– Вот что, – принял решение Старков. – Лезь на елку, следи за ними и жди нас.
– Есть следить и ждать, – отрапортовал Димка, и Старков улыбнулся:
– Вольно, солдат. Не скучай. Мы быстро.
Он хлопнул Олега по спине, подтолкнул вперед, пошел следом, ступая на зависть Олегу почти бесшумно.
– Патроны в ящике под столом, – сказал им вслед Димка. – Берите побольше.
И Олег невольно вспомнил когда-то читанное о патронах, о снайперах, о партизанах в книгах о Великой Отечественной. Она окончилась тридцать лет назад и вновь началась для них – юнцов послевоенных лет, началась неожиданно и страшно в мокром осеннем лесу под Брянском, который знал и помнил войну: до сих пор еще колхозные ребятишки находят то стреляную гильзу, то ржавую каску. Что ж, возможно, сегодня к их «трофеям» прибавятся и другие – поновей…
4
Раф сидел на табуретке у гудящего генератора и читал Чейни, смешно шевеля губами: видимо, переводил текст. Американский сыщик Лемми Кошен успешно боролся с гангстерами вот уже семьдесят страниц, а оставшиеся сто двадцать манили Рафа нераскрытыми тайнами, отвлекая его и от воспроизведенного времени, и от своего реального. Он и забыл, что через полчаса должен смениться.
Войдя в сарайчик, Старков прежде всего взглянул на датчик: стрелка словно заклинилась на красной черте. На экране осциллографа текла ровная зеленая линия: на несколько делений выше расчетной. Поле не исчезало, однако напряженность его выросла раза в полтора. Старков, честно говоря, и не надеялся на такую удачу, когда еще планировал опыт. Но он не ждал и той беды, которую принесла негаданная удача.
Если бы его сейчас спросили, зная о возможности «пришельцев» из прошлого, начал бы он опыт или нет, Старков не задумываясь ответил бы: нет, не начал. Бог знает, чем грозит пришествие «гостей»! Может быть, они исчезнут так же, как появились. А может быть…
– Почему так рано? – поинтересовался Раф, отрываясь от книги. – Магазин закрыт?
– Закрыт, – сказал Олег. – Дорога к нему закрыта.
– Землетрясение? – сыронизировал Раф. – Лесной пожар? Или речка Незнайка вышла из берегов?
Старков поморщился:
– Не время паясничать. Беда, Раф…
Раф швырнул книгу на пол и встал:
– Что случилось, шеф?
– На дороге застрял грузовик с гитлеровцами, – выпалил Олег.
Раф обиделся:
– Кто из нас паясничает?
Ситуация и вправду была комична. Старков усмехнулся, сказал торопливо:
– Олег не шутит. Гитлеровцы действительно появились из прошлого. Те же, что шуровали когда-то в этих лесах.
Раф был вежливым мальчиком. Вежливым и немногословным. Когда он что-то недопонимал, он задавал вопрос, как правило, самый точный и самый нужный.
– Поле? – спросил он.
И Старков в который раз удивился его способности воспринимать всерьез то, что другой счел бы неумным и грубым розыгрышем.
– Поле, – подтвердил он. – Неожиданный «подарочек» тридцатилетней давности. Неожиданный и опасный.
Но Рафа, казалось, это не взволновало.
– Вы не предполагали такого эффекта?
– Нет, – сказал Старков.
Ему не хотелось ввязываться в теоретические рассуждения, да и времени не было, но от Рафа так просто не отделаешься: он должен сначала все для себя уяснить – подробно и точно, а потом принять решение.
– А если отключить поле? – допрашивал он.
– Не знаю, не знаю, – быстро сказал Старков. – Не исключено, что искусственное отключение поля уберет обратное время, но эффект «гостей» может и не исчезнуть. – И подумал, что название вполне подходит к случаю. Надо будет впоследствии «узаконить» его. И усмехнулся про себя: о чем ты сейчас думаешь, балбес ученый, когда рядом – опасность, не из детектива, брошенного на пол, а самая настоящая, стреляющая и безжалостная.
– Кончай допрашивать, Раф, – отрезал он. – Будем живы, все объясним. Нельзя выпускать их из сферы действия поля: тогда скорее всего они вместе с ним и исчезнут.
– Хорошее доказательство удачного эксперимента, – то ли серьезно, то ли шутя проговорил Раф.
Старков сдержался. Очень хотел дать волю если не рукам, то словам, но сдержался: не время ссориться. Пусть говорит что хочет: мальчишка, сопляк. Умный, способный, но – все-таки мальчишка, с гонором, с фанаберией. Пожалуй, для него этот день будет самым сложным – смешочками не отделаешься.
Старков сдержался, но Олег не любил и не умел прятать эмоции. Он рванулся к Рафу, схватил его за ворот штормовки.
– Думаешь, что лепишь, гад? – задыхаясь, крикнул он. – Там Димка один, а ты здесь вопросики задаешь…
Старков взял его за руки, потянул на себя:
– Не дури. Пошли отсюда. Время дорого.
