– Кого тут?.. – бессвязно бормотал однорукий и одноногий калека, выбредая на свет из дверного проема. – Чего это?..
От былой каменной неподвижности его лица не осталось и следа. Он поводил во все стороны ошалелыми глазами, вздрагивал и тер висок крюком. Наткнувшись взглядом на труп и на Берта рядом с трупом, Друг отступил обратно и залепетал скороговоркой:
– Я ничего не видел, господин, и ничего не слышал… Чужие дела меня не касаемо… Я того… перебрал, видно, да занесла меня нелегкая невесть куда… Ни дьявола лысого не помню…
Берт отлип от стены. Он смотрел на человека, который завел его в смертельную ловушку, и ничего не понимал. А тот, видя, что Берт с окровавленным ножом в руках не думает нападать на него, а напротив – сам осторожно подвигается спиной по стене подальше от этого места, поспешно заковылял прочь. Но очень скоро приободрился.
– Друг! – обернувшись, позвал он Берта.
От этого слова Ловца передернуло.
– Друг… пожаловал бы ты мне монетку на опохмел… Шибко мне худо, друг…
Где-то вдали улицы послышались оживленные голоса. К заброшенному трактиру шли люди.
Берт отбросил нож и побежал.
Паука с серебряным крестом на брюшке ударом арбалетной стрелы разорвало надвое. Несколько минут две половинки, истекая слизью, судорожно дергались на земляном полу подвальной комнаты, пытаясь соединиться. Потом затихли.
И медленно стали таять, превращаясь в две лужицы непроницаемого мрака. Лужицы скользнули одна к другой и легко слились воедино. Большая черная капля вздулась пузырем, а пузырь, толчками раздаваясь в разные стороны, быстро обрел очертания человеческого тела.
Эолле Хохотун разогнулся и, позвякивая серебряными колокольчиками на красной шутовской одежде, стряхнул с себя лоскуты мрака. Темное лицо карлика было искажено ненавистью. Прошипев что-то на не понятном никому языке, Эолле, словно крыса, нырнул в угол подвала и пропал. Тьма приняла его.
ГЛАВА 4
– Корабль не разнесет в щепки от твоих экспериментов? – осведомился Альберт Гендер, Ловец Теней из Карвада.
– Простите, хозяин… – смущенно пробормотал Самуэль. – Но в этом городе столько алхимиков, что я просто не смог удержаться и посетил несколько лавок.
– Я тебе на что давал деньги? Я же сказал: на самое необходимое!
– Так я, хозяин, и купил самое необходимое! Разве не так? – искренне удивился Самуэль.
– С тобой спорить – надо прежде полсвиньи умять, – буркнул Берт и торопливо покинул полутемный трюм, где на длинном столе, уставленном треногами и жаровнями, булькали в стеклянных закопченных колбах какие-то вещества, источающие резкие и неприятные запахи. Ловец с некоторых пор стал с трудом выносить закрытые, плохо освещенные помещения.
На палубе среди парусов, туго надутых сильным ветром, ему стало много легче. Гребцы, втащив весла, оживленно о чем-то переговаривались, и веселые их голоса заглушались пронзительными воплями чаек, круживших над кораблем. Берт прошел на нос и остановился у борта, скрестив руки на груди. Четыре дня прошло в плавании, осталось совсем немного, и они сойдут на Каменный Берег, а оттуда уже рукой подать до Пустыни Древних Царств. Что ждет их там?
Сет со своими наемниками не особенно волновал Берта. Сет – всего лишь человек, пакостный и мерзкий, но – человек. И воины Сета тоже не внушали беспокойства. Непонятная сила, едва не раздавившая его в темной подвальной комнате, – вот что страшило Ловца. Сила, против которой сам Маргон не осмеливался выступить, подставляя за себя Берта…
Дьявольщина!
