С его точки зрения, бэттеры являлись главными врагами общества.
Он рос медленнее и был более хрупким, чем соседские ребята, однако был достаточно крепким, чтобы заниматься спортом в средней школе, где блистал в бейсболе, баскетболе и прыжках в высоту. «В футбол я не играл, – вспоминал Гибсон. – Я был слишком невысок для этого».
Тем не менее к тому времени, когда этот уже 180-фунтовый крепыш ростом шесть футов и один дюйм окончил школу, его таланты укрупнились настолько, что их трудно было не заметить, что и сделали обитавшие неподалеку от его родного города «Сент-Луисские Кардиналы» в бейсболе и соседний же Крейтоновский университет в баскетболе. Сам Гибсон, скорее всего, склонялся к обучению баскетболу в университете Индианы, однако Индиана уже набрала всю квоту чернокожих баскетболистов, и выбор был сделан в пользу Крейтона.
Там Гибсон блистал в баскетболе, набирая более 20 очков за игру, ставя самые разнообразные рекорды школы, а еще играл питчером и аутфилдером в бейсбольной команде. Один из источников утверждает, что рекорд его в питче равнялся 62, но сам Гибсон утверждал, что «имел лучший результат». Однако в отношении его результата в бэттинге сомнений нет: Гибсон имел на бите на старшем курсе 0,340 и возглавлял список конференции.
Поиграв летом в полупрофессиональных командах, Гибсон определил, что ему «будет проще попасть в старшую лигу в качестве питчера. Аутфилдеры ценятся в грош за дюжину, если только ты не Вилли Мейз» Но Гибсон не являлся Вилли Мейзом, он был, как выяснилось позднее, уникальным Бобом Гибсоном. И этого оказалось более чем достаточно для Омахи, фармклуба «Кардиналов», который и подписал с ним контракт.
В тот первый сезон Гибсон выступал питчером сразу за Омаху и Колумбус, Джорджия. Однако, сказать по правде, выступления его являлись разве что сносными, хотя он выиграл все шесть проведенных им игр. «Я располагал тогда, – вспоминал Гибсон, – лишь скользящим быстрым броском. Ни крученых, ни власти над мячом у меня не было». В следующем, 1958 году Гибсон вновь поделил свои силы между Омахой и Рочестером, Нью-Йорк. Но его результаты вдруг приобрели респектабельный облик. Потом, на третий год, он вновь занялся совместительством, на сей раз разделяя свои обязанности между Омахой и ее родительским клубом, «Сент-Луисскими Кардиналами».
Тут он попал под крылышко босса отдела кадров команды, менеджера Солли Хемуса. Располагая согласием большей части своего персонала, Хемус впервые предоставил шанс Гибсону. 30 июля, и тот отплатил за доверие сухой игрой, первой из 56 в его карьере. Однако остаток года оказался менее ярким. В ту зиму Гибсон разделял свое время между двумя видами спорта, выступая также за «Гарлем Глобтроттерс».
В начале сезона 1960-го Гибсон вновь оказался в младшей лиге. В середине сезона, когда «Кардиналы» бросили вызов Питтсбургу и Милуоки в борьбе за первенство лиги, Хемус велел свистать наверх всех, кто был способен помочь команде, в том числе и Гибсона. Однако Гибсон проиграл в важной встрече со «Щенками», и Хемус стал обращаться к его услугам все реже и реже, причем за сезон наш герой вышел на поле всего шесть раз.
Убежденный теперь в том, что Хемус «не любит его», Гибсон был вне себя от радости, когда после первой половины сезона 1961 года «Кардиналы» уволили Хемуса, взяв на его место знакомого Гибсону менеджера, мягкого Джонни Кина из команды Омахи. Кин немедленно посоветовал Гибсону «не дуться» и вручил ему мяч в первый же день своего пребывания на посту тренера: «На питче ты». И Гибсон стоял на питче, заработав пробежку на базу и победу над «Доджерс». Чередуясь с Реем Садецки, Ларри Джексоном, Эрни Броглио и Куртом Симмонсом, Гибсон имел 211 иннингов и победы в 13 играх, вывел из игры 166 бэттеров, показав пятый результат в лиге, и достиг ERA, равного 3,24, что также являлось пятым результатом.
За следующие пять лет Гибсон одержал больше побед, чем в предыдущий год. Но самой важной из них стала его девятнадцатая победа в 1964 году, когда в последний день сезона, с четырьмя надежными иннингами он завоевал вымпел чемпиона Национальной лиги в самой жаркой схватке во всей ее истории, победив и «Красных» и «Филадельфийцев», которые возглавляли турнирную таблицу лиги еще за две недели до завершения первенства.
В последовавшей мировой серии Гибсон отличился, выбив пятерых из семи первых «Янки», порученных его вниманию. К несчастью, и сам он оставил игру после восьмого иннинга, утратив восемь попаданий и четыре пробежки. Однако через четыре дня он вернулся на поле, вывел из игры 13 «Янки» и выиграл пятую игру шестью попаданиями. Три дня спустя он начал седьмую игру, высадив с поля еще девять «Янки», что дало ему 31 удар навылет, больше, чем имел в одной серии любой другой бейсболист, – больше, чем Коуфакс, Мэтьюсон, Джонсон, Дин, Грув, больше, чем все прочие игроки.
