Кроме того: все модели торпед проходят штатные испытания, в процессе которых по ним стреляют даже из пулеметов, и они не детонируют. Так что взрыв боеголовок отпадает...", — Токарев перевел дух и отпил воду из стакана. — Читаю дальше... «Возгорание аттомарного кислорода или водорода могло привести исключительно к гибели личного состава в одном отдельно взятом отсеке, а не во всей лодке. Так что внутрилодочная авария представляется нереальным объяснением гибели „Мценска». Версия третья: столкновение АПРК с иностранной субмариной. Сие, господа, есть свидетельство того, что нам начинают рассказывать сказки, считая нас полными идиотами. Для начала рассмотрим разницу водоизмещении. У „Мценска" оно, как мы уже говорили, двадцать четыре тысячи тонн, у лодок класса „Лос Анджелес" — всего шесть. Ракетоносцы типа „Огайо" с водоизмещением в шестнадцать восемнадцать тысяч тонн на мелководье Баренцева моря не водятся, ибо за такой заход американский капитан пошел бы под суд. Далее — „Мценск" шел на перископной глубине. Начинаем производить элементарные арифметические расчеты. Высота паруса рубки нашего АПРК — шесть метров, высота выдвижных устройств до поверхности — еще шесть. Вмятина на корпусе атомохода, как нам случайно сообщили, расположена на пару метров ниже палубы. Итак, получаем: шесть плюс шесть плюс два — четырнадцать метров. Теперь хватаем справочник и открываем его на странице, где указаны данные „Лос Анджелеса". И что мы видим? А вот что: высота паруса рубки у американца — семь метров, диаметр корпуса — девять. Итого — шестнадцать. Отнимает от этого числа четырнадцать и получаем величину, на которую рубка „проклятого янки" торчала над поверхностью воды в момент „столкновения" его с „Мценском". Соответственно, „Лос Анджелес" должен был идти по нашему полигону фактически в надводном положении. Вам в это верится? Лично мне — нет. Такая сюрреалистическая картинка, на мой неискушенный взгляд, могла родиться у Самохвалова, Зотова и Кацнельсона лишь после изрядной дозы горячительных напитков, принятых внутрь без всякой закуски. Или они считают весь народ тупым быдлом, которому можно навесить на уши любую лапшу..."
— Погоди, — попросил адмирал. — Кто это написал?
— Чернов.
— Его надо наказать.
— Не выйдет, — грустно ответил Токарев.
— Это еще почему?
— Пробовали уже...
— И что?
— Да плохо всё...
— Алик, не ходи вокруг да около!
— Ты его просто не видел. Это машина ростом в два метра с кулаками, как моя голова. К нему разик зашли... Так трое наших до сих пор в больнице. Мы то думали — обычный писарчук, легко дадим по харе... Он еще нашу машину разбил, — пожаловался собеседник адмирала. — Схватил лом и давай крушить!
— А если через ментовку?
— Опасно. У него связи...
На самом деле Токарев не знал, кто такой Дмитрий Чернов, и про «связи» в правоохранительных органах сказал просто так. Как и Зотов, Альберт был изрядным труслом, службу тащил исключительно по штабам и не хотел ввязываться в неприятности. Пример избитых журналистом отставников произвел на капитана первого ранга неизгладимое впечатление.
— Ладно, — рыкнул адмирал. — Читай, что еще там...
— Теперь их версия... «Наиболее вероятными представляются следующие варианты развития событий. Первый: на „Мценске» произошла какая то авария, потребовавшая немедленного всплытия. АПРК поднимается к поверхности с дифферентом на корму в пять десять градусов и впиливается точно в форштевень тяжелого крейсера, дрейфующего куда то по своим делам или изображающего охотника за подлодками. Второй вариант: крейсер изображает из себя мишень для торпедной стрельбы и совершает неудачный маневр, в результате чего таранит атомоход. Форштевень перерубает трубопроводы балластных цистерн и лодка идет ко дну. Капитан, как и положено по инструкции, дает пузырь воздуха в нос, но глубина, составляющая всего две трети от общей длины „Мценска", не дает шанса на спасение. АПРК врезается в грунт, пружинит, ударяется кормой и снова бьется носом. Все агрегаты срываются с постаментов и корежат лодку изнутри. Надводный корабль каких либо серьезных повреждений не получает и удирает с места происшествия. И только в восемнадцать ноль ноль, через шесть с половиной часов после аварии, на флоте объявляется тревога. Но это еще не все..." Зотов почувствовал холод внизу живота.
— С сволочь...
— Что? — удивился Токарев.
— Это я не тебе.
— А а! Дальше читать?
— Давай...