Сегодня особенно паскудный день. Должно быть потому, что сегодня ночью он снова проснулся от кошмарного сна. Снова жуткие островерхие скалы возвышались над безлюдной долиной, снова черные облака закрывали небо и багровое солнце истекало кровавыми лучами. И мрачно безмолвствовала наклоненная вперед, точно зверь перед прыжком, непостижимая Крылатая Башня…
Ловец подпрыгнул, схватившись обеими руками за борт.
– Ты чего? – убрав ладонь с его плеча, удивленно спросила Марта. – Да что с тобой такое?
– Нездоровится, – проворчал Берт, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.
Рыжеволосая усмехнулась было, но, взглянув на побледневшее лицо Берта, посерьезнела.
– Ты сам не свой в последнее время, – сказала она. – Это океан на тебя так действует? Разве ты ни разу не был в плавании?
Берт промолчал, глядя на пенные буруны волн, разбивающиеся о борт корабля. Длинные его волосы, стянутые на голове черным платком, развевались за плечами.
– Твоя шляпа! – утвердительно кивнула Марта. – Я помню, ты всегда чересчур трепетно относился к этому старому куску воловьей кожи.
– Она приносила мне удачу, – не стал спорить Берт.
– И ты считаешь, что теперь, когда шляпа потеряна, удача отвернется от тебя?
Ловец не стал отвечать. Хотя именно так он и считал. И дело тут было вовсе не в потере шляпы. Вернее, не совсем в этом. В тот день, когда он потерял шляпу, он потерял и уверенность в себе. В нем поселился страх: будто какое-то отвратительное насекомое цепко присосалось к его сердцу. Страх не желал уходить. Боязнь темноты? Нет, что-то другое… Боязнь Тьмы – так будет точнее.
– Говорят, рыжие приносят удачу, – проговорила Марта, искоса глядя на Берта.
– А я слышал, что рыжие приваживают несчастья, – ответил Ловец.
– Альберт Гендер, ты сам пришел ко мне, – сказала Марта без тени усмешки в голосе. – Ты сам привез меня в Руим. Ты уже трижды пытался бросить меня, но все время возвращался… Может быть то, что я рядом с тобой, – зависит не только от тебя и от меня?
Берт быстро обернулся к ней. Последнюю фразу он пропустил мимо ушей. Но до этого она сказала… Пытался бросить трижды. Трижды! Первый раз он покинул жилище старины Франка, почти не думая о любви совсем юной тогда рыжеволосой девочки Марты. Второй раз он оставил осиротевший домик в зеленой долине под слезный крик женщины Марты, утверждающей свои права на своегомужчину. А третий раз…
Неужели она догадалась?..
Вернувшись из порта, Берт долго не мог найти себе места в пустой комнате постоялого двора. Фляжка кислого вина, выпитая в один глоток, нисколько не подействовала. Нервы, дрожащие, словно канаты натяжного моста над бушующим водопадом, никак не хотели успокоиться. Ловец понимал, что он впервые в жизни столкнулся с таким противником, который ему явно не по зубам. Чертов Маргон! Сам остается вне игры, а его сует прямо в пекло. Прислал кошель золота и своего Гута…
Берт распахнул дверь и проорал в потемки лестницы заказ. Через пару минут явился сам трактирщик в замасленном фартуке с огромной бутылью, заткнутой еловой шишкой. В бутыли плескалась жидкость, цветом напоминающая сильно разбавленную молоком воду. Окинув взглядом разгромленную комнату, трактирщик поставил бутыль на пол, уселся рядом и понимающе произнес:
– Эти бабы хуже вурдалаков, да?
Ловец глянул на подоконник, где рядом со сверкающей горкой золотых монет лежал наполовину опустевший кошель, и понял причину благорасположения хозяина. А трактирщик уже извлек из-под фартука два серебряных стакана и, прокомментировав:
– Фамильные… Еще мой папаша с их помощью наследство пропивал, – наполнил стаканы доверху.
