В 1805 году Понмерси
служил в дивизии Малера, отбившей Гюнцбург у эрцгерцога Фердинанда. При
Вельтингене под градом пуль он вынес на руках смертельно раненного в сра
жении полковника Мопети, командира 9-го драгунского полка. Он отличился п
од Аустерлицем во время прославленного перехода колонн под неприятель
ским огнем. Когда отряд русских конногвардейцев разбил батальон 4-го пех
отного полка, Понмерси был в числе добившихся реванша. Император пожалов
ал его крестом. Понмерси был свидетелем пленения Вурмсера в Мантуе, Мела
са в Александрии, Макка под Ульмом. Его часть входила в 8-й корпус доблестн
ой армии Мортье, взявшей Гамбург. Затем он перешел в 55-й пехотный полк, прео
бразованный из прежнего Фландрского полка. Под Эйлау он находился на том
самом кладбище, где бесстрашный капитан Луи Гюго, дядя автора этой книги,
со своей ротой из восьмидесяти трех человек в течение двух часов сдержив
ал натиск неприятельской армии. Понмерси был одним из трех ушедших живым
и с этого кладбища. Он принимал участие в сражении под Фридландом. Видел М
оскву, Березину, Люцен, Бауцен, Дрезден, Вахау, Лейпциг и Гельнгаузенское у
щелье; затем Монмирайль, Шато-Тьери, Краон, берега Марны, берега Эны и стра
шные лаонские позиции. Под Арне-ле-Дюке, будучи в чине капитана, он заруби
л десять казаков и спас, впрочем, не своего генерала, а своего капрала. Он в
ышел из этого дела израненным: у него извлекли из одной только левой руки
двадцать семь осколков кости. За неделю до капитуляции Парижа он поменял
ся местом с товарищем и перешел в кавалерию. Он был человеком, как говорил
и при старом режиме, двойной сноровки, то есть умел в качестве солдата оди
наково хорошо управляться как с саблей, так и с ружьем, а в качестве офицер
а Ч как с эскадроном, так и с батальоном. Благодаря этому качеству, усовер
шенствованному выучкой, и возникли такие особые виды войск, как, наприме
р, драгуны, являющиеся одновременно и кавалеристами и пехотинцами. Он по
следовал за Наполеоном на остров Эльбу. Под Ватерлоо он командовал эскад
роном кирасир, входившим в бригаду Дюбуа. Это он отнял знамя у Люненбургс
кого батальона. Он бросил знамя к ногам императора. Он был весь залит кров
ью. Когда он вырывал знамя, его ударили саблей и рассекли ему лицо. Императ
ор, довольный, крикнул ему: «Поздравляю тебя полковником, бароном и кавал
ером ордена Почетного легиона!» Ч «Благодарю вас, ваше величество, за мо
ю вдову», Ч ответил Понмерси. Час спустя он упал в овраг на Оэнскую дорог
у. А теперь скажите Ч кто же этот Жорж Понмерси? Да все тот же луарский раз
бойник.
Читатель кое-что о нем знает. После Ватерлоо, как вы помните, Понмерси выт
ащили из оврага на Оэнской дороге, ему удалось присоединиться к армии, а з
атем в лазаретном фургоне он добрался до луарского лагеря.
В годы Реставрации он был переведен на половинный оклад, а затем отправл
ен на жительство Ч другими словами под надзор Ч в Вернон. Людовик XVIII, соч
тя все, имевшее место в течение Ста дней, недействительным, не признал ни е
го звания кавалера ордена Почетного легиона, ни его чина полковника, ни е
го баронского титула. А Понмерси не упускал случая подписаться: «Полковн
ик барон Понмерси». Выходя из дому, он прикреплял к своему старому синему,
и к тому же единственному, сюртуку ленточку ордена Почетного легиона. Ко
ролевский прокурор велел предупредить его, что возбудит против него суд
ебное преследование за «незаконное ношение этого знака отличия». Выслу
шав предупреждение, переданное ему через чиновника, Понмерси ответил с г
орькой усмешкой: «Не знаю, я ли перестал понимать по-французски, вы ли раз
учились говорить на французском языке, но я решительно ничего не понял».
После этого целую неделю он изо дня в день появлялся в городе с орденской
ленточкой. Больше его не посмели тревожить. Два-три раза военному минист
ру и начальнику военного округа случилось направлять ему письма с надпи
сью: «Господину майору Понмерси». Он отсылал письма обратно нераспечата
нными. Подобным образом поступал в это самое время на острове св. Елены и Н
аполеон с посланиями Гудсона Лоу, адресованными «Генералу Бонапарту». П
онмерси отвечал Ч да простят нам это выражение Ч плевком, как и его импе
ратор.
Вот так же в Риме среди пленных карфагенских солдат попадались воины, в к
оторых жила частичка души Ганнибала, и они отказывались приветствовать
Фламиния.
В одно прекрасное утро, встретив на улице Вернона королевского прокурор
а, Понмерси подошел к нему и задал вопрос: «Скажите, господин королевский
прокурор, разрешается ли мне носить шрам на лице?»
