https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-gorizontalnym-vypuskom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Их перевезли на кораблях, — все так же шепотом продолжал монах, — после того как море не расступилось перед ними. Всего было пять кораблей, три погибло во время шторма, а два других… Говорят, они благополучно пересекли море, и дети сейчас в Тунисе…Он замолчал, подавленный горем.— Дон Йоханнес, я не понимаю вас. Что это за дети? Как они попали на корабли?— Суда ожидали их в гавани Марселя.— Вот оно что… А кто же все это устроил?Долф вспомнил, что Леонардо однажды обмолвился о крестовом походе детей, который отправился из Франции примерно в это же время.— Дон Йоханнес, объясните же наконец, что случилось с теми детьми и как они вообще попали в Марсель?— Так все было задумано. Двое взрослых и один пастушонок привели их туда, а дети были уверены, что отправляются в Святую землю. Стефан — так звали пастушонка — пообещал им, что море отхлынет от берегов. Никакого чуда, конечно, не произошло. Безмерное отчаяние охватило детей, но тут как раз показались пять кораблей, которые поджидали их уже неделю. Корабли, как уверяли взрослые, должны доставить их прямо в Святую землю.— Ну хорошо, а что им делать в Тунисе?— Неужели ты не понял, Рудолф? Корабли держали курс прямехонько в Северную Африку, на рынки рабов, как и было условлено с самого начала.— Что-о-о?Долф не мог прийти в себя. Страшный смысл этих слов медленно доходил до него.— Значит, детей обрекли на… Но это же невозможно! Дон Йоханнес, не хотите ли вы сказать, что и эти ребята из Германии тоже… что в порту Генуи ожидают суда, готовые отправить всех нас в Африку, где мы будем проданы в рабство? Неужели вы это хотите сказать?Монах молча кивнул головой и боязливо огляделся.— Вот почему он торопил нас в Геную… Боже мой, но это же…Йоханнес испустил тяжкий вздох.— Три из этих кораблей пошли ко дну, спастись не удалось никому, — удрученно бормотал монах. — А случилось это как раз в те дни, когда непогода застигла нас в Альпах.— И наши ребята тоже?Йоханнес пристыженно молчал, склонив голову.— Выходит, — Долф тоже перешел на шепот, — в Генуе нас ожидают суда, готовые отплыть в Африку? А ребята думают, что они направляются в Палестину…Йоханнес кивнул головой.— И вы… допустите это?— Нет! — вскричал монах. — Не могу я больше! Я упрашивал Ансельма, но куда там! Он и слушать не желает. У него одно на уме — получить свое серебро.— Дело обговорено заранее, — в бессильном отчаянии сокрушался Долф, — а ведь я все время подозревал, что детям морочат голову этой сказкой, что за всей этой историей кроется какая-то тайная возня. Дон Йоханнес, давно ли вы об этом знаете?Йоханнес не ответил.— Неужто вы знали с самого начала, еще в Кельне? — не веря себе, допытывался Долф.И вновь ответом ему было молчание.— Вы… вы сами придумали это?— Я тут ни при чем, да и Ансельм тоже, мы только исполняли.— Кто же задумал это? Кому пришла в голову проклятая мысль заманить в ловушку тысячи детей, хитростью загнать их в эту гавань, чтобы отправить в неволю? Кому?Йоханнес только пожал плечами.— Значит, Aнсeльму?Снова молчание.— О господи, дон Йоханнес, ну скажите же хоть слово! Что теперь будет?— Не знаю, — удрученно прошептал монах. — Мы опоздали. Господь пожелал, чтобы мы пришли слишком поздно, и корабли уже снялись с якоря.— Слишком поздно!— Вообще-то нас ждали к середине июля, а теперь середина августа.— Так… середина августа. Вот почему Ансельм так спешил, вот почему он все время злился и подгонял нас!Йоханнес кивком подтвердил.Чудовищный замысел не укладывался в сознании Долфа. Можно ли поверить, что взрослым людям могла прийти в голову мысль обманом привезти тысячи ничего не подозревающих детей на невольничьи рынки Африки?— Иерусалим-то ведь не в Северной Африке, — медленно произнес он.— Это мы с тобой знаем, да и Ансельм тоже, а детям откуда знать?— Но для чего это? — исступленно спрашивал Долф.— Нам посулили большие деньги. В Генуе нам заплатят по динарию за каждого здорового ребенка.— Недурно, — заметил Долф, который к этому времени уже успел разобраться в достоинстве монет, имевших здесь хождение. — Семь тысяч динариев, да это целое состояние!Йоханнес опустил голову и заплакал.— Я не хочу, — твердил он, — не могу больше… Дети, они такие доверчивые, они ни о чем не подозревают, они мечтают увидеть Иерусалим… И я так привязался к тебе, Рудолф.Долф кивнул головой. Смятение его усиливалось с каждой минутой. Подумать только! Марике на рынке рабов в Тунисе, прелестная отважная Хильда, белокурая Фрида, знающая толк в целебных травах, силач Берто, и Петер, Франк, Карл… Немыслимо!— Нужно сорвать этот замысел, дон Йоханнес!Монах съежился.