Временно приняв мою теорию дальтонизма погибшего, давайте посмотрим, как она согласовывается с уликами на тропинке. Сержант Уэб-ли, — сказал мистер Фоллс, на минуту вернувшись к своему медоточи-
вому тону, — поправьте меня, если я ошибаюсь. Помните, мое следствие велось при свете фонарика.
Он слегка улыбнулся, зажав кончик носа между большим и указательным пальцами.
— Я заметил, что выбитый ком земли или застывшей грязи отвалился вместе с металлическим колышком флажка. Мне удалось разглядеть желобок, оставленный колышком в поврежденной части тропинки. Следы каблуков пресловутых подбитых гвоздями ботинок оказались и сразу за ней и на самом коме грязи. Это наблюдение дает возможность предположить, что удары каблука использовались скорее для расшатывания колышка, чем для сброса вниз самого кома. Если бить в темноте по флажку, можно несколько раз промахнуться. Колышек лежал рядом с комом грязи. Они оба упали на узкий уступчик твердой почвы возле края котла. Когда мы шли на концерт, и флажок и тропинка были нетронутыми. Из возвратившихся никто не помнит, стоял ли на месте флажок. Но, с другой стороны, никто также не помнит, видел ли он обрыв на тропинке. Полковник Клейр, который шел там последним, перед трагедией, говорит, что на вершине холма упал.
— А? — встрепенулся полковник. — Упал? Да-да, я упал.
— Возможно, вы наступили на ком, который был уже расшатан после сброса вниз флажка. Он провалился под вами, и поэтому вы упали вперед.
— Подождите, — сказал полковник, — дайте подумать. — Он закрыл глаза и сморщил лицо. Его усы озабоченно ощетинились.
— Пока Эдвард теряется в догадках, — сказал доктор Акрингтон, — я бы хотел заметить, Фоллс, что если ваша версия верна, то флажок был выдернут после того, как мы вошли в молитвенный дом селения.
-- Да.
— И подразумевалось, что мы все вернемся домой в машине Гонта.
— Правильно, — согласился мистер Фоллс.
— А тот парень-полукровка выходил из зала во время концерта.
— Он вернулся как раз вовремя, чтобы услышать мастерский финал выступления мистера Гонта. Да, полковник?
Полковник Клейр открыл глаза и пригладил усы.
— Да, — сказал он. — Так все и было. Странно, что я не задумывался над этим раньше. Грунт провалился. О Боже! Но, знаете, я ведь мог упасть в котел с грязью. Что?
— Ваше приключение окончилось благополучно, — любезно произнес Фоллс. — Итак, джентльмены... Я почти закончил. Мне кажется, те факты, о которых я упомянул, можно объяснить только одним способом. Убийца Квестинга был в подбитых гвоздями ботинках. Он выбросил обувь в Taupo-tepu. Он забирался на Пик, о чем свидетельствуют сделанные мистером Беллом эскизы следов. Он знал, что Квестинг страдал дальтонизмом и всячески скрывал свой недуг. Он был вражеским агентом, о чем знал Квестинг. Какая же фигура отвечает всем перечисленным условиям?
— Эру Саул? — сказал доктор Акрингтон.
— Нет, — возразил Фоллс. — Герберт Смит.
Больше всех кричал Саймон. Юноша протестовал и уверял, что Берт и мухи не обидит, что он не мог сделать этого, что он помогал в розысках и что он нормальный парень, когда не пьет. С отчаянием в голосе Саймон повторял, что Фоллс не имел права выдвигать такое обвинение и, наконец, что Фоллс поступил так с целью защитить себя. Полковник и доктор Акрингтон старались успокоить его, а сержант Уэбли попытался даже выставить юношу за дверь, но тот яростно упирался и все-таки заставил себя замолчать. Он замер с дрожащими губами и искаженным лицом. Словно избалованный ребенок, Саймон проковылял к стулу, ударил кулаком по столу и в конце концов затих.
— Смит! — воскликнул Гонт. — Боже, какой упадок! Они, должно быть, сильно нуждаются в зубах для внедрения «пятой колонны» в этой стране, если нашли работу даже для Смита.
— Боюсь, это очень маленький зуб, — ответил Фоллс.
— Он жил у нас несколько лет, — пробормотал полковник.
— А я все-таки окончательно не убежден, — важно заявил доктор Акрингтон. — Почему, черт возьми, вы так уверены, что Смит знал про дальтонизм Квестинга? Он мог поверить в историю с солнцезащитным экраном.
— Ему никогда не рассказывали эту историю. По словам Смита, Квестинг отвез его на переезд и показал сигнал семафора через экран, который якобы оказался зеленым. А на самом деле он лишь слегка желтеет. Можете убедиться сами. Вы знаете, Смит не дальтоник. Он видел, как Квестинг писал зелеными чернилами. История с солнцезащитным экраном была придумана после убийства для отвода наших глаз. Ему требовалось как-то объяснить внезапное примирение с Кве-стингом и затем предъявить драгоценную записку. А мы о дальтонизме погибшего вроде бы не должны были знать. Заверения Смита сегодня утром, что Квестинг правильно назвал цвет рубашки Эру Саула, только подтверждает нашу версию. Конечно, он получил от бизнесмена истинное объяснение, почему тот перепутал цвет сигнала семафора. Квестинг согласился замять неприятную историю и попутно использовал Смита в охоте за реликвиями маори. Все шло хорошо, пока компаньоны не столкнулись на Пике. Квестинг обвинил Смита в шпионаже. После этого курица, несшая золотые яйца, должна была умереть.
