Линли показалось весьма странным, что Стинхерст решился, пусть и ненадолго, уехать из Лондона, когда данное событие было уже совсем не за горами. В извечном стремлении к совершенству лорд в свои семьдесят с лишним лет не отдыхал годами. Это было частью его светской легенды. Так что же он делает в Шотландии?
Уэбберли, словно услышав этот незаданный вопрос Линли, продолжал:
– По-видимому, Стинхерст привез туда своих актеров, чтобы обкатать сценарий спектакля, который, как предполагалось, должен был покорить зрителей на открытии «Азенкура». С ними там один газетчик – какой-то парень из «Тайме». Театральный критик, я думаю. Вероятно, ему было велено день за днем фиксировать историю театра «Азенкур». Но, судя по тому, что мне сказали сегодня утром, в настоящий момент ему не до театра, он из кожи вон лезет, прорываясь к телефону. Знает, что ему придется заткнуться, как только мы туда к ним доберемся.
– А что это он так суетится? – спросил Линли, понимая, что Уэбберли приберег самый лакомый кусочек напоследок.
– Потому что звездами новой постановки лорда Стинхерста должны стать Джоанна Эллакорт и Роберт Гэбриэл. И они тоже в Шотландии.
Линли даже тихо присвистнул от удивления. Джоанна Эллакорт и Роберт Гэбриэл! Они и в самом деле были аристократами в своей среде, на данный момент два наиболее востребованных актера страны. За годы своего партнерства Эллакорт и Гэбриэл блистали во всех спектаклях – от Шекспира до Стоппарда Том Стоппард (р. 1937) – английский драматург «второй волны», киносценарист.

и О'Нила Юджин О'Нил (1888–1953) – американский драматург.

. И хотя порознь они работали так же часто, как и вместе, только когда они выступали вдвоем, случалось истинное волшебство. И газетные отклики в этом случае всегда были одинаковыми: «Эмоциональный накал, остроумие, тончайший эротизм, который держит аудиторию в напряжении».
В последний раз, припомнил Линли, такие дифирамбы вызвал «Отелло», который при переполненных залах шел в театре «Хеймаркет» несколько месяцев. Он был снят со сцены только три недели назад.
– И кого же убили? – спросил Линли.
– Автора новой пьесы. Видимо, многообещающего. Женщину. Ее имя… – Послышался шорох бумаг. – Джой Синклер. – Уэбберли прочистил горло, что всегда предшествовало неприятной новости. И она не замедлила прозвучать. – Боюсь, тело уже увезли.
– Проклятье! – ругнулся Линли. Теперь никакой реальной картины места преступления, а стало быть, куча всякой лишней мороки.
– Понимаю вас, дружище. Но теперь уж ничего не попишешь. Как бы там ни было, сержант Хейверс встретит вас в Хитроу Я заказал вам билеты на час – до Эдинбурга.
– Хейверс не подойдет для этого дела, сэр. Если тело уже таскали туда-сюда, мне понадобится Сент-Джеймс.
– Сент-Джеймс больше не работает в Скотленд-Ярде, инспектор. Я не могу заполучить его за такой короткий срок. Если вам нужен судебный эксперт, возьмите одного из наших людей, а не Сент-Джеймса.
Линли очень хотелось воспротивиться, в душе он понимал, почему на дело вызвали именно его, а не другого детектива-инспектора, дежурившего в эти выходные. Стюарт Ринтул, граф Стинхерст, явно находился под подозрением, но начальство желало вести расследование деликатно, что было бы гарантировано присутствием восьмого графа Ашертона, то есть Линли. Пэр, то и дело повторяющий «ну, мы-то с вами люди одного круга» и осторожно выведывающий правду у другого пэра. Все это, конечно, прекрасно, но если Уэбберли совершенно не собирался считаться с чинами ради того, чтобы свести лорда Стинхерста и лорда Ашертона, то Линли стоило позаботиться и о себе – то есть во что бы то ни стало избежать сотрудничества с детективом-сержантом Барбарой Хейверс. У нее был пунктик: она во всем хотела быть первой – начиная с учебы в средней школе и кончая желанием надеть наручники на какого-нибудь графа.
По мнению сержанта Хейверс, причиной всех главных проблем в жизни – от кризиса в экономике до роста числа венерических заболеваний – была классовая система, из которой они являлись в готовом виде, как Афина из головы Зевса Согласно мифу, Зевс проглотил свою супругу океаниду Метилу, беременную Афиной. Гефест, бог огня и кузнечного ремесла, расколол голову Зевса ударом молота, и на свет появилась Афина в полном снаряжении.