— "Наши бравые адмиралы туточки серьезно прокололись. В потоке безумной лжи, которую они выдавали с периодичностью случающегося кролика, слова об объявлении тревоги прошли сразу из нескольких источников: от министра обороны, потеющего подонка по фамилии Дрыгало и от начальника штаба Северного флота Яцыка. Что же получается? В одиннадцать тридцать мы теряем вышедшую на рубеж торпедной атаки лодку. Выполнение упражнения занимает час полтора. Но тревога объявляется не в тринадцать часов, а в восемнадцать, хотя связи с АПРК нет. Вполне логично предположить, что всё это время адмиралы занимались сокрытием следов преступления, разводя корабли подальше от места катастрофы и подчищая документы о маневрах. Сие косвенно подтверждается и отказом от экстренных способов подъема кормы лодки. Как мне кажется, гражданам Зотову, Яцыку и иже с ними было невыгодно спасать моряков, могущих дать против них показания в суде..."
— Но за это то можно подать иск! — выкрикнул адмирал.
— Я проконсультировался, — отрезал Токарев. — Не пройдет.
Зотов умолк и засопел.
— Еще что нибудь хочешь услышать? — поинтересовался однокашник.
— Только то, что этот Чернов отправился на кладбище...
— Ты же понимаешь...
— Понимаю, — выдохнул адмирал. — Остальное в том же духе?
— Естественно. Тебе и Яцыку предложено застрелиться.
— Да пошел он! — взревел Зотов. — Что делать то?
— Есть один вариант...
— Ну?!
— В той же редакции работает человечек, с которым в принципе можно поговорить.
— Кто такой?
— Правозащитник и спец по реабилитации пациентов дурдомов. Фамилия — Николащенко. Псих, конечно, но денежку любит... И будет не прочь повонять на тему субмарины НАТО. Заявит, что американец находился на полигоне с ведома властей и прочее.
— Авторитет у него имеется, чтобы Чернова перебить?
— Не уверен...
— А! — Зотов стукнул ладонью по столу. — Какая разница! Делай.
— Хорошо.
— И позвони мне сразу, как договоришься.
— Обязательно... — Токарев выдержал паузу. — Насчет денег...
— Обратись к моему племяннику, ты его знаешь. Он выделит столько, сколько нужно. И не скупись! Пусть твой Николащенко из кожи вон вылезет, но обгадит этого Чернова.
— Я постараюсь.
— Не постараешься, а сделаешь! — с угрозой в голосе произнес Зотов. — Всё, закончили. Жду звонка...
Альберт Токарев положил трубку и улыбнулся. С адмиральского племянничка он сдерет три тысячи долларов, а журналисту отдаст всего двести. Остальные денежки пойдут на ремонт дачки, купленной отставником год назад. Пока есть возможность пользоваться растерянностью командующего Северным флотом, надо по максимуму «обуть» испуганного адмирала. Потом такого случая не представится. Не каждый же день тонут атомные крейсера! Жизнь есть жизнь, кто не успел — тот прозябает в нищете. А Токарев совсем не хотел тянуть от пенсии до пенсии, как это делали большинство его бывших сослуживцев...
Адмирал Зотов сорвал пробку с бутылки коньяка, набухал себе полный стакан и залпом выпил. Сковавший нутро страх понемногу отступил.
В граненую емкость полилась следующая порция.
Через полчаса пьяного в стельку командующего уже загружали в служебную «волгу», чтобы доставить затянутое в адмиральский мундир тело на борт крейсера «Петр Великий». В таком состоянии отправлять Зотова домой было неразумно.

* * *

Когда подводный аппарат на треть вышел из тоннеля в озеро, подсоленная нагретая вода изменила его плавучесть, и носовая часть лодки стала плавно задираться вверх. Сорокатонная стальная сигара чиркнула по камням, затряслась и пробкой вылетела на поверхность, подняв полуметровую волну.
Во втором отсеке боевики повалились друг на друга.
Лазарев не успел сгруппироваться и больно ударился головой о металлический кожух приборной панели.
— Цистерна! — завопил Степановых, подозревая в неожиданном всплытии проделку Павла. — Я же говорил!
На упавшего посреди прохода Ваху повалились мешки с обмундированием. Бородачи бросились было высвобождать запутавшегося в страховочной сети Ахмедханова, как по корпусу субмарины застучали сразу несколько отбойных молотков.
Лазарев рванулся к тумблеру экстренного погружения, но опоздал. Боковой иллюминатор раскололся надвое, и внутрь первого отсека ворвался поток воды. Однако Павлу уже было все равно. Три бронебойных пули калибра двенадцать и семь десятых миллиметра превратили его грудь в мешанину из рваных кусков мяса и обломков костей.
Степановых прожил на три секунды дольше своего командира.
Он мчался в корму, чтобы сбежать с лодки через запасной люк, как вдруг прямо перед ним стальные листы прочного корпуса разошлись в стороны, и в лицо дохнуло страшным жаром струи раскаленного газа...