Берт выпил, не почувствовав вкуса. Трактирщик опорожнил свой стакан мелкими глотками, хрюкнул, ткнулся носом в кулак и полными слез глазами умильно посмотрел на Берта:
– Нектар!
Ловец невнимательно кивнул, а трактирщик, кряхтя, уже снова наклонял бутыль над стаканами.
Спустя еще три стакана Берт, наконец, почувствовал легкость в голове и тяжесть в ногах. Он уже сидел, прислонившись спиной к стене, а трактирщик, обнимая бутыль, вел длинное повествование о собственной безрадостной судьбе.
«Бросить это дело к чертовой матери и вернуться в Карвад? – думал Берт. – Сейчас еще не поздно, а вот когда между мною и Метрополией ляжет океанское пространство, дороги назад не будет… Люди заговорят… О том, что Альберт Гендер, знаменитый Ловец Теней, уже не тот… Что-то напугало его, и он примчался домой, как кошка с ошпаренным хвостом. Разве кто-нибудь попытается понять? Я никогда не боялся смерти и сейчас не боюсь, но то, что прикоснулось ко мне в подвале… Это страшнее смерти. Это… Да как я буду объяснять другим то, что не могу объяснить самому себе? Если я вернусь, это будет конец всему. Заказчиков у меня не станет, и придется мне зарабатывать на жизнь тем, чем зарабатывал Сет, пока не стал служить тому… тому, кто едва не задавил меня… Тьмой…»
– Вот еще, что можно сделать, – вещал тем временем изрядно окосевший трактирщик. – Подпоить недоумка какого да впихнуть его на супружеское ложе. А потом ввалиться поутру да со свидетелями, со свидетелями! Мол, глядите, чем верная жена в отсутствие мужа занимается! И по сусалам! Не пикнет потом! Шелковая будет! Ежели что – сразу городским судом грозить! Ведь камнями забьют! Вот оно как, господин! Такое представление – первейшее дело! Как в кулаке баба потом будет! Советую тебе, господин, попробовать. У меня пять жен было, я ихнюю породу хорошо изучил…
Берт внезапно рассмеялся, представив пьяного вдрызг недоумка, бухающегося ни с того ни с сего в постель рядом с рыжеволосой. Да через пять минут этого недоумка ложкой с пола собирать можно будет.
– Вы вот смеетесь… – опрокинув еще стакан, решил обидеться трактирщик. – А зря. Гнобить ихнего брата надо! То есть, ихнюю сестру… Чтоб… чувствовали… Вот мой приятель через улицу – алхимик. Шесть жен отравил – только своих. Сейчас седьмую травит… Выпьем?
– Выпьем! – тряхнул головой Берт. – Выпьем, а там видно будет.
– Только – тс-сы! – обняв Берта, шипел на ему ухо трактирщик. – Тиха! Никому! Понимаешь? Распустилось ихнее племя… А знаешь почему? А-а! То-то и оно-то! Потому что правит у нас не старый добряк герцог, а евонная дочь, будь она трижды проклята! Баба у власти! Видано ли такое, а? Богаче-то Руима-то во всей Метрополии города не найти, а баба у власти! Вот оно как! Тс-сы! Я тебе ничего не говорил. Так-то. Потому-то скоро ихнее племя нас под себя и подомнет совсем… Бесовки! Не по-божески это, господин! Как в Писании сказано? Да убоится… эта самая… своего… этого самого… Забыл. Скажу вам по секрету, господин… Тс-сы! Руимцы давно уже недовольны герцогиней. Гвардию себе завела из мужичков… для таких-сяких дел… Позор Руиму! А народ волнуется… Это я по секрету, господин. По большой дружбе… Только – тс-сы!
Остаток вечера заволокло туманом. Помнил Альберт Гендер лишь, как трактирщик схватил вошедшего в комнату Самуэля за ухо и с криком:
– Вот она, господин! Вашинская краля! Пымал я ее, пымал! Скажите, куда ее?! В погреб на хлеб и воду или в окошко вниз башкой?!
