И несмотря на то, что идейная борьба затем развела, разъединила этих людей, они все же жили в царской ссылке дружно. По существу, поселение политических представляло собой одну большую коммуну… И только Иосиф Сталин держался в этой коммуне особняком.
Он не участвовал в общих сборищах и спорах. (И вот характерная деталь: он ни с кем не делился посылками, присылаемыми из дому. Ел один, взаперти…) Вообще он почти ни с кем не общался – и данное обстоятельство вызывало у многих недоумение. А между тем, все объяснялось просто. С этими теоретиками, романтиками, пылкими говорунами Сталину было трудно, да и неинтересно, Он же все-таки принадлежал к среде совсем иной!
И тут начинается второй цикл легенд, повествующий о тайнах его сибирской жизни.
В действительности, он вовсе не был анахоретом. И сторонясь политических – охотно контактировал, в то же время, с местными блатными (по-сибирски – с жиганами).
В легендах однако подчеркивается, что интерес Сталина к жиганам, был не профессиональным, а, так сказать, чисто академическим. С полицией он тогда давно уже не сотрудничал! Он понял, что старая империя рушится, что надвигается хаос, – и твердо, решительно, поставил на «красный цвет». Поставил точно так же, как это делают в казино при игре в рулетку.
И в результате – выиграл крупно. Сорвал небывалый куш! Но не будем отвлекаться… В тот же самый сибирский период у Сталина возникла проблема сугубо личная, интимная. Здесь впервые на сцену выступает женщина.
Потом-то будут другие – имена которых войдут в историю. Но эта первая, тайная, таежная жена, – она навсегда останется в тени, в полумраке легенд и апокрифов.
Вот о чем говорит жиганский фольклор:
Сталин сошелся в ссылке с молодой красавицей, сибирячкой, происходившей из семьи туруханских староверов. И в положенный срок она родила ему сына. Имя ее (так же, как и имя сына) покрыто тайной… Одно лишь известно точно, – то, что сын родился незадолго до отъезда Иосифа на волю. И больше они никогда уже не виделись.
Впрочем Сталин – сразу по окончании гражданской войны – вспомнил вдруг о сибирской своей семье. И прислал в туруханский район отряд чекистов – на розыски жены и сына. Однако отыскать их никто не мог.
Старики-староверы упрятали дочь и внука надежно. Они понимали, что незаконная эта семья Сталину теперь ни к чему. И, конечно, они очень хорошо знали, с кем имеют дело!
Словом, кончилось все тем, что стариков арестовали и увезли куда-то… А мать и сын остались в живых и долго потом скрывались в глубинах енисейской тайги.
А когда сын подрос, то стал свирепым жиганом, ночным налетчиком. И его кличка Кобра обрела в Сибири, в тридцатых годах, большую известность…
Змеиное это прозвище вполне соответствовало характеру парня; был Кобра ловок, лукав и абсолютно безжалостен. И в этом он явно походил на Иосифа.
И имелся еще один нюанс: Сталина, в годы подполья, называли Кобой. А ведь два этих слова – Коба и Кобра – легко сочетаются, состоят как бы в родстве. Нетрудно догадаться, почему парень выбрал себе такую кличку! А может, он ее выбрал не сам?
Он наделал на востоке страны немало переполоху. У него было правило: не оставлять в живых ни одного свидетеля… (Не правда ли, весьма схожее с правилами Кобы?) За ним тянулся долгий кровавый след. И он был пойман и расстрелян в сорок первом году – как раз тогда, когда началась война с Германией.
И с этой войною связан третий, пожалуй самый любопытный, цикл легенд!
Если кратко все здесь суммировать, то суть цикла – вот в чем. Как известно, война началась для России неудачно. Немецкие войска поначалу не встретили серьезного сопротивления. И прорвались далеко…
Красная армия оказалась в ту пору абсолютно не подготовленной к боевым действиям. Почти все старые оборонительные сооружения в западных областях страны были почему-то разрушены, а новые – так и не созданы. И войска располагались слишком далеко от центров снабжения. Да и снабжение тоже никуда не годилось. К тому же, летом сорок первого, весь командный состав неожиданно распустили на каникулы – чего раньше никогда не бывало…
И сам командный состав – тоже тогда претерпел изменения. Многим и поныне памятны шумные судебные процессы над полководцами, героями гражданской войны. Процессы эти начались в тридцать седьмом – и за четыре последующих года привели к тому, что армия оказалась, по существу, обезглавленной. Были уничтожены почти все опытные, профессиональные кадры… После войны и, особенно, после смерти «Великого Кормчего» немало людей пытались разобраться во всем этом – и понять, как же могло такое случиться?
Высказывалось предположение, что Сталин не верил в возможность нападения… И вторжение немцев явилось, якобы, полнейшей для него неожиданностью!
Это неправда. Война не застала Сталина врасплох. Он был хорошо осведомлен обо всем, ведь советская разведка работала тогда превосходно!