Три следующих сезона Гибсон продолжал свои сокрушительные броски, теперь включавшие быстрый мяч, натуральный «сухой лист» и жестокий прямой мяч, заставлявший бэттеров выглядеть случайно забредшими на это место учителями воскресной школы, все время опасающимися получить мячом в лоб. Хмурясь и кривясь, Гибсон собирался, а потом подступал к бэттеру с невесомым мячом в руке, раскручивая его так, что угадать, куда он полетит, не представлялось возможным.
Сезон 1967 года начался для Гибсона, как и все остальные. И даже более того. В своем первом старте он повторил рекорд старшей лиги по ударам навылет в начале игры, высадив последовательно с поля пятерых первых представших перед ним «Гигантов». По прошествии 140 ударов навылет, имея дело с «Питтсбургскими Пиратами» и Клементе, Гибсон пустил сокрушительный мяч, Клементе отбил его в сторону питчерской горки, и снаряд попал в ногу нашего героя, оставив ушиб и перелом. Гибсон отправился домой сращивать кости, выбыв на пятьдесят шесть игр сезона, но «Кардиналы», не скудные на таланты, все же выиграли вымпел с отрывом в десять с половиной игр и встретились с «Невозможной Мечтой», командой «Красных Носков» в мировой серии.
А потом настал 1968 год, и его микроскопический ERA в 1,12 стал самым маленьким в так называемую эру живого мяча, начавшуюся в 1920 году, а его 13 сухих игр в сезоне стали самым высоким показателем с тех пор, как Гровер Кливленд Александер имел 16 в 1916 году. А потом была мировая серия. И новые рекорды.
В первой игре Гибсон имел подавляющее преимущество, выбив пятерых из первых шести «Тигров», а потом парными ударами навылет, и прямыми как луч света флешами довел в девятой игре счет до рекордных 17. Когда на табло появилось сообщение о том, что он только что побил рекордное для мировой серии достижение Сэнди Коуфакса, своим шестнадцатым броском выведя из игры Норма Кэша в девятом иннинге, кетчер «Кардиналов» Тим Макгарвер встал и указал на табло. Гибсон, отрешившийся от всего, что окружало его, рыкнул, что, по всей видимости, означало: «Дай сюда этот поганый мяч!» И только потом обернулся, чтобы посмотреть все-таки в ту сторону, куда указывал Макгарвер. И тут на лицо его вползла крохотная улыбка. А потом он снова взялся за свое дело, достав сквозь игольное ушко быстрым мячом Вилли Хортона и тем самым доведя свой результат до семнадцати.
Четвертая игра складывалась подобным же образом, и Гибсон продолжал терроризировать соперников своими бросками и десятью ударами навылет. Начинало уже казаться, что у Гибсона есть гарантия против поражений в играх мировой серии. Перед седьмой игрой в раздевалке «Тигров» царили подобные настроения, и Норм Кэш в шутку сказал: «Уж и не знаю, может быть, он на самом деле переодетый супермен». Три иннинга так и казалось, и он отправил на отдых девять «Тигров»; причем девятым был Микки Лолих, ставший тридцать второй жертвой Гибсона в серии, что превысило прежний рекорд, установленный – угадайте кем? Шесть иннингов Гибсон и Лолих уравновешивали друг друга, обмениваясь бросками, только броски Гибсона были точнее: он пропустил только одно попадание. Потом, в седьмом иннинге, фортуна ткнула своим капризным пальчиком в центрфилдера Курта Флуда, который проиграл мяч, посланный Джимом Нортрапом. «Тигры» выиграли игру, а с ней и серию, но только после того, как Гибсон продемонстрировал свои чудеса.
Боб Гибсон «писал свою легенду» еще семь лет, играя с тлеющим в душе огнем. А потом он повесил свои шиповки на гвоздь и занял свое место в Зале бейсбольной славы и на групповом портрете некоторых бейсболистов, самых упрямых бойцов.
ОТТО ГРЭХЭМ
(1921–2003)
Если верить словам бессмертного тренера Винса Ломбарда, сказавшего, что «хотя победа еще не все, но победа – это все-таки кое-что», то умение спортсмена побеждать – одна из характеристик его личности. А в истории командных видов спорта не было победителя большего, чем Отто Грэхэм.
Тренировавший Грэхэма десять лет Пол Браун именно об этом и думал, когда высказал следующую мысль: «Место квартербека там, где финишировала его команда. Отто Грэхэм был лучшим в истории футбола».