Потом комната вдруг наполнилась народом. Самуэль куда-то пропал, а совершенно распоясавшийся трактирщик сражался с пустой бутылью, пытаясь выжать из нее в стакан хотя бы еще каплю, и не уставал орать:
– Мужики, наливай! Кто сбегает вниз еще за бутылкой?! Не жмись, мужики! Вот господин, он мой друг, он за все платит!
А потом появилась Марта. Поставив на пол неплотно набитый дорожный мешок, она изумленно оглядела гудящую и свистящую комнату. Как назло, рыжеволосую угораздило войти в тот самый момент, когда трактирщик, усевшись верхом на какого-то краснолицего типа, рыдал и, размазывая слезы по физиономии, покрикивал: «Уезжаю я, братцы, в монастырь! Все! Надоело! А ну пошла скорее, кляча!..» Кто-то пел, кто-то дрался, кто-то и дрался и пел одновременно. А сам Альберт Гендер, повторяя: «Я сейчас все объясню…», пытался встать на ноги, но ничего у него не получилось, потому что он лежал под кроватью…
А потом была ночь. Проснувшись от яркого лунного света, бьющего в глаза через распахнутое окно, Берт оторвал чугунную голову от половицы. Ловца тошнило – не столько от выпитого, сколько от прерывистых и мутных воспоминаний. В комнате было пусто и даже не очень грязно. «Марта постаралась», – догадался Берт. В углу, повизгивая во сне, беспокойно ворочался Самуэль. И тут Берт неожиданно понял, как ему следует поступить.
«Если мне суждено утонуть во Тьме, – подумал он, – утону один. И никого не потащу за собой…»
Он поднялся, стараясь не шуметь, застегнул на себе куртку и на цыпочках подошел к постели, где разметала по подушке огненные волосы Марта. Она была укрыта до горла, и Берт осторожно потянул одеяло вниз… Да, прочный шнурок обвивал шею девушки, а медальон – навершие меча Аниса – покоился в ключичной впадине. Берт протянул руку к медальону, но тут Марта глубоко вздохнула и, не открывая глаз, вдруг неуклюжим сонным движением совсем распахнула одеяло. Наверное, очень долго Ловец смотрел на ее обнаженное тело, в голубом лунном свете казавшееся легким, почти невесомым, как облако. А потом, не стараясь унять дрожь в пальцах, принялся срывать с себя куртку…
В лица им пахнул горячий ветер.
– Убрать паруса! – заорал капитан, красноглазый и беловолосый альбинос, всегда укутанный от солнца с ног до головы какими-то грязными тряпками, словно мумия.
Веселья в голосах гребцов поубавилось. Зашлепали спущенные на воду весла, и через минуту раздался надсадный крик загребного:
– Н-навались! И раз, и-и два…
– Ты не спала? – обернулся Берт к Марте.
– Что?
– Ты не спала? Тогда…
Рыжеволосая не стала переспрашивать. Впрочем, было ясно: она и в первый раз поняла, что хотел узнать Ловец.
– Кто бы мне дал уснуть! – усмехнулась Марта. – Знаешь, как ты храпел? Да и вонь эта по всей комнате… Впервые видела тебя таким пьяным. Вообще, впервые видела тебя пьяным.
Берт провел ладонями по лицу.
– Больше никогда не увидишь, – пообещал он.
– Земля! – вдруг завопил матрос, сворачивающий парус на верхней рее. – Земля!
Каменный Берег вполне оправдывал суровое свое название. Нагретые ярким солнцем скалы, выбеленные сверху, а до середины – темные от соленых брызг, стояли сплошной отвесной стеной – насколько хватало взгляда. Капитан, надвигая на бесцветные брови тряпки с головы, приказал бросить якорь, едва только ветер донес до матросов запах суши. Плыть дальше было опасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40