Здесь стоит хотя бы вспомнить о Рихарде Зорге. Этот ас шпионажа, немец-коммунист, перед самой войной находился в Токио и был советником и личным другом германского посла в Японии. Сообщения группы Зорге поступали в Москву регулярно. И были среди них такие, где указывалась точная дата вторжения… Однако Сталин решительно все отвергал.
И, мало того, – когда Зорге погорел и был взят, Сталин и пальцем не пошевелил для того, чтобы спасти своего «Джеймса Бонда». А спасти мог! Японцы не спешили казнить разведчика. Они даже обращались к советскому правительству с предложением об обмене шпионами… Но все было бесполезно.
И продержав Зорге в тюрьме несколько лет, японцы его расстреляли – уже в самом конце войны.
О чем это говорит? Прежде всего, о том, что правдивые, точные донесения разведки были «Вождю Народов» не нужны, не выгодны, – они ему только мешали.
Коба знал все – но военное поражение его по-настоящему не пугало. Наоборот, где-то в тайниках, в глубине души, он наполнялся новыми надеждами… Старик уже начал уставать. Он был болен страхом. Ему вечно мерещились покушения и заговоры. И если бы новый немецкий порядок утвердился в России – он был бы только рад этому! Тогда бы он смог успокоиться…
И вот, если принять эту «еретическую» точку зрения, то сразу же все становится на свои места. Получают объяснение любые мелочи и неясности. И делается понятным, зачем он так старательно разрушал армию…
А старался он изо всех своих сил! И помешало ему только одно: проклятый русский патриотизм.
Во время войны в России были и дезертиры, и изменники – это бесспорно. Но все же истинных патриотов оказалось больше. На борьбу с врагом постепенно поднялся весь народ. На территории, оккупированной немцами, развернулась жесточайшая, грандиозная партизанская война… И тут уж Коба был бессилен.
Можно представить его отчаяние и тоску – особенно тяжкую еще и потому, что он ведь обязан был потом улыбаться, награждать героев, поздравлять их с победой…
Спустя немного, он, конечно, отыгрался – и объявил новый террор. И половина этих героев сгинула в застенках. Но тоска и страх его все росли и крепли. И последние свои годы «Великий Кормчий» провел почти в полной изоляции. Он укрывался в специально оборудованных апартаментах, где двери были блиндированные и с особыми, хитрыми замками, секрет которых знал только он. Он один!
Это было, как добровольное заточение. Выходил он оттуда крайне редко, а снаружи никто не мог к нему проникнуть… И когда Сталина внезапно разбил удар, он долго лежал там, беспомощный и оцепенелый. Отворить двери у него уже не было сил. И вот так он и умер – в полном одиночестве, в крепко запертой камере, как взаправдашний заключенный!
* * *
– Ты думаешь, все это правда? – спросил, прищурясь, Малыш. – Так оно и было в действительности?
– А как же иначе? – ответил Портвейн. – Истинная правда! Я сто раз слышал все эти истории. И ведь они ж давно существуют! А дыма без огня – сам понимаешь…
– Да, наверное, – задумчиво сказал Малыш. – Но с другой стороны… Вот взять, хотя бы, Кобру. Насколько я знаю, он всегда отрицал тот факт, что Усатый – его отец.
– Что значит, отрицал? Мать его жила же с Усатым, – это-то было!
– Жила, говорят, плохо. Обманывала, изменяла…
– Ну, брат, там темная история, – поморщился Портвейн. – И с бабами вообще никогда ничего не поймешь. Если так подходить, то ни один человек на земле не сможет сказать точно, кто его настоящий отец! А все-таки мы стариков наших помним, чтим… Если они того стоят.
– Но тогда – почему же?…
– А вот ты поставь себя на место Кобры. Вообрази, что попадаешь в приличное блатное общество – и вдруг узнаешь, что твой пахан был тайным агентом, служил в полиции, а? Каково тебе будет? Тут ты тоже, небось, отречешься…
Портвейн подмигнул. Чиркнул спичкой, прикуривая. И осветил ручные часы:
– Ого! – сказал он. – Знаешь, сколько сейчас? Уже без четверти три.
– Разве? – удивился Малыш. И посерьезнел, нахмурился. – Ну, лады. Время пришло.
Он поднялся во весь свой громадный рост. Поправил револьвер за поясом. Проверил, легко ли вынимается из чехла охотничий нож. И повернулся лицом к холму.
– Время пришло. Потопали! Прихватим их сонными, тепленькими.
– Айда, – сказал, вставая, Портвейн. – Интересно, что им там снится в этот момент. – И он хихикнул, потирая ладони. – Наверное – богатые сны, об алмазах…
23. Ночные хлопоты Игоря. Толстуха Ольга – самая покладистая из приисковых блядей. Новый комендант. Совещание. Идти на шахту надо немедля!