Никаких средств, кроме жалкого половинного оклада эскадронного команд
ира, он не имел Он нанимал в Верноне самый маленький домишко, какой только
можно было сыскать. Он жил один, с его образом жизни мы уже познакомились.
При Империи он успел между двумя войнами жениться на девице Жильнорман.
Старый буржуа, в глубине души крайне недовольный, дал скрепя сердце согл
асие на брак, заявив, что и «самые знаменитые семьи бывают подчас вынужде
ны к этому». В 1815 году г-жа Понмерси, женщина во всех отношениях превосходн
ая, редких душевных качеств и вполне достойная своего мужа, умерла, остав
ив ребенка. Этот ребенок мог бы скрасить одинокую жизнь полковника. Но де
д потребовал внука к себе, заявив, что лишит мальчика наследства, если ему
не отдадут его. Отец уступил, блюдя интересы сына, и, потеряв возможность у
держать подле себя ребенка, пристрастился к цветам.
Он не занимался политикой, не бунтовал и не принимал участия в заговорах.
Его мысли были сосредоточены либо на невинных делах, которыми он занимал
ся теперь, либо на великих делах, которые совершал ранее. Его время делило
сь между ожиданием цветения гвоздики и воспоминаниями об Аустерлице.
Жильнорман не поддерживал с зятем никаких отношений. В его глазах полков
ник был «бандитом», а сам он в глазах полковника Ч «бестолочью». Жильнор
ман никогда не упоминал о полковнике, если не считать иронических намеко
в на его «баронство». Они раз навсегда уговорились, что Понмерси не стане
т делать никаких попыток видеться или говорить с сыном, под угрозой, что м
альчика возвратят ему, изгнав и лишив наследства. Понмерси представлялс
я Жильнорманам зачумленным. Им хотелось воспитать ребенка по-своему. Бы
ть может, полковник и допустил ошибку, приняв такие условия, но он строго с
облюдал их, полагая, что поступает правильно и жертвует только собой.
Наследство Жильнормана Ч отца сулило немного, зато наследство мадмуаз
ель Жильнорман Ч старшей было весьма значительным. Эта тетушка, оставша
яся в девицах, обладала богатством, полученным с материнской стороны, а с
ын сестры являлся прямым ее наследником.
Ребенок, которого звали Мариус, знал, что у него есть отец, и только. Никто н
е говорил с ним об отце. Но в обществе, куда водил его дед, его встречали шуш
уканьем, намеками, перемигиваниями, и в конце концов это дошло до сознани
я мальчика; он начал кое-что понимать. Он подвергался длительному воздей
ствию окружающей среды, он, так сказать, впитывал ее в себя, и, естественно,
проникся взглядами и идеями, как бы насыщавшими атмосферу, которою он ды
шал; постепенно он привык думать об отце со стыдом н сердечной болью.
Полковник раз в два-три месяца покидал свой дом, украдкой, как беглый арес
тант, приезжал в Париж и шел в церковь Сен Ч Сюльпис к тому часу, когда тет
ка Жильнорман приводила туда Мариуса к обедне. Там, дрожа от страха, как бы
тетка не обернулась, он, схоронившись за колонной, не смея пошевельнутьс
я и вздохнуть, смотрел на сына. Покрытый шрамами воин боялся старой девы.

Отсюда возникла его дружба с вернонским кюре аббатом Мабефом.
Достопочтенный кюре приходился братом церковному старосте церкви Сен-
Сюльпис, а тот обратил внимание на мужчину, не отрывавшего глаз от ребенк
а; староста заметил и шрам на его щеке и крупные слезы на глазах. Мужествен
ный на вид человек, плачущий как женщина, произвел на него сильное впечат
ление. Ему запомнилось его лицо. Однажды, приехав в Верной повидаться с бр
атом, он встретил на мосту полковника Понмерси и узнал в нем человека, кот
орого видел в Сен-Сюльпис. Староста рассказал о нем кюре, и под каким-то пр
едлогом они вдвоем нанесли полковнику визит. За первым визитом последов
али другие. Полковник, вначале очень несловоохотливый, под конец разгово
рился. Таким образом кюре и старосте удалось узнать всю историю его жизн
и и то, как он пожертвовал личным счастьем ради будущности своего ребенк
а. Это внушило кюре чувство уважения и нежности к полковнику, а тот полюби
л кюре. Впрочем, никто не сближается между собою так легко и не достигает т
акого взаимопонимания, как старый священник и старый солдат, если по сча
стливой случайности оба они искренни и добры. В сущности эти люди ничем н
е отличаются друг от друга. Один посвящает себя служению земной отчизне,
другой Ч небесной. Вот и вся разница.
Два раза в год, к 1 января и ко дню св. Георгия, Мариус под диктовку тетки пис
ал отцу официальные поздравительные письма, казавшиеся списанными с ка
кого-нибудь письмовника. Это все, что допускал Жильнорман. А отец отвечал
нежными посланиями, которые дед, не читая, засовывал себе в карман.

Глава третья.
Requiescant Да почию
т (лат.)