Олег неохотно отпустил Рафа, повернулся и направился к выходу. Раф одернул штормовку, пошел следом, на ходу обернулся:
– Что же вы собираетесь делать?
– Задержать их, – помедлив, ответил Старков и, словно сам себя уговаривая, подтвердил: – Вероятнее всего, они направляются в деревню. Она всегда была у них на подозрении – по личному опыту знаю. Деревня за пределами поля. А если им удастся прорваться? Кто знает, что последует. Задержать их надо во что бы то ни стало. Любой ценой.
– И надолго? – Раф уже стоял в дверях.
– Не знаю, – в который раз повторил Старков.
Он понимал, что эта спасительная формула еще не раз избавит его от ненужных, да и маловероятных объяснений. То, что они не нужны сейчас ни ему самому, ни ребятам, было ясно: обстановка требовала действий, а не рассуждении. А вот вероятность этих действий представлялась Старкову хотя и не слишком, но все же реальной. Скажем, ноль целых двадцать пять сотых – немалая цифра, как ни крути! А рассуждал Старков так: напряженность временного поля выросла из-за присутствия «гостей». Так сказать, не учтенный расчетом дополнительный фактор. «Гости» принадлежат полю. С полем появились и с полем исчезнут. Так думал Старков, во всяком случае, хотел так думать. Можно было бы попробовать, конечно, отключить генератор, как предлагал Раф, но Старков боялся: оставшиеся семьдесят пять процентов вероятности отпугивали, требовали повышенной осторожности. В конце концов, генератор не рассчитан на такую высокую напряженность: через час-два экраны начнут выходить из строя, после исчезнет само собой, и вместе с ним, по всей вероятности, исчезнут и «пришельцы», поскольку вне поля Старков не мыслил их существования.
Вот так он и думал, во всяком случае, хотел так думать.
А что касается вздорной мысли не выпускать их из зоны экранов, так не такая уж она и вздорная: поле полем, но не пропадут же «гости», если выйдут из него. То есть по теории-то должны пропасть, но уж как-то не вяжется это с реальностью. Вот вам тридцать живых и здоровых мужиков, едут себе спокойненько, песни распевают и вдруг – исчезли, испарились. Ну конечно же, конечно, они существуют в своем времени, только в своем, а в нынешнем их нет, убиты они здесь же или где-нибудь под Орлом или Курском.
Но… и в сотый раз Старков вспоминал это проклятое «но»! А если не исчезнут? Если прорвутся? Что тогда? В нескольких километрах – деревня, еще дальше – другая. Там люди, которые ни сном ни духом не помышляют об опасности. О такой опасности! Они и воевать-то давно разучились, а большинство и не умело, как Раф, Димка или Олег. Их надо предупредить, заставить поверить в реально существующую опасность, какой бы нелепой она ни казалась.
Старков прикинул: кто может пойти? Раф? Пожалуй, он справился бы с этой миссией лучше других: сумеет убедить. Но ведь он сам не очень-то верит в «гостей», куда же ему еще убеждать кого-то!..
Может быть, Олег? Нет, не подходит: не оратор. Думать умеет, стрелять умеет, работать умеет, и еще как, а вот говорить не научился. Это ему попортит кровушки: в науке говоруны подчас стоят больше молчальников…
Лучше всего пойти самому. Но это значит оставить трех сосунков, не нюхавших боя, на верную гибель. На почти верную. Бой не любит новичков, как бы храбры они ни были…
Значит, остается Димка. За это время он небось досыта нагляделся на взвод «гостей», поверил в них так, как и сам Старков. А объяснить колхозникам невероятное существование машины, воскрешающей годы войны, пожалуй, сумеет не хуже Рафа.
Но Димка умеет стрелять, а Раф нет. Значит, все-таки Раф?..
Старков вышел из сарая, где по-прежнему гудел генератор, может быть чуть громче, чем следовало бы, – пошел к сторожке. Навстречу ему бежал Олег, обвешанный оружием: карабин Старкова, собственная тулка, в руке – сумка с патронами. Раф шел сзади, перекинув через плечо двустволку.
– Ловите! – Олег на ходу кинул Старкову карабин, и тот поймал его, ощутив холодную сталь ствола.
Вот когда он вспомнил, что не охотничье это оружие – боевое. И может быть, впереди у них – тот самый бой, где он будет очень кстати, это семизарядный симоновский карабин. А может быть, боя не будет. Старков очень хотел, чтобы его не было…
5
Димка сидел под деревом и ждал. Он уже вдоволь насмотрелся на беспомощно суетящихся эсэсовцев и решил, что дальнейшее наблюдение за ними довольно бессмысленно: ну потолкают машину, ну земли под колеса покидают, веток, хвороста – раньше часа им все равно отсюда не вылезти. Дурак водитель затащил тяжелую машину в заведомо непролазную грязь. Небось начальство не наградит его за это Железным крестом. Как там у них делалось? За провинность – на Восточный фронт…
Он усмехнулся: вот она – инерция книжных знаний. Это же и есть Восточный фронт – для них, конечно. Или, вернее, был. Вот так он и выглядел, наверно, осенью сорок второго года. Холодно, дождь моросит, дорога непроходимая, мокрота, лес, болота. Взвод карателей направляется на очередную «операцию» в близлежащую деревню. Всего второй год войны, они еще самоуверенны, только торопятся. Офицеры покрикивают, подхлестывая и без того надрывающихся в болотной грязи солдат. Ясно: боятся партизан.