Пол Браун и Отто Грэхэм составляли то, что один из обозревателей того времени Уолтер Уинчелл назвал «программой», парочкой, изрядно способствовавшей созданию кливлендских «Браунз». Поскольку когда «Кливлендские Бараны», они же «Тараны», победители первенства НФЛ 1945 года, восстали ото сна и, следуя совету Хораса Грили, перебрались на запад в Лос-Анджелес, покинув Кливленд, Всеамериканская футбольная конференция начала бросать более чем алчные взоры на Город-у-Озера. Дело было не только в том, что футбол, как и природа, не терпит вакуума; вопрос заключался в установлении прав собственности на один из потенциально наиболее доходных рынков в спорте. Однако этого можно было достичь лишь с помощью команды, способной завоевать сердца местных болельщиков в той же мере, как это сделали безвременно усопшие «Бараны».
Организовать новую команду с нуля – дело чертовски серьезное. И Браун подошел к нему подобающим образом. Методичный тренер решил не собирать по городам и весям свободную рабочую силу, а подобрать молодца, способного привести новорожденную команду к победе. Причем немедленно. И выбор его пал на молодого квартербека из Северо-Западного университета по имени Отто Грэхэм.
Грэхэм впервые привлек к себе внимание Брауна в 1941 году, когда отдал два паса на занос в победной для команды Северо-Запада встрече с Огайо, когда Браун потерпел свое единственное поражение на первом году пребывания на посту тренера «Оленьих Глаз» со счетом 7:14. На следующий год он привлек к себе внимание всей страны серией из трех пасов. В том году, невзирая на рекордно неудачное выступление команды Северо-Западного университета (1:9), Грэхэм всего только поставил рекорд «Большой Десятки» по пасам, возглавил ее список по пасам и нападению и был назван самым ценным игроком конференции.
Однако Отто Грэхэм был грозен не только на футбольном поле. Он в той же мере преуспевал в баскетболе и бейсболе. Более того, на старшем году обучения он попал во всеамериканскую сборную по баскетболу, став наряду с Бенни Оостербааном и Уэсом Феслером третьим игроком, попадавшим в сборные года по футболу и баскетболу.
В лице Грэхэма Браун получил разыгрывающего, обладавшего невероятным чувством мгновения и периферическим зрением и способного стать осью того отлично притертого друг к другу механизма, который он надеялся создать на поле, команды, соответствующей некогда изреченному Э.Э. Каммингсом утверждению: «Точность создает движение». К тому же – разве Грэхэм не побеждал его команды в двух встречах из трех?
И, следуя правилу, раз-ты-не-можешь-побить-его-привлеки-на-свою-сторону, Браун отправился подписывать контракт с Грэхэмом, а потом записался в Колгейте на программу подготовки пилотов для флота. Грэхэм, задрафтованный «Детройтскими Львами» из благополучно существовавшей НФЛ, но так и не дождавшийся от них даже весточки, соблазнился на посулы Брауна, двухгодичный контракт, подъемные и 250 долларов в месяц на все время войны.
Понимая, что, даже купив скрипку работы Страдивари, Айзеком Стерном не станешь, Браун приступил к оркестровке своего собственного шедевра. Когда война закончилась и Джонни, Данте и Мак отправились по домам, Браун договорился с такими будущими звездами, как Данте Лавелли, Мак Спиди, Мэрион Мотли, Джонсом «Срочная Доставка», Лу Гроза, и прочими закаленными войной экс-солдатами, которым предстояло оттенить выступление его главного исполнителя Отто Грэхэма.
Начиная с самой первой игры первого сезона новой команды, сезона 1946 года, закончившейся полным разгромом «Морских Орлов» из Майами со счетом 44:0, команда, получившая название «Браунз» – не в честь Пола Брауна, как обычно считают, а другого чемпиона своего времени, Джо Луиса, имевшего прозвище «Коричневый (Браун) Бомбардировщик», стала созвездием в процессе его созидания. Однако, по правде говоря, Грэхэм не выходил тогда в стартовом составе: он опоздал в тренировочный лагерь, сделав небольшой заезд в Рочестер, чтобы сыграть в профессиональный баскетбол за тамошних «Ройялс» и помочь им выиграть чемпионский титул Национальной баскетбольной лиги в 1945–1946 годах.
В третьей игре сезона Грэхэм оказался на поле в качестве квартербека в Т-образном построении и немедленно начал оправдывать возлагавшиеся на него надежды. В тот год «Браунз» выиграли двенадцать игр регулярного сезона и звание чемпионов лиги, а Грэхэм – получивший теперь имя «Отто-автомат» из-за невероятной точности – возглавил список лиги по пасам.
Тем не менее «Браунз», как и вся новая лига, по-прежнему оставалась за рамками внимания футбольных болельщиков и хозяев футбола. Когда кто-либо упоминал о лиге ААФС комиссару известной всем НФЛ Элмеру Лаудену, тот просто фыркал: «Пусть сперва научатся играть в футбол». Однако футбольные мячи и все прочие необходимые для игры причиндалы обходились обеим лигам много дороже, чем они могли себе это позволить. И вот в 1950 году дороговизна финансовой войны заставила лиги объединиться, причем три команды ААФС были допущены в респектабельную НФЛ, и среди них были и «Браунз» вместе с Отто Грэхэмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61