— Значит, маори, — произнес Дикон, — Эру Саул, украденный топор, нарушение священного запрета — все это лишь вспомогательные факторы?
— В общем-то да. Эру Саул сказал мне, что когда вернулся на концерт после выпивки со Смитом, то услышал восхитительную речь мистера Гонта о «старых офицерах, заснувших в ожидании его и ребят». Мне показалось, что это оригинальная трактовка строки «А господа сейчас уже в постелях...», прозвучавшей в финале выступления. Смит же утверждал, будто, вернувшись в зал, услышал, как мистер Гонт
произнес: «Снова к оружию, друзья». Но данная строка, вне всяких сомнений, прозвучала, когда мистера Гонта после длительных оваций вызвали на «бис».
— Берт не мог этого знать, — сказал Саймон. — Он не мог этого знать. Для него все стихи одинаковые.
— Между финальным монологом мистера Гонта и выступлением на «бис» был промежуток в минут пять. Вы согласны?
— Думаю, да, — задумчиво ответил актер.
— Время, достаточное, чтобы выйти в дверь со своими собутыльниками, пока глаза всех обращены к вам, снова выскользнуть па улицу и добежать до района термических источников. Хотя Смит не смог вытащить из земли флажок, у него хватило времени расшатать колышек, сбросить его вниз, а затем бегом вернуться в зал и встать рядом с друзьями до того, как зажегся свет. — Фоллс повернулся к Саймону. — Вы оставались с ним после концерта? — Юноша кивнул. — Вы не обратили внимания на его обувь? — Саймон отрицательно покачал головой. — Слуга мистера Гонта был с вами, не так ли?
— Да.
— Полагаю, мы можем поговорить с ним?
Уэбли взглянул на человека возле двери. Тот вышел и вернулся с Колли.
— Какие ботинки были на мистере Смите, когда вы шли домой вчера вечером, Колли? — спросил мистер Фоллс.
— Не ботинки, а мягкие туфли, сэр, — уверенно ответил слуга.
— А перед концертом вы вошли в зал вместе с ним?
— Да, сэр. Мы пришли пораньше с дополнительными стульями.
— Тогда он тоже был в туфлях? — поинтересовался Уэбли. Колли вздрогнул и сказал:
— А я вас сразу и не заметил, сержант. Нет, Смит был в ботинках. Туфли он засунул в карманы на случай танцев.
— Домой он нес ботинки в руках? — спросил Уэбли.
— Нет. Я этого не видел, — озабоченно ответил Колли.
— Хорошо.
Слуга с тревогой взглянул на Саймона. Сержант подошел к стоящему возле двери человеку и тихо произнес:
— Где он?
— В комнате, мистер Уэбли, мы за ним наблюдаем.
— Тогда идемте, — сказал сержант, и они оба скрылись за дверью. Их тяжелые шаги громко прозвучали на веранде и стали удаляться в направлении комнаты Смита.
Глава 15
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕПТИМУСА ФОЛЛСА
— И совсем незачем просить меня проявить к нему хоть каплю сочувствия, — сказал Дикон. — В этой стране смертная казнь отменена. Смит проведет оставшуюся часть жизни в тюрьме, и для него это чертовски счастливый выход из положения. Он грязный шпион и еще более грязный убийца. Бедный старина Квестинг! Просто не могу вспоминать о нем.
— О, не надо!
— Прости, дорогая Барбара. Нет, я не должен называть тебя «дорогой Барбарой». В наших ветреных театральных кругах мы зовем людей дорогими, когда не можем запомнить их имена. Я буду называть тебя как-нибудь теплее, в викторианском стиле. Барбара, любимая. Барбара, моя прелесть. Только не хмурься. Ты уже не смущаешься, и это доставляет мне некоторое удовольствие. Куда мы пойдем?
— К морю.
— Мои ноги скоро превратятся в губку, но я согласен. Пошли. Молодые люди прогуливались в молчании под безоблачным небом.
— Последние два дня, кажется, тянулись целую неделю, — наконец произнесла Барбара.
— Да. Смит в тюрьме. Мистер Фоллс купается в лучах славы. А мы, увы, скоро уедем.
— Как скоро?
— Видимо, на следующей неделе. Пока мы должны остаться в качестве свидетелей. Знаешь, патрону уже намного лучше. Твой дядя-анатом говорит, что, по его мнению, рецидива болезни не будет. Для меня это звучит как магическая фраза.
— Куда он отправится? — упавшим голосом спросила Барбара.
— В Лондон. Патрон хочет собрать труппу для турне. Постановка произведений Барда. Сборные концерты. Представления повсюду. Великолепная идея, — сказал Дикон и добавил: — Но я его покидаю.