Хороши партизаны, внутренне усмехнулся Димка. Три дробовика, если двустволку считать за два, да один карабин – единственное стоящее оружие. Зато у этих четырех стволов при всей слабости их огневой мощи есть одно преимущество – эффект внезапности.
И вдруг Димка ужаснулся ленивой будничности этой по сути страшной мысли. Какая, к черту, огневая мощь? Они физики, ученые, а не вояки. Они сюда работать приехали, а не стрелять. В людей стрелять, в таких же, как он, из плоти и крови, как Олег, как Старков, как их сельские знакомцы. Димка даже представить себе не мог, что придется – сейчас или через десяток минут! – вскинуть ружье, хладнокровно прицелиться, поймав на мушку черный мундир на дороге, нажать на спусковой крючок… Сумеет ли он это сделать: ведь не научили. В тире стрелять по мишеньке с кружочками – учили. А в людей – нет. И ненавидеть не учили. И никто пальцем не тыкал: вот, мол, враг, убей его. Просто врага не было. Живого… А в учебнике истории вдохновения немного: такая-то дата, такое-то сражение – выучить и сдать.
Димка любил смотреть фильмы о войне. Он умел красиво поговорить о методе «ретроспективы» в военной теме, о режиссерских находках, об использовании хроники в сюжетной канве. Но, в сущности, он оставался тем же самым мальчишкой с Можайки, который бегал в «Призыв» на дневное кино «про войну». Так же переживал в душе за героя. Так же рвался за ним в штыковую атаку. Так же вполголоса пел с ним за дощатым столом в землянке.
Все поколения мальчишек когда-то играли «в войну». А потом игра начиналась «всерьез», и вчерашние мальчишки уходили на фронта гражданской, финской, Великой Отечественной. А потом – кто вернулся! – те уже смотрели на своих мальчишек, повторяющих их детство, и думали: не дай Бог им пережить с наше…
Димкиному поколению повезло. Вот он – «типичный представитель советской молодежи» – успешно закончил школу, тянет лямку в университете, подумывает об аспирантуре. Война оставалась для него только игрой.
Ах, не доиграл он в нее, не закончил: мать позвала из окна или школьный звонок прозвенел. Только осталась живой в нем детская страсть к оружию всех систем: бах-бах, Димка, я в тебя попал, падай, чур, не игра!..
Так вот она, «чур, не игра», Димка. Все просто в раскладе: вот враг, вот свои – действуй, парень.
А как действовать, если этой зимой путешествовал по ГДР, был в Берлине, в Дрездене, в Ростоке, пил пиво с прекрасными парнями с физфака Берлинского университета, пел «Катюшу» и «Левый марш», и никто не вспоминал о войне, о том, что, может быть, отец Димки сражался против отцов этих прекрасных парней с физфака, – никому до этого дела не было.
А сейчас есть дело, Димка? Вдруг один из черномундирников станет отцом кого-нибудь из тех немецких ребят? Ты сумеешь в него выстрелить, убить его?
Да нет же такой проблемы, нет: это только стык времен, а не само время, это иллюзия реальности, а не живая жизнь. Ой, Димка, не крути хоть сам с собой: это именно реальность, хотя и вчерашняя. Это враги, Димка, о которых ты знаешь по книгам и фильмам. Это война, Димка, которая все-таки достала тебя.
И ты будешь стрелять, потому что в семи километрах отсюда люди, не подозревающие, что в их край вернулась война. Ты будешь стрелять ради них, Димка, понял?
Он понял. Он встал и пошел навстречу Старкову с ребятами. Он знал совершенно точно, что сумеет выстрелить – первым, если понадобится. А там, как говорит уважаемый шеф: все пули мимо нас!
– Ну, как там? – спросил его Старков.
– По-прежнему, – сказал Димка. – Где ружьишко?
– Получи. – Олег протянул ему двустволку и сумку с патронами.
Димка деловито откинул стволы, вогнал в них патроны.
– Надо предупредить колхозников, – сказал он. – Пойти должен Раф.
И Старков удивился даже не тому, что для Димки никакой проблемы не существовало (пойдет Раф – и точка!), а тому, как это было сказано: сухо, коротко – обсуждению не подлежит.
И даже Раф не стал по своему обыкновению возражать и ломаться, спросил только:
– А что я им скажу? Они же не поверят…
– А ты скажи так, чтоб поверили, – объяснил Димка. – И пусть подготовятся к нападению: мало ли что… – Он все же не справился с ролью командира, вопросительно взглянул на Старкова: то ли я говорю?
И Старков кивнул утвердительно, добавил:
1 2 3 4 5 6 7