C доставкой сайт Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вот уже семь лет прошло с тех пор… - Толстуха всхлипнула. - Как вдруг я говорю вам: отпустите Розали с нами в Италию. Там люди живут спокойно, там всего вдоволь. Там богатые дворяне покровительствуют театру. Розали сделает блестящую карьеру…
Метр Миньяр ходил по комнате, стуча своей деревяшкой. Он хмурил брови и, заложив руки за спину, хрустел пальцами. Потом он остановился, глядя в окно.
- Розали свободна, мадам. Пускай она едет куда хочет. Когда я вернулся из Америки, где мы дрались за свободу молодой республики, я нашёл моего брата в тюрьме, а его малютку дочь - в приюте королевы, Там её били, морили голодом и заставляли плести кружева для придворных модниц по шестнадцати часов в день. Я взял Розали из приюта и сделал её свободной артисткой. Я не отниму у неё свободу, которую сам ей дал.
- Ты, конечно, поедешь с нами, малютка? - спросила мадам Клодина, обняв Розали.
Розали расхохоталась.
- Конечно, не поеду, мадам. Я пойду с дядей в Париж.
Метр Миньяр всё ещё смотрел в окно. Плечи его вздрагивали, и я не знал, плачет он или смеется.
ПОЛИШИНЕЛЬ
Актеры уехали. Для нас с Паскуале наступила горячая пора. Метр рисовал углем на картоне фигурки новых кукол, а мы вырезывали их из дерева. Мадемуазель Розали шила им платьица. В чердачное окошко виднелась стрельчатая колокольня Страсбургского собора и далеко за рекой синели леса.
Мы с Паскуале больше не спорили по пустякам. Говорили только самые нужные слова. Мы знали, что делаем теперь настоящее, важное дело, потому что наши куклы были совсем особенные. Я сделал по рисунку метра толстолицего длинноносого человека в богатом охотничьем костюме.
- Это король Франции Людовик XVI, - сказал метр. - Он только и знает, что охотится в своих поместьях, пока страна нищенствует и бедняки с голоду едят мох.
Паскуале прилаживал кудрявый парик другому толстяку с орденской звездой из золотой бумаги на груди. Это был королевский министр.
- Он каждый день придумывает новые налоги, чтобы королю жилось роскошно, - говорил метр. - Чего только он не придумал! Умрёт у тебя дедушка - плати налог за то, что он помер. Родился у кого ребёнок - дерут налог за то, что он родился. Соберёт крестьянка корзину грибов - и за грибы надо платить.
Мадемуазель Розали ловкими пальцами пришивала кружевной воротник розовому молодчику с глупым узеньким ртом и мушкой на щеке.
- А это дворянчик. Живёт он припеваючи, никаких налогов не платит. Танцует на балах, играет в карты, а приедет в свое поместье - деревенские ребята должны всю ночь сторожить под окнами его замка и пугать лягушек, чтобы они, квакая, не мешали спать синьору.
- Неужто должны пугать лягушек? - ахнул Паскуале.
- Да, мой мальчик, мне самому приходилось делать это в детстве… - грустно ответил метр Миньяр.
Он надел себе на руку горбоносого кардинала в пурпурной мантии, обшитой кружевом, заставил его сложить ручки и загнусавил:
- Покайтесь, грешники! Отдайте свое добро церкви, будьте нищими и голодными! За это вы попадёте в царство небесное. А я буду есть и пить, во дворце роскошном жить, буду я ходить в шелках, вас оставлю в дураках! Тру-ля-ля, тру-ля-ля, небо - вам, а мне - земля!
Кардинал уморительно плясал на руке метра, шурша своим атласным нарядом.
Мадемуазель Розали одела нашего маленького Пульчинеллу в жёлто-зелёную курточку, стянутую ремешком. Сзади мы приделали ему острый горб. Зелёно-жёлтый колпачок с бубенчиком на макушке украсил его головку.
- Ступай, храбрец, покажи французам, как Полишинель расправится с врагами народа! - воскликнул метр.
Так Пульчинелла превратился в Полишинеля, и мне ничуть не было грустно.
