— Глубина под килем? — запросил Макафферти в переговорное устройство.
— Пятьсот семьдесят футов.
Пора. Макафферти приказал впередсмотрящим спуститься вниз.
Корабли виднелись только у него за кормой. Лучше всех был виден «Бостон» — его черная рубка — или «парус», как называли рубку подводники, — со спаренными рулями глубины скользила над водой подобно ангелу смерти. Удачное сравнение, подумал он. Командир «Чикаго» последний раз проверил приборы на вершине паруса, затем спустился по трапу, туго задраив за собой люк. Он спустился еще на двадцать пять футов, задраил второй люк, повернув запорное колесо до отказа, и оказался в боевой рубке.
— Прочный корпус загерметизирован, — доложил старший помощник, привычно повторяя фразу, означающую, что субмарина готова к погружению. Подводники проводили тщательную проверку состояния бортовых систем задолго до того, как до этого додумались летчики. Макафферти лично проверил приборы на панели управления — так же поступили, стараясь делать это незаметно, несколько других офицеров из группы, находящейся в боевой рубке. Все было в полном порядке.
— Погружение на двести футов, — скомандовал Макафферти. Подводная лодка наполнилась шумом вытесняемого воздуха и врывающейся в цистерны воды, и гладкий черный корпус скользнул под поверхность моря.
Макафферти мысленно окинул взглядом каргу. Семьдесят четыре часа хода до паковых льдов — и поворот на восток. Еще сорок три часа до желоба Святой Анны — и поворот на юг. И вот тогда начнется самая опасная часть операции.
Стендаль, Германская Демократическая Республика
Сражение за Альфельд превращалось в ненасытное чудовище, пожирающее людей и танки, словно кроликов. Алексеев не находил себе места от мысли, что всего в двухстах километрах от него вступает в бой танковая дивизия, которую считал своей. У него не было оснований жаловаться на поведение генерала, сменившего
его там, из-за чего он чувствовал себя только хуже. Новый командир дивизии сумел успешно форсировать реку, и теперь на противоположном берегу Лайне находились еще два полка моторизованной пехоты. Сейчас через реку наводили три понтонных моста — или по крайней мере прилагали к этому все усилия, несмотря на убийственный артиллерийский огонь противника.
— Мы втянулись в лобовое сражение, Павел Леонидович, — произнес главнокомандующий Западным фронтом, глядя на карту.
Алексеев кивнул. То, что началось наступлением; направленным на достижение цели местного значения, быстро превращалось в генеральное сражение, решающее судьбу всего фронта. Еще две советские танковые дивизии приближалось к Лайне. Стало известно, что сюда же перебрасывается три бригады НАТО вместе с артиллерийскими частями. Обе стороны забирали истребители-бомбардировщики с других участков фронта, причем одна сторона делала это с целью уничтожить плацдарм противника, а другая — чтобы расширить его. Рельеф местности на передовой не давал времени расчетам зенитных ракетных установок отличить свои самолеты от чужих. Русские имели значительный перевес в зенитных установках «земля-воздух», поэтому в Альфельде была установлена зона свободного огня. Все, что пролетало в воздухе над местом сражения, автоматически становилось целью для русских зенитных ракет, а советские самолеты старались держаться подальше, занимаясь обнаружением и уничтожением артиллерии НАТО и движущихся к фронту подкреплений. Это противоречило доктрине, принятой до войны. Мы снова ставим так много на карту, подумал Алексеев, но на этот раз события развиваются благоприятно, судя по его собственным впечатлениям от пребывания на передовой. Это был важный урок, на который не обращали достаточного внимания во время предвоенной подготовки, — старшим начальникам следовало убедиться, что происходит на фронте, собственными глазами. Почему только мы забыли об этом? — не мог понять генерал Алексеев.
Он пощупал повязку у себя на лбу. Алексеев испытывал мучительную головную боль — врачу пришлось наложить двенадцать швов, чтобы закрыть рану. Это грубые швы, объяснил хирург, и на лбу останется заметный шрам. У отца Алексеева было несколько таких шрамов, и он не стыдился их, скорее даже гордился. Генерал решил, что не будет отказываться от награды за эту рану.
— Мы захватили господствующие высоты к северу от города! — доложил командир 20-й танковой дивизии. — Нам удалось отбросить американцев.
Алексеев взял телефонную трубку.
— Сколько времени потребуется вам для наведения мостов?
— Надеемся закончить первый через полчаса. Артиллерийский огонь противника ослабевает. Им удалось разнести к чертовой матери один понтонный парк, но сооружение этого моста продвигается успешно. У меня уже готов к переправе танковый батальон, зенитные ракетные установки действуют превосходно. С того места, где я стою сейчас, видны обломки пяти вражеских штурмовиков. Я вижу… — Голос генерала заглушил громовой взрыв.
