и Сесил Купер, нанесший шесть рекордных для лиги ударов в игре с Райеном. И некоторые не вполне обычные – двадцать один обитатель Зала славы, сорок четыре самых ценных игрока, двенадцать пар выступавших против него братьев, и – благодаря долголетию Райена – семь пар из отца и сына, чьи биты испепелил посланный им огонь.
Никто из тех, кто видел этого восемнадцатилетнего водохлеба в том, 1965-м, году не рискнул бы предсказать, что он станет одним из величайших в бейсболе. Выросший на скотоводческом ранчо отца, расположенном возле Элвина, Техас, юный Линн Нолан Райен отрабатывал свой бросок, швыряя мяч в стенки сараев. Он привлек к себе внимание бейсбольных специалистов в средней школе. Тем не менее некоторые вопросы все-таки оставались: не из-за скорости броска, а из-за его нескладного телосложения. Команда «Нью-Йорк Метц» отправила одного из своих скаутов, Реда Мерфа, поглядеть на эту звезду местного значения. Бросок парня на Мерфа произвел впечатление, чего нельзя сказать о телосложении потенциального кандидата в игроки. Но, как впоследствии вспоминал скаут: «Я спросил у папаши Нолана, каким был он сам в этом возрасте. Он ответил, что таким же, как Нолан. И это меня удовлетворило. Вес родителя молодого человека теперь составлял более двухсот фунтов». В итоге команда «Метц» взяла молодого Нолана в восьмом круге драфта 1965 года.
Проведя два сезона в младшей лиге – в том числе сезон в фармклубе «Метца», базировавшемся в Гринвилле, Южная Каролина, где он возглавлял список лиги по победам и проценту питчинга с рекордом 17:2 и 272 ударами навылет – занимавшая девятое место родительская команда внесла его в конце сезона в свой расширенный список для просмотра. Казалось бы, и что с того? Но в тех трех иннингах, когда он находился на питче, девятнадцатилетний Нолан вывел из игры своим быстрым мячом шестерых бэттеров, и первой жертвой его в высшей лиге пал Пат Джарвис из «Атланта Брейвз».
После 1968 года, когда двадцатиоднолетний Райен занял место в стартовом составе «Метца» вместе с такими молодыми игроками, как Том Сивер и Джерри Кусман, число таких жертв будет расти. Хронические проблемы с мозолями и месяц, проведенный на больничном, – первый из тех пятнадцати раз в его карьере, когда Нолан Райен прибегнет к услугам врачей, – мешали ему выступать. Однако такой старомодный способ лечения мозолей, как использование мазей и солевых ванночек для пальцев («они укрепили мою кожу, однако от пальцев моих отчаянно разило»), помог ему вернуться и высадить 133 бэттера в 134 иннингах его первого сезона.
Однако в 1969 году постоянного места для Райена в богатом на питчеров «Чудо-Метце» не нашлось, и менеджер Джил Ходжес выпускал его то в стартовом составе, то на замену. После завершения регулярного сезона Райен, выходя на замену, добыл победу в решающей игре плей-офф Национальной лиги против «Атланта Брейвз», а потом спас третью игру мировой серии против «Ореолов» из Балтимора, для чего ему потребовалось три удара навылет в двух иннингах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61