Еще мы сделали придворную даму и генерала. Метр пробовал нарисовать длинноносую красавицу, но рисунок не удавался. Однажды он вернулся из города, весело размахивая каким-то листком,
- Вот она, наконец, - королева Франции, Мария-Антуанетта! - воскликнул он.
На листке была нарисована длинноносая дама с гордо закинутой головой в большом парике. Под картинкой стояла подпись: «Австрийская пантера», а на обороте было напечатано:
Коварство, злобу и порок
Лелеет в сердце королева.
Пора! Тиранам даст урок
Народ, трепещущий от гнева.
Пора! Дворяне и попы,
Глупец-король, министр без чести
Узнает бешенство толпы
И торжество народной мести.
Трепещите, тираны!
Ваше царство кончается!
Метр прочел эти стихи вполголоса. У меня по спине пробежали мурашки.
- Этот листок тайно напечатали друзья народа, - сказал метр. - Я не скрою от вас, мальчики, что идти с нашим театром в Париж - дело опасное. Королевская полиция охотится за всеми, кто хочет свободы. Если у нас найдут куклу Марии-Антуанетты, нас всех могут вздёрнуть на виселицу. Но война - это война. Мы идём воевать против королевы, против министров, против дворян… Хотите - идите с нами, хотите - возвращайтесь на родину, я дам вам денег на дорогу.
На миг передо мною мелькнули залитые солнцем дороги Италии, оливы, кипарисы и синее-синее небо… Но я знал, что пойду с метром. Всё, что я видел прежде: священник, разломавший наши ширмы, замок Гогенау, судья, который приговорил меня к тюрьме из-за брошки госпожи бургомистерши, - всё стало мне понятно по-новому с тех пор, как я встретился с метром. Я тоже хотел бороться за то, чтобы все люди были равны и свободны.
- Мы пойдём с вами, метр! - крикнул Паскуале, сдвинув свои светлые брови.
Метр просиял.
Я принялся вырезывать головку Марии-Антуанетты, поглядывая на картинку.

ОНИ ВСЁ ЗАБРАЛИ
Метр купил рыжую лошадку с белой отметиной на лбу, Он назвал её Брут-тираноубийца в честь древнего героя. Мы погрузили в новенькую одноколку наши ширмы, доски, козлы для тропы, клетку с мышами и двинулись в путь по лесистой равнине Эльзаса.
Весеннее половодье затопило луга. Солнце сверкало на поверхности лесных озер. Нежно-зелёные кустарники поднимали из воды свои ветки. На размытых дорогах мы встречали усталых путников. Их тощие лошадёнки везли убогий скарб. Это были беглецы от голода. Голод свирепствовал по ту сторону Вогезов. По ночам вдалеке вставали зарева.
* * *
- Прибавим шагу, ребята! Кажется, деревня близко! - сказал метр, бодро стуча своей деревяшкой по каменистой дороге.
Мы были среди Вогезов. Их округлые вершины, поросшие буковым лесом, казались ржавыми в лучах заходящего солнца. В долинах стояла синеватая мгла. Я причмокнул губами, подгоняя Брута. На оранжевом закатном небе перед нами чернели хижины деревушки.
Ни одна собака не залаяла при нашем приближении. Кривые, подслеповатые хижины молчаливо сутулились по краю улицы. Казалось, в деревне не было ни души.
- О-ля-ля! - крикнул метр. Есть тут кто-нибудь? Отзовись!
Эхо отозвалось в горах. Стая ворон, хлопая крыльями, взметнулась из-под забора. Мадемуазель Розали вздрогнула. Мне стало жутко.
Под забором щерила жёлтые зубы голова дохлой лошади. Темнели впадины её выклеванных глаз. Сквозь клочья шкуры и почерневшего мяса виднелись ребра. Ноги, как деревянные, торчали над раздутым брюхом. Брут захрипел, закусил поводья и попятился. Я взял его под уздцы, но он рванул головой вверх и чуть не сбил меня с ног. Одноколка накренилась, грозя вывернуть в канаву наши пожитки.