Световой овал расширился, задрожал, приближаясь к поверхности, и почти по центру озера выскочила серая махина подлодки. Стальная туша взлетела под углом в тридцать градусов и тяжело плюхнулась на воду, подняв фонтан переливающихся в свете прожекторов брызг.
— Начали! — гаркнул Рокотов и вдавил спусковой крючок ДШК.
В первую же секунду четыре ствола извергли из себя полсотни тяжелых пуль, пропоровших правый борт лодки и разнесших вдребезги всю систему подачи сжатого воздуха.
Справа и слева протянулись огненные полосы.
Кумулятивные гранаты, выпущенные отцом Арсением и Янутом, угодили непосредственно под выступ рубки. В стороны полетели брызги расплавленного металла, с шипением пронзавшие поверхность и поднимающие клубы пара.
Пулеметы продолжали свою работу.
Глухо звякнул правый носовой иллюминатор, отшвырнуло смятый и оторванный очередью стальной лист, десяток зажигательных пуль мгновенного действия из «Утеса» впились в титановую заглушку, прикрывавшую манометры, и озарили пещеру ослепительно белым фейрверком.
РПГ 22 ударили еще по разу.
Гранаты вошли в обшивку третьего отсека лодки, и огненные струи расшвыряли аккумуляторные батареи.
Владислав отпрыгнул от ДШК, крутанул рукоять динамо машины и вдавил пускатель.
Из глубины поднялся водяной бугор.
Субмарину подбросило на добрых пять метров вверх, развернуло и опрокинуло рубкой вниз. С кормы сорвались три рулевых пера из четырех, бешено вращающийся винт вспорол воду и внезапно остановился. Искалеченная подлодка, по которой непрерывно били разогретые куски свинца, накренилась, встала почти вертикально, и обесточенный аппарат камнем ушел на дно, провалившись во вскипевшую мелкими пузырьками воду...
Стрельба стихла.
Поверхность озера в последний раз забурлила от поднимающегося со дна воздуха и успокоилась.
Рокотов обессиленно уселся на песок и вытер слезящиеся от порохового дыма глаза.
Кузьмин оглянулся на темный безлюдный аул, выщелкнул окурок в пропасть и поудобнее пристроил «Грозу» на сгибе левой руки.
— Может, еще наших нагоним, — бодро предположил отец Арсений.
— Даст Бог, — согласился Владислав. Виталий Янут попрыгал на месте, проверяя надежность крепления вооружения, и забрал свой ГМ 94 у Лукашевича.
— Что, господа, двинули? — весело спросил Славин.
— Я пошел. — Рудометов снял предохранительный колпачок с оптического прицела и неторопливо отправился к ближайшим зарослям акации.
— Не расслабляться! — предупредил Рокотов. — Обратная дорога не из самых легких...
Спустя пятнадцать минут цепочка казаков скрылась под сенью леска, взбирающегося по горному склону. А еще через четверть часа на полянку выбрался маленький барсук и принялся обнюхивать напоенный необычными ароматами вечерний воздух, недовольно шевеля своими длинными белесыми усами...

Эпилог

23 октября 2000 г., 20:17 по Москве. Баренцево море. Большой противолодочный корабль «Адмирал Пастухович», каюта капитана.
Начальник штаба Северного флота Михаил Николаевич Яцык познакомился с Евгением Логвиненко года четыре назад, когда молодой менеджер топливной компании предложил адмиралу выгодную сделку по реализации излишков солярки, по совершенно непонятным причинам образовавшимся на одной из баз. Операция прошла успешно, за ней последовала вторая, принесшая Яцыку очередные крупные дивиденды, затем третья. Логвиненко был оборотист, умен, немногословен и выполнял принятые на себя обязательства от начала до конца, что выгодно отличало его от остальных крутившихся вокруг флотского руководства посредников прилипал.
Довольно быстро Евгений стал личным помощником Яцыка. По своим каналам адмирал добился присвоения Логвиненко звания «капитан лейтенант», оформил его на должность порученца при штабе и предоставил полную свободу действий в нелегком, но увлекательном деле распродажи флотского имущества.
И не прогадал.
За пару лет капитан лейтенант Логвиненко списал ценностей на двести семьдесят миллионов долларов, из которых двадцать процентов пошли на личный счет начальника штаба, а остальные деньги рассеялись по карманам Зотова, Самохвалова и трех десятков чиновников помельче, включая и самого Евгения. Помощник не жадничал, удовлетворялся пятью процентами прибыли, справедливо полагая, что от добра добра не ищут. Ему было гораздо важнее подольше удержаться на столь хлебной должности, чем хапнуть один раз и потом начинать все с начала.
Логвиненко не брезговал никакими поручениями Яцыка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29