— Не называй меня титулом священнослужителя, я этого не заслуживаю.— Так вы не настоящий монах?— Нет, теперь уже нет… Ах, Рудолф, когда-то я был добрым малым, хотел посвятить себя Господу нашему, но меня, недостойного, изгнали из монастыря… Тяжко мне было — ни ремесла в жизни, ни будущего; бродяжничал, дошел до воровства, и вот в Генуе повстречал Ансельма. Дела его в ту пору были столь же плачевны, как и мои, но сам он намного хитрее меня. Хитрее и бесчестнее. У него обширные связи среди людей самой дурной славы — пиратов, контрабандистов. Один из них, некто по имени Больо, попросил нас помочь ему. Кому из них первому пришла в голову мысль завлечь в западню тысячи ребят из северных земель, я не знаю. Однажды Больо рассказал о двух мнимых монахах, отправившихся во Францию, чтобы набрать там целую армию бездомных маленьких бродяг и привести их в Марсель. Он спросил, готовы ли мы проделать то же самое в германских землях. Вознаграждение он посулил королевское: красивые белокурые рабы с севера идут в Тунисе по высокой цене. Арабы охотно покупают их.Долф подавил дрожь отвращения, попытался овладеть собой. Он готов был сейчас в глотку вцепиться этому Йоханнесу… Огромным усилием воли он сдержал себя.— И вы пошли на это?— А что я мог сделать? Выбирать не приходилось… И я не видел в этом ничего особенно дурного.— Ничего дурного в том, чтобы обманом отправить в рабство тысячи детей? — переспросил потрясенный его словами Долф.Йоханнес только ниже склонил голову.— Всем известно, что арабы — народ просвещенный, и тем, кто попадет к ним в рабство, живется не так уж плохо, если только они не отличаются строптивостью. Да и кто шел с нами в поход? Бездомные бродяги и сироты, беглые маленькие крепостные, ленивые и неповоротливые попрошайки, живущие воровством и вымогательством. Им все равно бы не дожить до зрелого возраста, очень скоро они бы закончили свои дни на виселице или замерзли на дороге… В ту пору я чуть ли не благодеянием почитал собрать этих обездоленных и отправить их в теплые края, продать богатым и просвещенным хозяевам. В любом случае их ожидала лучшая судьба в сравнении с той жизнью, которую они вели на родине…— Но в рабстве! — взорвался Долф.— Ну да.— И христианские дети попали бы в рабство!Йоханнес молча подтвердил.— А для чего им нужны дети из северных краев?— Язычники предпочитают светловолосых, бледнокожих рабов, особенно здесь, на юге… Рыцарей Ломбардии и Тосканы никогда не увлекали крестовые походы. Итальянцы стремились не столько сражаться в походах, сколько наживаться на нах.. В северных землях, напротив, крестовые походы влекут многих, особенно простолюдинов. Знатных господ теперь не соблазнишь этим, а вот дети — те готовы тут же идти в заморские земли. Мы с Ансельмом родом из Ломбардии, по-немецки говорим сносно, вот и решили отправиться в Германию и прикинуть, сколько детей можно собрать разом. Оказалось, великое множество, гораздо больше, чем мы рассчитывали, больше, чем могут вместить те шесть кораблей, что ждали нас в Генуе к середине июля.— Вы решили, что по крайней мере половина из их числа погибнет, затеряется или отстанет в пути?Йоханнес помалкивал.— Какая подлость! — прошептал Долф. — Так воспользоваться их неопытностью, их верой в Бога… да еще рассказать им эту сказку о Белокаменном Городе! Ведь вы же все это время, все время знали, что… Как же вы могли пойти на это, Йоханнес? Неужели совесть не мучает вас? Этих отважных и ловких ребят, с такой решимостью сметавших все преграды на своем пути, ребят, которые познали свободу, вы их собирались продать в рабство!— Не могу я, — сдавленно буркнул Йоханнес, — они стали мне дороги, все, как один. О Рудолф, неужели ты не понимаешь? Я так хорошо их знаю теперь, я видел, как они отбивались от диких зверей, сражались с разбойниками, сносили непогоду… и при этом помогали друг другу, подбадривали тех, кто рядом… Помоги мне, Рудолф! Не дай им попасть в рабство, ведь теперь это совсем не те ничтожные, достойные сожаления создания, какими они представлялись мне поначалу, а великолепные, как на подбор, ребята, которых надо спасать.— Согласен с вами, но как это сделать?Долф углубился в раздумья. У него не было сомнений в том, что его собеседник искренне раскаивается. Можно было лишь порадоваться тому, что он не выдержал до конца этот чудовищный спектакль, но в душе мальчика кипела едва сдерживаемая ярость.— Мы должны остановить их, — продолжал, приободрившись, Йоханнес, который обрел некоторую решимость после того, как с души у него свалилась тяжесть. — Нужно сделать все, чтобы ребята не взошли на палубу кораблей.— Да ждут ли еще эти корабли? Не могут же они столько времени стоять на рейде? — с надеждой спросил Долф.