- Нечего делать, Жозеф, едем задами. Эх, сразу видно, что Брут на войне не бывал! - сказал метр.
Мы свернули на тропинку между хижин, чтобы объехать лошадиный труп.
- Метр, тут кто-то есть, - сказал Паскуале.
Над мшистой крышей одной землянки поднимался дымок. Метр заглянул в чёрную дыру, заменявшую окошко. Оттуда раздалось какое-то бормотанье.
- Эй-эй, зачем ты тушишь огонь, матушка? - закричал метр.
На земляном полу хижины тлели угли. Страшное существо в грязных лохмотьях металось над ними, затаптывая огонь. Из опрокинутого котелка на угли шипя выливалась вода.
- Гляди, гляди, ты котелок опрокинула! - снова крикнул метр.
Женщина в лохмотьях схватила котелок костлявой рукой и прижала его к груди, словно защищая от нас. Из-под свалявшихся косм дико сверкали её глаза.
- Не отбирай… не отбирай… - бормотала она. - Это моей дочурке… не отбирай, ты всё равно не будешь есть… это только мясо дохлой лошади… Ааа! - вдруг завыла она по-звериному, увидев, что метр переступил порог землянки. Она упала на пол, прикрыла грудью котелок и растопырила руки, готовая вцепиться в того, кто подойдёт.
- Не отдам! - хрипела она. - Изверги! Всё отобрали, всё! Мы один мох едим… Неделю огня не разводили… Я не отдам.
- Не бойся, матушка, мы ничего не отберём, - ласково сказал метр, - мы тебя накормим. Жозеф, Паскуале, тащите сюда наши сумки!
Женщина замерла на полу, всё ещё прикрывая котелок. Она недоуменно смотрела, как Розали вынимает из сумки хлеб, сыр, яйца, а метр Миньяр вываливает из мешка лук. Розали протянула ей дрожащей рукой кусок хлеба с сыром. Она жадно схватила его и, озираясь, отползла в угол.
- Мари!
Из кучи лохмотьев в углу выкарабкалась девочка лет пяти - маленький скелет, обтянутый жёлтой кожей. Её большая голова качалась на слабой шейке, глаза были мутные. Она стала есть хлеб из рук матери, сопя и давясь от жадности, стоя на четвереньках, как собачонка. Мать глотала слюну.
Крупные слёзы катились из чёрных глаз мадемуазель Розали. Она отрезывала один ломоть за другим и давала женщине. Я вышел из хижины, чтобы выпрячь Брута.
* * *
Мы раздули огонь и сварили похлебку. Поев, матушка Гошелу (так звали женщину) заплакала. Слезы промывали светлые полосы на её чёрных от грязи щеках. Она рассказала метру, какой был плохой урожай. Сборщики недоимок забрали всё, что удалось снять с поля. Зимой скотина стала дохнуть. Нечем было её кормить, нечего было есть самим. В марте наступил настоящий голод. Все деревенские, как один человек, поднялись и пошли искать хлеба по другим деревням.
- Мы остались: муж был болен горячкой… Потом он умер, потом я заболела… У меня была припрятана мука для дочки… Неделю тому назад стала я печь для неё лепёшки пополам с корой… Вдруг слышу голоса и топот… Опять - сборщик недоимок с отрядом солдат. Увидали дымок над крышей, нагрянули сюда, отобрали и муку и лепёшки… Все дома обшарили, выносили, отбирали последнее добро и грузили на возы. Я думала, вы тоже за недоимками…
Метр Миньяр слушал её, нахмурившись и кусая губы.
- Есть у вас родные, матушка Гошелу? - спросил он.
- Есть тётка в Эпинале. Я хотела к ней пойти, да не дойду. Очень я слабая… Уж, видно, помрём мы здесь с Мари. - И матушка Гошелу зарыдала, уронив на колени голову с седыми нечесаными космами.
Маленькая Мари, насытившись, спала на коленях у Розали, завернутая в её зелёный шарф. Она улыбалась во сне и сосала свой грязный палец.
Мы переночевали в соседней хижине. Я не мог спать.