Алексееву не оставалось ничего иного, кроме как смотреть на телефонную трубку и сжимать ее побелевшей от ярости рукой.
— Извините. Снаряд разорвался совсем рядом. Спускаем на воду последнюю секцию моста. Саперы понесли ужасные потери, товарищ генерал. Их мужество достойно особого внимания. Майор, командующий мостовым батальоном, уже три часа стоит под вражеским огнем. Я считаю, что он заслуживает Золотой Звезды Героя.
— Если таково ваше мнение, он получит эту награду.
— Отлично. Последняя секция моста спущена с грузовика и находится в воде. Если противник даст мне десять минут, чтобы закрепить ее, мы немедленно начнем перебрасывать танки. Когда прибудут подкрепления?
— Передовые части подойдут сразу после захода солнца.
— Прекрасно! А сейчас мне нужно идти. Сообщу, как только танки начнут переправу.
Алексеев передал телефонную трубку офицеру связи. Слушать о ходе событий на передовой — все равно что следить за хоккейным матчем по радио!
— Какая цель у нас следующая, Павел Леонидович?
— Наступаем на северо-запад — к Хамельну и дальше. Может быть, нам удастся отрезать северную группу армий НАТО. Если они начнут отводить войска от Гамбурга, мы перейдем в наступление по всему фронту и погоним их до самого Ла-Манша! Думаю, нам удалось создать ситуацию, на которую мы рассчитывали.
Брюссель, Бельгия
В штаб— квартире НАТО офицеры смотрели на те же карты и пришли к аналогичному выводу, хотя и с меньшим энтузиазмом. Резервов было катастрофически мало, но выбора не оставалось. Все большее количество войск и орудий направлялось к Альфельду.
Панама
Это был самый большой переход боевых кораблей Военно-морского флота США за последние годы. В каждом шлюзе виднелось по два серых корпуса, что прекратило движения всех остальных судов на запад. Боевые корабли торопились. Лоцманы Панамского канала перебрасывались на корабли с помощью вертолетов, правила ограничения скорости нарушались, несмотря на размывание берегов в районе выемки Гайяра из-за волнения, вызываемого быстрым передвижением судов. Те из них, что нуждались в топливе, заправлялись сразу после выхода из канала после Гатунских шлюзов, затем образовывали противолодочное заграждение по внешней стороне Лимонского залива. Переход соединения из Тихого океана в Атлантический продолжался двенадцать часов в обстановке абсолютной секретности. Едва закончив переход, корабли направились к северу со скоростью в двадцать два узла. Им предстояло за ночь пройти через Наветренный пролив.
Глава 30 Сближения

Бостон, штат Массачусетс
Этот запах называют запахом моря, подумал Моррис, хотя на самом деле его следует называть запахом суши. Запах исходил от приливных заболоченных отмелей, где у кромки воды живут, умирают и гниют множество живых существ. Все эти запахи порождались брожением разлагающихся останков бесчисленных миллионов таких существ, и затем ветер уносил их в море. Моряки считали такие запахи добрым знаком, означающим близость суши, гавани, дома и семьи. В остальном такую вонь следовало бы ликвидировать раствором лизола.
На глазах Морриса буксир «Папаго» укоротил буксировочный трос, чтобы легче было маневрировать в узостях, ведущих к гавани. К борту фрегата подошло три портовых буксира. С них перебросили несущие тросы, подхваченные матросами «Фарриса». Когда тросы закрепили, «Папаго» отпустил буксир и направился вверх по реке, чтобы пополнить запасы топлива.
— Добрый вечер, капитан, — произнес портовый лоцман, прибывший на одном из буксиров. Судя по его лицу, он занимался проводкой су дои в Бостон и из Бостона не меньше пятидесяти лет.
— И вам тоже, капитан, — вежливо отозвался Моррис.
— Вижу, вы потопили три русские подводные лодки?
— Своими силами только одну. Две остальные — с нашим участием.
— Какая у вас осадка?
— Примерно двадцать пять футов — нет, меньше, — тут же поправился Моррис. Колпак гидролокатора находился на дне Атлантического океана.