— Покидаешь? Но почему?
— Чтобы сделать еще одну попытку попасть в армию. Если они поступят со мной здесь так же, как и в Австралии, я поеду с Гонтом. Там всегда найдется какая-нибудь работа для несчастной слепой летучей мыши. Говорят, на родине всем подбирают дело. Но я никогда не сяду в маленькую темную комнатку в конце длинного коридора в здании непонятного назначения печатать служебные записки. Ты напишешь мне?
Барбара не ответила.
— Напишешь? — настаивал Дикон, и девушка кивнула. — Подумать только, — произнес молодой человек через минуту. — В ее глазах слезы из-за того, что он уезжает, а рядом стою я, готовый зарыдать, как дух, предвещающий смерть, при мысли о необходимости покинуть тебя! Бесчувственная!
Барбара остановилась и взглянула на него.
— Неправда, — сказала она. — Ты, оказывается, не настолько проницателен, как я думала. Просто я живу пустой, нелепой жизнью.
Девушка скорчила одну из своих старых любимых гримас, закатив вверх глаза и опустив уголки рта.
— Да перестань ты уродовать свое личико, — потребовал Дикон.
— Я делаю со своим лицом все, что хочу! — с негодованием воскликнула Барбара. — Если оно тебе не нравится, не смотри на него. Ты говоришь, якобы любишь меня, а на самом деле ты просто от скуки ухаживаешь за мной, чтобы превратить меня в плохую копию очаровательной, элегантной девушки.
— Нет. Честно, нет. Я не стал бы обращать внимания, даже если бы ты кричала на меня за то, что я кусаю ногти и шмыгаю носом, когда читаю. Ты можешь продолжать гримасничать с виртуозностью, но я по-прежнему буду любить тебя. Почему ты живешь «нелепой жизнью»?
— Я законченная дура. Прыгала вокруг него, поскольку решила, будто он действительно мистер Рочестер, а на самом деле увидела тщеславного, самолюбивого и совершенно обыкновенного человека. Говорил о потрясенной случившимся душе, а оказывается, просто боялся быть замешанным в неприятную историю. Мне так стыдно за себя.
— О... — промычал Дикон.
— И за него тоже. За присланный им подарок. Он принял меня за дешевую игрушку... Не говори мне, будто я строила ему глазки.
— Нет, даже ресницами не хлопала. Но сейчас ты слишком несправедлива к патрону. Он очень мягкосердечный человек и раздает подарки так же легко, как ты чистишь горох. Модные платья имеют для него не большее значение, чем пара бутонов роз.
— Но когда папа вежливо объяснил ему, что я, вероятно, не смогу принять подарок, он повел себя ужасно и сказал: «Она может вернуть и все такое прочее... а если смущается, пусть ходит хоть голой», — и так далее... Сайм все слышал.
— Это потому, — проговорил Дикон, пытаясь контролировать свой голос, — что нанесен удар его гордости. Патрона раздражает факт возвращения подарков. Ему кажется, будто он оскорблен твоим решением.
— Мне очень жаль, но мистер Гонт должен был подумать получше. И довольно об этом. Сколько бы я ни старалась, история не становится для меня более приятной. — Барбара посмотрела на Дикона. — А со стороны это, наверное, выглядит смешно.
— Браво, мисс Клейр! — воскликнул молодой человек, взял девушку за руку и с огромным смущением почувствовал, как ее ладонь скользнула в его. — Так ты напишешь мне? — спросил Дикон. — Если война продлится долго, ты забудешь меня, но я вернусь.
— Да, — ответила Барбара. — Возвращайся.
— Итак, — произнес мистер Фоллс, — теперь, по-моему, все. Я собираюсь уехать в Веллингтон сразу, как только закончится следствие. Серьезные беседы с премьер-министром, членом королевской парламентской комиссии и прочее. Боюсь, мы поймали лишь мелкую рыбешку, но данная история свидетельствует о серьезности обстановки.
— Да, — согласился шеф полиции. — А мы уже решили, что подобные вещи нас не коснутся. Ребята уезжают. Призыв за призывом. Война разгорается все сильнее, и мы начинаем формировать собственные силы безопасности. Но нам и в голову не приходит подумать о «пятой колонне». И о специальном штате следователей тоже. Нам очень повезло с вашим приездом.
— Да, скажу я вам! — воскликнул Уэбли. — Знаете, сэр, этот доктор все писал и писал нам, но его сообщения выглядели как-то нелепо. Он, конечно, схватился не за тот конец трости, но идея была правильной.
— Да, — подтвердил шеф полиции. — Идея была правильной.
— Доктор Акрингтон вел себя очень похвально, — сказал мистер Фоллс. — Как вы знаете, я пригласил его приехать ко мне в Окленд после того, как получил сообщение, но решил не ездить в Wai-ata-tapu до следующего дня, когда ваши люди были готовы. Там у меня не было времени предупредить доктора, и мы столкнулись с ним лицом к лицу на веранде, когда я жаловался на свой недуг. Ни один мускул не дрогнул на лице мистера Акрингтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41