Мне мерещились то оскаленная челюсть дохлой лошади, то маленькая Мари с мутными глазами, то слышались грубые голоса сборщиков, отнимавших лепёшки у матушки Гошелу.
Паскуале встал бледный, нахмуренный. Мы запрягли Брута. Метр Миньяр усадил в одноколку матушку Гошелу с девочкой на руках и укрыл их своим толстым плащом. Туман розовел, поднимаясь из долин; воронье с карканьем кружилось над дохлой лошадью, когда мы тронулись в путь.
ВСТРЕЧА
Мы миновали деревню, где вместо домов чернели одни обуглившиеся развалины.
- Здесь был бунт, - сказала матушка Гошелу, - за это войска сожгли деревню, а главарей повесили вон на том дубе.
Я взглянул на большой дуб и невольно отвернулся. Там между ветвей чернело что-то страшное, и воронье каркало вокруг. Мы, не оглядываясь, пустились под гору. Наши запасы подходили к концу. Надо было во что бы то ни стало достать хлеба и молока для Мари.
Под вечер мы увидели вдали селение. Сгорбленные крестьяне копались на полях. Дорогу пересекал разлившийся ручей. У брода слышались крики и хлопанье бичей. Два лакея подпирали плечами возок, завязший в глинистой грязи. Он был доверху нагружен тяжёлыми сундуками. Кучер, громко ругаясь, подгонял лошадей. Лошади напрягались, скользили по глинистой круче и падали на колени. Возок не двигался. На том берегу стояла карета с гербом на дверцах, по ступицу в грязи. От золотистых лошадей шёл пар: видно, они только что вытащили карету из ручья.
- Эге, как бы и нам не завязнуть! - сказал метр Миньяр и взял на руки Мари.
Матушка Гошелу слезла с одноколки, оперлась на руку метра, и они двинулись через ручей. Вода бурлила вокруг деревяшки метра. Я повёл Брута вброд, а Паскуале, шагая сзади, придерживал клетку с мышами на тележке. Брут бодро взобрался на глинистую кручу с нашей легкой поклажей. Мы остановились, поджидая метра и мадемуазель Розали, которая замешкалась на том берегу, снимая свои длинные чулки.
- Не идут, ваше сиятельство! Говорят: завязли, так сами и выбирайтесь, а мы вам не помощники. И лошадей не дают, проклятые кроты! Вон их сколько на поле копается - ни один не пошёл! - сказал кто-то по-немецки за моей спиной.
Я оглянулся. У дверцы кареты стоял, вытирая лоб, лакей Эрик из Гогенау. Из кареты выглядывала сама баронесса в перистой шляпе. Она заломила руки.
- Но как же мы вытащим возок. Это ужасно, Эрик!
- Смею сказать… если бы выпрячь лошадей из кареты и запрячь их в возок, они, наверное, сдвинули бы…
- Ни за что! - взвизгнула баронессочка, высунув свой длинный нос из-за плеча матери. - Найдите каких-нибудь кляч, а моих золотистых коней я не дам портить. Я буду на них в Париже кататься.
Эрик пожал плечами.
- Крестьяне не дадут лошадей. Разве что вот эту взять? Эй, малый, давай-ка твою клячу, получишь на водку. Распрягай живо!
Эрик взял Брута под уздцы.
Матушка Гошелу, уже взобравшаяся на одноколку, испуганно уставилась на него. Метр Миньяр схватил Эрика за локоть.
- Погоди, любезный, ты видишь, мы спешим: нам надо отвезти ребенка куда-нибудь, где есть молоко и хлеб. Мы не можем задерживаться из-за пустяков.
- Из-за пустяков! - заорал Эрик. - Я вам покажу пустяки! Эй, ребята, на помощь!
Трое лакеев, бросив возок, бежали к нему. Я хлестнул Брута. Он пустился вскачь по дороге. Матушка Гошелу и Мари подпрыгивали на кочках. Старый крестьянин на поле смеялся во весь рот и махал нам дырявой шляпой.
- Простите нашу невежливость, мадам, но, право, мы торопимся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25


А-П

П-Я