— Поразительно, что вам удалось привести свой корабль в порт, капитан, — произнес лоцман, глядя в сторону отсутствующего форштевня. — Мой эсминец спасти не удалось. Это было, думаю, еще до того, как вы родились. «Каллахэн», эскадренный миноносец номер семьсот девяносто два. Я служил на нем помощником командира корабельной артиллерии, только получил звание младшего лейтенанта. Мы сбили двенадцать японских самолетов, а вот сразу после полуночи тринадцатый камикадзе сумел через завесу заградительного огня прорваться к нам. Погибло сорок семь человек — вот так. — Лоцман достал из кармана «уоки-токи» и стал давать указания буксирам. «Фаррис» начал двигаться бортом к ближайшему пирсу. Прямо перед ними виднелись открытые ворота сухого дока, но фрегат вели не к нему.
— Нас ставят не в док? — спросил Моррис, удивленный и рассерженный тем, что его корабль швартуют к обычному пирсу.
— Там у них технические проблемы. Они пока не могут принять вас. Завтра, в крайнем случае послезавтра. Я знаю, как вы чувствуете себя, капитан. Словно у вас заболел ребенок, а его отказываются положить в больницу. Не расстраивайтесь, мне было куда хуже — мой корабль погиб.
Действительно, ворчать не имеет смысла, подумал Моррис. Старик прав. Если «Фаррис» не затонул во время буксировки, ему ничто не угрожает в течение одного-двух дней стоянки у причала. Лоцман оказался опытным специалистом. Он прикинул на глаз скорость ветра и высоту прилива, затем отдал необходимые распоряжения капитанам буксиров. Через тридцать минут фрегат отшвартовали у грузового причала. Там уже стояли три телевизионные камеры с операторами и журналисты, сдерживаемые цепочкой матросов из комендантской службы порта. Как только трап опустился на причал, на палубу «Фарриса» взбежал офицер и тут же поднялся на мостик.
— Капитан, я — капитан-лейтенант Андерс. Мне приказано передать вам вот это, сэр. — Он вручил Моррису официального вида конверт.
Моррис вскрыл его и обнаружил внутри обычную флотскую депешу. В сдержанной форме, принятой на флоте, ему предписывалось прибыть в Норфолк любым доступным транспортом и как можно быстрее.
— Вас ждет машина. Вы можете успеть на шаттл, отправляющийся в Вашингтон, затем самолетом местной авиакомпании прибыть в Норфолк.
— А как относительно моего корабля?
— Мне поручено заняться им, капитан. Не беспокойтесь, я позабочусь о нем.
Вот и все, подумал Моррис. Он кивнул и отправился к себе в каюту за вещами. Десять минут спустя он молча прошел мимо телевизионных камер, и машина отвезла его в международный аэропорт Логан.
Сторноуэй, Шотландия
Тоуленд внимательно рассматривал спутниковые фотографии четырех исландских аэродромов. Как ни странно, но русские не пользовались старым аэродромом в Кефлавике, разместив свои истребители в Рейкьявике и на новой авиабазе НАТО. Иногда один-другой «бэкфайер» совершал посадку в Кефлавике — как правило, это были бомбардировщики с неисправностями или недостаточным запасом топлива, вот и все. Налеты истребителей с севера тоже возымели свое действие — теперь русские заправляли свои бомбардировщики дальше к северо-востоку. Это незначительно, но все-таки отрицательно сказывалось на дальности действия «бэкфайеров». По оценкам специалистов, время, в течении которого они могли вести поиски конвоев, сократилось на двадцать минут. Несмотря на воздушную разведку, осуществляемую «беарами», и спутниковую информацию, нападению подвергались только две трети конвоев. Тоуленд не понимал причины. Может быть, у русских возникают трудности со связью? Если дело обстоит именно так, можно ли найти способ воспользоваться этим?
Налеты русских «бэкфайеров» продолжали наносить немалый ущерб конвоям. Под сильным давлением военно-морского флота ВВС начали размещать свои истребители на Азорских островах, на Ньюфаундленде и на Бермудах. При поддержке заправщиков, полученных от Стратегического авиационного командования США, истребители старались сопровождать те конвои, которые не выходили за радиус их действия. Конечно, рассчитывать на то, чтобы отразить налет «бэкфайеров», не приходилось, но «беары» они начали сбивать. В распоряжении Советов находилось около тридцати разведывательных самолетов дальнего действия «беар-Д». Примерно десять из них вылетали ежедневно с включенными мощными радиолокаторами «биг балдж», чтобы нацеливать бомбардировщики и подводные лодки на американские конвои. Поскольку радиолокаторы действовали в активном режиме, обнаружить разведывательные самолеты было сравнительно просто, если возникала возможность выслать на перехват истребитель. После многочисленных экспериментов русские установили оптимальную систему воздушных операций. Поскольку теперь их действия стали предсказуемыми, надвигалась и расплата. Завтра ВВС вышлют патрули по два истребителя к шести различным конвоям.
Кроме того, русским придется расплачиваться и за базирование истребителей на исландских аэродромах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136