— Не знаю. Ансельм пошел в город, там у него встреча с Больо. Я молю всевышнего, чтобы было поздно, но не могу знать наверняка.Внезапная мысль пронзила Долфа.— А как же Николас? — воскликнул он. — Николас-то знает, почему ребят привели в Геную?— В том-то и дело, что нет. Он думает, что мы и впрямь собрались освобождать Иерусалим.— Как вам удалось вбить ему в голову эти глупости насчет того, что он святой?— Вот уж это было нетрудно. На исходе зимы Ансельм и я перевалили через горы и отправились на север. Мы смотрели в оба и отыскали подходящего пастушонка крепкого телосложения; ему мы и показали чудо. Выждав до наступления темноты, запалили деревянный крест и выставили его из-за вершины холма, сами спрятались в укрытии. Парень видел только пылающий крест, а мы наблюдали за ним… Он упал на колени, воздел руки к небесам. Мы быстренько убрали крест, потушили пламя. И Ансельм, прижав руки ко рту, крикнул сдавленным голосом: «Господь призывает тебя, сын мой!» Тогда мы еще не знали его имени. В запасе у нас было множество других фокусов. Поздно ночью, когда подпасок улегся, а спал он прямо в поле, ибо крова у него не было, мы подкрались к мальчишке, и Ансельм принялся нашептывать ему на ухо весь наш план, при этом он внушал парню, что тот слышит ангельские голоса, призывающие его собрать детское воинство и прямиком отправиться в Святую землю, ну и все такое. Пастух проснулся, но слушал как завороженный, цепенея от ужаса и изумления, — хочешь верь, хочешь нет, — у него не было и тени сомнения в том, что именно он избран свыше для свершения святого дела. Перед тем мы дважды испробовали эту шутку. В первый раз пастушонок с криком бросился наутек, завяз в болоте и утонул. Второй мальчишка тоже пустился со всех ног — да прямо к приходскому священнику и выложил тому все как есть о чуде, что явилось ему во сне. Так что оба раза мы остались ни с чем, зато Николас в одну секунду поверил, что он и есть избранник Господа. Видно, нрав у парня заносчивый.— Это уж точно, — подтвердил Долф. — Что же было дальше?— Три ночи кряду мы разыгрывали перед Николасом комедию с горящим крестом и ангельскими голосами, пока не увидели, что он и думать позабыл про своих овец, он уже вошел в роль избранника. Тут мы среди бела дня приблизились к нему в своем монашеском облачении, пали ниц перед мальчишкой, воздавая ему почести, и рассказали, что нам было откровение: якобы всевышний избрал Николаса своим орудием, дабы привести в Святую землю невинное детское воинство, а нас призвал помочь ему.— И он поверил вам?— Конечно. Теперь мы втроем держали путь в Кельн. По дороге мы только и делали, что проповедовали, и вскоре собрали изрядное число детей, которые пошли за нами, так что в Кельн вступило шествие, насчитывавшее множество сотен детей. Николас старался изо всех сил. Он молился целые дни напролет на большой Соборной площади перед новым храмом, и дети отовсюду стекались к нам. До Троицы оставалось две недели, когда мы вышли из Кельна, а дети из ближних и дальних краев все собирались под наши знамена. Сам архиепископ Кельнский принял Николаса вместе с Ансельмом — я-то не удостоился чести, — уж и не знаю, что они наговорили архиепископу. Впрочем, Ансельм хитер… После этой аудиенции мы разжились упряжью белых волов, повозкой и шатром, в придачу его преподобие отправил с нами собственную племянницу Хильду и верного оруженосца Каролюса. Тут уж к нам потянулись наследники знатных баронов, хоть Ансельм и побаивался этого. Оно и понятно: сгинут нищие бродяги, никто о них и не вспомнит, а если станет известно, что дети благородного сословия проданы в рабство, нам несдобровать.— Боитесь родительского гнева?— А то как же. По счастью, отпрысков знатных семейств среди нас немного, и окружены они почетом, подобающим их сословию.— Это я успел заметить, — ядовито отозвался Долф.— Я так обрадовался, когда Фредо покинул нас и увел с собой ребят — мы только вступили в предгорья Альп. Воинство крестоносцев разрослось, мы и не рассчитывали на такое. Как накормить такую прорву детей, как уследить за ними? Да они бы все не поместились на тех шести судах, что ожидали нас в Генуе, но Aнсельм твердил свое: «Чем больше, тем лучше. Кто знает, сколько погибнет в пути, до конца дойдут самые крепкие, нам за них и заплатят больше».Долф содрогнулся от этого неприкрытого цинизма.— Вот дьявол! — скрипнув зубами, выдавил он.— Но тут явился ты, — продолжал свое повествование Йоханнес, — то есть вы с Леонардо, и сразу все переменилось. Вначале мы приняли тебя за знатного юного рыцаря, ты держался с таким гордым, независимым видом. Ты упрекнул нас в том, что мы плохо заботимся о детях, и это была сущая правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43


А-П

П-Я