Салоном г-жи де Т. ограничивалось для Мариуса Понмерси знание жизни. Сало
н был единственным оконцем, через которое он мог глядеть в мир. Окно было т
усклое; сквозь него проникало больше холода, нежели тепла, больше мрака, н
ежели света. Вступив радостным и сияющим в этот мирок, ребенок после недо
лгого пребывания там стал печальным и Ч что еще менее соответствовало е
го возрасту Ч серьезным. Окруженный всеми этими важными и странными люд
ьми, он глядел вокруг с изумлением. А все, что он видел, могло только усилит
ь это чувство. В салоне г-жи де Т. можно было встретить старых знатных почт
енных дам, носивших фамилии Матан, Ноэ, Левис, произносившуюся Леви, Камби
, произносившуюся Камбиз. Старые лица и библейские имена смешивались в г
олове мальчика с рассказами из Ветхого завета, которые он учил наизусть.
И когда, собравшись в кружок у потухающего камина, дамы молча восседали в
полумраке, вокруг лампы под зеленым абажуром, лишь изредка роняя торжест
венные и гневные слова, маленький Мариус испуганными глазами смотрел на
их строгие профили, на седеющие и седые волосы, на их длинные, сшитые по мо
де прошлого века платья самых мрачных цветов. Ему казалось, что перед ним
не женщины, а патриархи и волхвы, не живые существа, а призраки.
К этим призракам присоединялись духовные особы Ч завсегдатаи старинн
ого салона и дворяне: маркиз де Сассене, личный секретарь г-жи де Берри; ви
конт де Валори, печатавший под псевдонимом Шарля Ч Антуана написанные о
дним и тем же размером оды; князь де Бофремон, еще молодой, но уже седеющий,
у которого была хорошенькая и остроумная жена, чьи туалеты из алого барх
ата с золотым шнуром и глубоким декольте рассеивали царивший в салоне мр
ак; маркиз Кариолис д'Эспинуз, лучший во Франции знаток «меры учтивости»;
граф д'Амандр, холостяк с добродушным подбородком, и кавалер де Пор де Ги,
столп Луврской библиотеки, именовавшейся «королевским кабинетом». Де П
ор де Ги, лысый, раньше времени состарившийся, рассказывал, что в 1793 году, ше
стнадцати лет от роду, он был сослан на каторгу за отказ от присяги и заков
ан в кандалы вместе с восьмидесятилетним епископом де Мирпуа, также осуж
денным за отказ от присяги, с той только разницей, что тот был непокорным с
вященником, а он Ч непокорным солдатом. Дело происходило в Тулоне. На их о
бязанности лежало убирать по ночам с эшафота головы и тела гильотиниров
анных днем. Взвалив на спину обезглавленные кровоточащие туловища, они у
носили их; на вороте их красных арестантских халатов образовывалась кор
ка запекшейся крови, к утру высыхавшая, вечером влажная. В салоне г-жи де Т.
можно было услышать много таких страшных рассказов. В проклятиях Марату
здесь докатывались до восхваления Трестальона. Депутаты из породы «бес
подобных», Тибор дю Шалар, Лемаршан де Гомикур и знаменитый шутник «прав
ой» Корне-Денкур, играли здесь в вист. Бальи де Ферет, носивший, несмотря н
а худые ноги, короткие штаны, забегал иногда по дороге к Талейрану в этот с
алон. Он был собутыльником графа д'Артуа и, в противоположность Аристоте
лю, ходившему на задних лапках перед Кампаспой, заставлял ползать на чет
вереньках девицу Гимар, явив векам образец бальи, отомстившего за филосо
фа.
Из духовных лиц здесь бывали аббат Гальма, тот самый, которому Лароз, сотр
удничавший в газете «Фудр», говорил: «Да кому же теперь меньше пятидесят
и? Разве какому-нибудь молокососу-первокурснику!»; аббат Летурнер, корол
евский проповедник; аббат Фрейсину, в ту пору еще не граф, не епископ, не ми
нистр, не пэр, носивший старую сутану, на которой вечно не хватало пуговиц
. Сюда приходили аббат Керавенан, кюре церкви Сен-Жермен-де-Пре, тогдашни
й папский нунций, высокопреосвещеннейший Макки, архиепископ Низибийск
ий, впоследствии кардинал, с длинным меланхолическим носом, и аббат Паль
миэри, носивший звание духовника папы, одного из семи действительных про
тонотариев святейшего престола, каноника знаменитой Либерийской базил
ики, ходатая по делам святых Ч postulatore di santi, что указывало на касательство его к
делам канонизации и соответствовало примерно чину докладчика Государс
твенного совета по райской секции. Наконец салон посещали два кардинала
: де ла Люзерн и де Клермон Ч Тонер. Кардинал де ла Люзерн был писателем; не
сколько лет спустя на его долю выпала честь помещать свои статьи в Консе
рваторе рядом со статьями Шатобриана. Тулузский архиепископ де Клермон-
Тонер в летнюю пору частенько приезжал вместо дачи в Париж к своему плем
яннику маркизу де Тонеру, занимавшему пост морского и военного министра
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13