Даже белков не было видно. И эти страшные черные пуговицы смотрели в папки, на дисплеи, на входную дверь. Они смотрели куда угодно и ни разу не остановились на Перлис.
— Слушаю вас! — нетерпеливо сказал молодой человек, и Перлис впервые в жизни растерялась, не зная, что отвечать. Ее совершенно подавляло полное отсутствие всякого интереса в этом человеке.
— Я, собственно… Где я нахожусь?!
— В приемной, разумеется. Так вы будете подавать прошение?
— Прошение о чем?
— Да о чем хотите! Какая мне разница? Не могли заранее составить заявление? Вот вам форма, возьмите ручку и пишите!
Она молча повиновалась.
— Ну? Так чего же вы ждете?
— Я не знаю, о чем писать…
— Справа перед вами в рамочке образец. Смотрите не ошибитесь. Бланки у нас в большом дефиците.
В рамочке лежало заполненное по графам заявление, и Перлис, все еще не пришедшая в себя от изумления и внезапно нахлынувшего страха, прочла его буквально по слогам: «Я, Пайзе Перлис, настоящим прошу высочайшего соизволения в произведении посещения вышеупомянутого места, согласно чему удостоверяется».
Печать. Подпись неразборчиво. В образце стояли ее собственные фамилия и имя.
— Какое именно место я должна посетить?
— Это меня не касается.
Вспыхнув от внезапного гнева, она резко поднялась и решительно направилась к двери. Ни слова возражения или протеста со стороны чиновника не последовало. Дверь открылась, и она очутилась в точно такой же комнате, с таким же столом, с таким же чиновником.
— Присаживайтесь, — сказал чиновник.
После сорок второй комнаты она сдалась, вновь села к столу и написала это идиотское заявление.
Приняв от нее заявление, чиновник подержал его в руках, словно проверяя, сколько оно весит, и выжидающе уставился на Перлис.
— Еще что-нибудь нужно?
— Разумеется. Полагаются комиссионные. Процент от сделки указан прямо на дверях кабинета. Это, знаете ли, очень удобно для посетителей. Не приходится ломать голову над суммой, новшество нашего мира.
— Но у меня нет денег…
— Деньги? При чем тут деньги?!
— Но тогда что же?
Поманив Перлис пальцем и для чего-то оглянувшись, хотя в комнате, да и, пожалуй, во всей этой пространственно-временной фазе, кроме них, никого не было, чиновник нагнулся и прошептал ей в самое ухо:
— Вы хотите выбраться из лабиринта?
— Разумеется, хочу!
— Тогда придется заплатить гаввах…
— Гав… что?
— Это так называется. Совершенно безобидная процедура. Не остается даже следов. Вы не успеете оглянуться, как очутитесь на свободе. Пройдите сюда, в это кресло.
Она и оглянуться не успела, как, не сделав ни одного движения, очутилась в хирургическом кресле. Металлические захваты с коротким пружинным лязгом мгновенно защелкнулись на ее руках и лодыжках.
— Выпустите меня!
— Вы подписали заявление? Тогда доверьтесь мне. Процедура займет всего несколько минут.
Чиновник неторопливо стал раскладывать на столике свой универсальный набор инструментов. С ужасом теряя проблеск последней надежды, Перлис вдруг поняла, что зеленая мушка в ее глазу окончательно погасла, едва она переступила порог этой последней преисподней.
29
Впервые со времени посадки на Таиру ее серое небо окрасилось в зловещий темно-багровый свет. Возможно, так здесь выглядели ранние проблески солнечных лучей, искаженные толстым слоем облаков. Но Логинову казалось, что по небу разлита чья-то кровь.
Постепенно заря набирала силу. В полумраке они уже легко различали лица друг друга, но багровый отсвет все еще ложился на окрестные скалы.
Наконец Абасов опустил бинокль и, указав каждому из них намеченные цели, проговорил:
— На башнях у ворот и на самой стене только арктуриане. Если это вся их охрана — они нас не удержат.
Он отдал команду, и вся четверка короткими перебежками, то и дело останавливаясь и затаиваясь в высоких безжизненных кустах, двинулась к огромным воротам.
Им оставалось метров сто до этих ворот, когда Бекетов приглушенно вскрикнул. И они все на несколько секунд замерли, как завороженные, всматриваясь в крохотный экран портативного приборчика. Мигающая красная стрелка, указывающая прямо на эти ворота, означала, что заработал маяк наручного идентификатора Перлис!
Логинов от волнения на какое-то время потерял контроль над собой. Но сейчас как никогда ему нужны были холодная голова и точные безошибочные действия. С трудом ему удалось взять себя в руки.
Вскоре они подобрались вплотную к изгороди. Толстенные дубовые доски ворот, окованные медью, вряд ли годились для обыкновенного склада… Логинов думал о предупреждении Мартисона, о том, что глупо врываться в логово ракшаса с оружием, не способным причинить ему серьезного вреда. Мысли мелькали и исчезали, не оставив после себя ни малейшего следа, разве что незаметные для его спутников дрожь и холод в руках… Он знал, что все это пройдет, едва начнется атака.