Ну, а что же делает сейчас Игорь Беляевский? Чем же он-то занимается? Или, может, ничем? Может, просто – спит? Время ведь уже позднее…
Но нет, спать он не мог и покоя в душе его не было.
В ночь на четырнадцатое мая Интеллигент на работу не выехал, – заявил, что машина неисправна и нуждается в небольшом ремонте. И начал копаться в моторе… А когда люди разъехались, разошлись, и гараж опустел, он подкинул в печку дровишек. Водрузил на плиту ведро с водой. И старательно стал промывать крутым кипятком номерные таблички своего грузовика.
Он поступил так не зря, не случайно…
Ведь обычно, когда происходил обмен машинами, он не заменял старые таблички – на новые, а попросту перекрашивал номера!
Для этого совсем немного требовалось. Достаточно было восьмерку превратить в тройку, а единицу – в семерку… (И потому Игорь специально держал в машине, в холщовой сумке с инструментами, две баночки с черной и белой, быстросохнущей краской.) А едва лишь наступало время возвращения в поселок, – таблички протирались специальным химическим раствором. И, в общем, дело это было верное, очень простое… Но теперь пришла пора заметать следы.
Человек с большим жизненным опытом, Игорь всегда был готов к худшему. Он знал, что одним из главных законов бытия является так называемый «закон тельняшки», – то есть такой, когда белые полосы чередуются с черными… Причем черных полос, как правило, больше!
И он вполне резонно предположил, что милиция может вдруг заинтересоваться шоферами… Ну, а если это случится и дело дойдет до серьезного следствия, то экспертиза, конечно, легко сумеет обнаружить на номерных табличках микроскопические частицы краски. А также – и следы растворителя.
Значит, надо все хорошенько промыть, – решил Игорь, – а заодно и избавиться от предметов, связанных с этой аферой. От баночек с красками, от кистей и тряпок. И лучше всего их сжечь здесь же, в печке.
В гараже Игорь проторчал часа три. Сделал все, что надо. И ушел, когда огонь в печи полностью прогорел.
Заперев снаружи дверь гаража, он немного постоял, осматриваясь и вдыхая всей грудь свежий влажный воздух, пропитанный горьковатым запахом лиственничной хвои… Поселок спал. Его окружала предрассветная мгла, но была она уже не прежней – черной и непроницаемой – а какой-то белесой, пастелевой.
И сквозь эту пастель, сквозь клубы поднимающегося тумана, просвечивали редкие, неяркие, словно размытые огоньки.
Эх, черт, напиться бы сейчас, – подумал Игорь, – зайти бы к кому-нибудь… Но – к кому? Наверное, у одной только Ольги и можно еще раздобыть водочку. Она же – птица ночная!
И он торопливо пошагал к манящим, подмигивающим огонькам.
Это было в тот самый час, когда вдали, на болотах, Малыш и Портвейн вели разговор об Иосифе Сталине.
* * *
Ольга, ночная эта птица, действительно еще не спала. Но встретила она Интеллигента как-то неприветливо. Как-то очень уж сдержанно.
И это было тем более странно, что обычно Ольга славилась веселым своим характером. Она не отказывала никому! (Среди приисковых блядей эта была – самая добрая, самая покладистая…) А к Игорю она всегда проявляла особое расположение.
Они познакомились давно, сразу же по приезде Интеллигента на прииск… В первый же вечер, в местной столовой, Игорь обратил внимание на пышную, розовощекую буфетчицу, с грудью столь великой, что казалось даже странным, как можно таскать такую тяжесть? Но ничего, она таскала и, судя по всему, с удовольствием! И вообще, была шустра, проворна, и беспрерывно улыбалась. Причем улыбка у нее была широкая, ясная, обнажающая все десны. И понаблюдав за ней некоторое время, Игорь сказал, обращаясь к парням, сидевшим рядом, за общим длинным столом:
– Забавная бабеночка… Интересно, сколько ж в ней весу?
– Да наверное, полтонны, – сказал один, – если ее развести пожиже – на весь прииск хватит.
А другой сейчас же добавил:
– Ее и так хватает – на весь прииск. Наша толстуха – девочка безотказная.
– И между прочим, она дома подторговывает еще водочкой, – встрял в разговор третий. – Захочешь выпить – чеши прямо к ней! В любое время! Ольга – птица ночная…
– Значит, она живет одна? – пробормотал Игорь.
– Это как понимать – одна? – усмехнулся первый.
– Ну, то есть, – незамужняя?
– Незамужняя – это точно. И, главное, за постель она – не берет, ты понял? В общем, не настаивает… Понял? Гроши требует только за водку.
– Но тут уж надо платить сразу, без фокусов, – строго сказал второй, – согласно таксе.
– И какая же у нее такса? – полюбопытствовал Игорь.
– Да немалая, – пояснил третий, – в пять раз выше казенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25