Послышалась очередная команда Абасова, и почти сразу же удар взрывной волны принес летящие в воздухе обломки досок. Ворот уже не было. На их месте в изгороди зиял широкий пролом. Вправо и влево одновременно ахнули бластеры, веерами огня снимая часовых на башнях.
Они мчались через пустой двор, каждую секунду ожидая ответного удара — вот из-за этого угла, из этой двери; но двор молчал, и они наконец остановились, осмотрелись. Сопротивление охраны, казалось, полностью сломил их неожиданный рейд. Они сумели на ходу поразить все намеченные цели. Но у ворот стояли гуманоиды — существа близкие и понятные им. Здесь, внутри двора, притаилась опасность гораздо более страшная.
Помещения, напоминавшие заводские корпуса, остались позади. Они миновали еще одну изгородь и находились теперь во внутреннем дворе, где стояла хижина, сложенная из плохо обработанных глыб. Вблизи она оказалась неожиданно огромной…
Стрелка «РЕМа» закачалась, направление луча от маяка Перлис здесь изменилось. Теперь луч шел откуда-то снизу. В той стороне виднелся только замшелый сруб заброшенного колодца, но Абасов, не раздумывая ни секунды, повел всю группу вниз. Его наметанный глаз сразу же приметил свежие царапины на бревнах.
Логинов, замыкавший четверку, немного замешкался, рассматривая эти царапины. Он представил себе Перлис, спускавшуюся в этот бездонный, темный колодец. Должно было произойти что-то по-настоящему страшное, если такой человек, как Перлис, вынужден был укрываться в колодце…
Пока Логинов раздумывал над этим, неожиданно налетел порыв ветра и завернул вокруг него тугую, плотную пелену смерча… Никто из спускавшихся не увидел того, что произошло. Когда смерч рассеялся, никого уже не было во дворе. Логинов бесследно исчез…
Перлис очнулась в сырой маленькой камере. Она лежала на охапке гнилой соломы в груде мусора. Тусклый свет лился в зарешеченное окно высоко над ее головой. Пить хотелось еще сильнее. Теперь она знала, что жажда лишь малая часть тех мук, которые определили ей ее палачи. Психологический прессинг — так это называлось в той далекой жизни, которая когда-то имела к ней отношение. Они могут сконструировать специально для нее любую реальность по своему выбору. Их возможности неисчерпаемы. Она вспомнила свой побег и его окончание… С каким злорадством, должно быть, Амутал наблюдал за ее беспомощным барахтаньем внутри лабиринта. Дать надежду, чтобы потом отнять и снова поманить жертву…
Стальная цепь, обхватившая металлическим кольцом ее талию, толстой змеей уходила в стену. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. Недалеко от ее лица, может быть, всего в нескольких десятках сантиметров, стоял жбан с прохладной и чистой водой… Она видела эту воду сквозь закрытые веки, ощущала ее вкус на засохших губах. Длина цепи не позволяла дотянуться до жбана… Чтобы не видеть воды, она с трудом повернулась к стене и сдавленно вскрикнула. В метре над ней, распятый на стене, висел высохший человеческий скелет.
Амутал предусмотрел все. Каждое ее движение. Каждую мысль. Перлис словно увидела потемневшее от времени зеркало в стене и гнусную ухмылку своего главного мучителя, так и не показавшегося с момента ее бегства. Зачем? Он наблюдает за ней, оставаясь невидимым, впитывает каждый гран ее мук. Чего он добивается? К сожалению, она знала ответ слишком хорошо… У нее не осталось ничего, кроме гордости, и за это последнее свое достояние она решила бороться до самого конца.
А ведь стоит произнести вслух всего несколько слов: «Прости меня, великий господин, прими лоно мое и душу мою…» Так звучала ритуальная фраза рабыни, которой научили ее в камере пыток. Им не удалось сломить ее волю. Пока не удалось… Но она знала, что передышка будет недолгой, а сил оставалось совсем немного…
Шорох за спиной заставил ее содрогнуться и сжаться в комок, подтянув ноги под самый подбородок. Крысы… Наверное, это именно крысы… Они знают, чего она боится больше всего, они могут читать каждую ее затаенную мысль. Именно поэтому пытки их столь изощренны. Долго ей все равно не выдержать… Тогда зачем? Почему не прекратить мучений? Она представила его наглую ухмылку, его скользкие, нечеловеческие руки, все, что будет потом… И лишь сильнее стиснула зубы.
Шорох за ее спиной повторился… Отчетливые маленькие шажки и шепот, едва различимый шепот, с трудом складывающийся в слова:
— Ты еще живая? Скажи! Не мог оставаться один, я принес, но это не то. Я думал, он носит ключи… Раньше не мог прийти. Ответь! Не надо молчать!
Рывком, не обращая внимания на боль, она села. Напротив нее — серенький комочек меха, большие, круглые, зеленые, вечно голодные глаза, голые длинные уши… Ярута! Как ты попал сюда?!
— Я долго шел! Хозяин велел пригнать крыс, но мы с Прикованным к очагу подмешали сонной травы, и Хозяин заснул. Мы хотим, чтобы ты жила… Я думал, Хозяин носит на шее ключ от цепи, но нашел только это…
Он протягивал ей круглый золотой амулет, тяжелую странную вещь, испещренную неведомыми письменами. Цепь легла ей на руки неожиданным грузом, и странное мертвое тепло потекло от ее пальцев по всему телу. От этого тепла исчезли боль, воспоминания и желания. Все то, за что она боролась с таким отчаянием, вдруг стало глуше, незначительней, второстепенней. Гораздо важнее показалось мертвое золото амулета; его цепь змеей, словно сама собой, скользнула с рук на шею.
Амулет точно ждал этого жеста тысячи лет… Ахнул дьявольский хохот, завертелись стены ее темницы и исчезли, растворяясь в хороводе новых видений.
Логинов с удивлением осмотрелся. Колодец исчез. Он сидел внутри хижины за большим деревянным столом. Напротив него, чавкая и разбрызгивая по столу недоеденные остатки пищи, ракшас заканчивал свой ужин.
— Значит, есть к тебе разговор, козявка. Предложение, значит. Концессус. Понимаешь? — Амутал отправил в рот новую гигантскую порцию каши, и от вони Логинова замутило. — У меня украли одну вещь. Нужную вещь, дорогую. Теперь она у твоей женщины. Ты ее забирает, приносит мне. Я отпускаю обоих. Совсем отпускат. — Он чавкал, коверкая и без того невнятную речь. Вот он сглотнул, рыгнул, и два гигантских красных глаза, словно два раскаленных угля, уперлись в лицо Логинова, ожидая ответа.
— Какую вещь?
— Она тебе будет показать. Круглая, золото. Дорогая. Тебе не нужная. Отдаешь мне — получаешь награда — свобода. И золото — сколько весит, в десять раз больше. Есть концессус?
Несмотря на исковерканный интерлект ракшаса, Логинову совсем не хотелось смеяться. Он вдруг понял, что произошло нечто непредвиденное, нечто такое, что может изменить всю их дальнейшую судьбу.
— Почему бы тебе не забрать эту вещь самому, если ее у тебя украли?
— Забирать не можно. Невозможно забирать силой. Только отдавать добровольно и получать свободу. Тебе она будет отдавать добровольно, мне — нет.
Мысли проносились в голове Логинова стремительным хороводом. Что же тут произошло? Что с Перлис? Где она сейчас? И если этот предмет, о котором говорит ракшас, имеет для него такое большое значение, каким образом он мог оказаться у Перлис? Вдруг он похолодел от поразившей его мысли. Что, если это Бладовар? Что, если он у Перлис?!
— Сначала я должен ее увидеть.
— Сначала концессус. Подписать соглашение — потом видеть.
— Сначала видеть — потом соглашение!
Ракшас зарычал. Похоже, ему еще не приходилось сталкиваться с подобным противодействием. И сейчас в нем откровенно боролись два противоположных желания: раздавить непокорную козявку, посмевшую ему противоречить, или попытаться ее уговорить, чтобы добиться чего-то гораздо более важного.
Неожиданно волосатое чудовище за столом стало уменьшаться, превращаясь в уже знакомого Логинову старика. Переговоры явно вступали в новую стадию.
Они шли по бесконечным коридорам лабиринта времени, и ракшас постепенно менялся. На нем появился желтый плащ, затем ботфорты. На боку образовалась старинная шпага. Лицо вытянулось, неузнаваемо изменилось. В нем пропали те самые характерные черты, которые делали его похожим на помесь демона с орангутангом. Сейчас это был всего лишь человек, лицо которого выглядело непривычно печальным, почти благородным, хотя сквозь него время от времени как бы просвечивали недавние знакомые черты.
После очередной двери Амутал подвел Логинова к замаскированному в стенной панели зеркалу, и тот увидел, что его одежда десантника исчезла. Ее сменил длинный желтый плащ, в точности такой же, как у Амутала. Вместо бластера на поясе теперь болталась длинная шпага.
— К даме следует являться в подобающем виде, — проговорил Амутал в слегка напыщенном и торжественном тоне. От былого косноязычия его речи не осталось даже следа.
Что-то неуловимо, едва заметно изменилось и в чертах лица Логинова, но что именно, он не успел понять. Его внимание отвлекла новая картина в зеркале. Там появился длинный песчаный туннель, освещенный призрачным светом. По нему, то и дело останавливаясь и настороженно осматриваясь, шли его трое товарищей.
— Как видишь, с ними ничего не случилось. Они ищут тебя и будут бродить по этим коридорам до тех пор, пока мы не окончим все наши дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28