. Классовый вопрос, говоря откровенно, был самым больным местом в отношениях между ними и неизменно становился фундаментом, сутью и завершающим украшением каждой словесной баталии, в которую ввязывался Линли в те пятнадцать месяцев, что Хейверс была его напарницей.
– В силу некоторых особенностей характера Хейверс, ей нельзя доверять это дело, – резонно заявил Линли. – Как только она узнает, что здесь замешан лорд Стинхерст, она забудет о всякой объективности.
– Она преодолела это. А если нет, то ей давно пора это сделать, если она хочет сотрудничать с вами.
Линли содрогнулся при мысли, что суперинтендант, вероятно, намекает, что они с сержантом Хейверс вот-вот должны стать постоянной командой, соединенной в законном браке карьеры, из которого ему уже никогда не вырваться. Надо было как-то нейтрализовать планы начальника насчет Хейверс, найти приемлемый компромисс – на данный момент.
И он ловко воспользовался предыдущей репликой шефа.
– Что ж, если вы так решили, сэр… – спокойно произнес он. – Но что касается проблем, связанных с тем, что тело уже увезли… Наши нынешние сотрудники не чета Сент-Джеймсу, у него колоссальный опыт. Вы лучше меня знаете, что он был нашим лучшим криминалистом и…
– Он и сейчас наш лучший криминалист. Мне известен обычный порядок действий, инспектор. Но все дело во времени. Заполучить Сент-Джеймса просто невозможно… – Послышалась короткая, резкая реплика старшего суперинтенданта Хильера. Уэбберли тут же приглушил ее, без сомнения, зажав ладонью микрофон. И почти сразу сказал: – Ладно. Будет вам Сент-Джеймс. Так что быстренько летите туда и посмотрите, что там за каша заварилась. – Он кашлянул, прочищая горло. – Мне все это нравится не больше, чем вам, Томми.
И Уэбберли дал отбой, прежде чем последовала дальнейшая дискуссия или расспросы. И, только держа в руке уже умолкнувшую трубку, Линли задумался о двух любопытных деталях. Ему практически ничего не сказали о преступлении и впервые за двенадцать лет сотрудничества суперинтендант назвал Линли по имени. Очень странная причина для смутного беспокойства. Тем не менее его вдруг одолело любопытство: чем же их все-таки так всполошило это убийство в Шотландии? Но он быстро отвлекся на другие мысли.
Когда Линли покинул нишу в гостиной, направившись в свои комнаты в восточном крыле Хоуэнстоу, его вдруг поразило имя. Джой Синклер. Где-то он его видел. И совсем не так уж давно. Он остановился в коридоре рядом со старинным комодом и вперился невидящим взглядом в стоявшую на нем фарфоровую вазу. Синклер. Синклер. Фамилия казалась такой знакомой, вот сейчас он вспомнит. Изящные голубые на белом фоне узоры вазы расплывались у него перед глазами, накладывались друг на друга, пересекались, менялись местами…
Менялись местами. Из конца в начало. Игра слов. Не Джой Синклер он видел, «Синклер'с Джой» Jоу – радость (англ.).

, заголовок в воскресном приложении к газете. Это была инверсия, явно подразумевающая: «вот какие мы остроумные», а за ней следовала дразнящая фраза «С „Тьмой“ рассчитались, вперед – к вершинам».
Он вспомнил, что из-за этого заголовка подумал: неуж-то речь идет о какой-то слепой спортсменке перед Олимпийскими играми? И даже довольно основательно углубился в статью; выяснилось, что эта радостная Синклер никакая не спортсменка, а драматург, что ее первая пьеса была хорошо встречена критикой и зрителями, жаждущими отдохновения от обычной лондонской мишуры, и что ее второй пьесой откроется театр «Азенкур». Вот, собственно, и все, что он тогда о ней узнал. Потому что звонок из Скотленд-Ярда оторвал его от газеты: надо было мчаться в Гайд-парк, где нашли труп совершенно раздетой пятилетней девочки, спрятанный в кустах под мостом через Серпентайн Серпентайн – узкое искусственное озеро в Гайд-парке (букв. «змеевидное»).

.
Надо ли удивляться, что до сего момента он и не вспоминал о Синклер. Это жуткое зрелище… Одна мысль о том, что вынесла Меган Уолшем, прежде чем умерла, на многие недели изгнала из его головы любые другие мысли. От ярости он ничего вокруг не видел, а ел и спал лишь по необходимости – чтобы были силы на поиски убийцы Меган… а затем – арест дяди девочки, брата ее матери… а затем – он должен был сообщить убитой горем матери, кто виновен в изнасиловании, нанесении телесных повреждений и убийстве ее младшего ребенка.
Ведь он только-только отошел от этого расследования. Он был совершенно измотан теми долгими днями и еще более долгими ночами, он жаждал отдохновения, очищения души, сокрушенной этим мерзким убийством и бесчеловечностью.
Но его мечтам не суждено было сбыться. По крайней мере, не здесь и не сейчас. Он вздохнул, выбил пальцами дробь на крышке комода и пошел укладывать чемодан.

Детектив-констебль Кевин Лонан терпеть не мог чай из термоса. На нем всегда образовывалась отвратительная пленка, напоминавшая ему пену в ванне. И когда обстоятельства вынудили его налить себе желанной влаги из помятого термоса, извлеченного из затянутого пылью угла в конторе Департамента уголовного розыска Стрэтклайда, он, давясь, проглотил всего один глоток, а остальное выплеснул на узкую, залитую гудроном полосу, представлявшую собой местное летное поле. Погримасничав, он вытер рот рукой, обтянутой перчаткой, и начал похлопывать в ладоши, чтобы немного разогнать кровь. В отличие от предыдущего дня, в небе сверкало солнце, совсем по-весеннему, несмотря на пышные сугробы, но морозец все равно был крепкий. А густая гряда облаков, надвигавшаяся с севера, обещала еще одну метель. Если эти деятели из Скотленд-Ярда желают сюда добраться, им стоит поторопиться, мрачно подумал Лонан.
И, словно ему в ответ, воздух прорезал ровный рокот винтов. Мгновение спустя с востока показался вертолет Королевской шотландской полиции. Он дал круг над Ардмакнишбей, примериваясь к тому, что земля могла предложить в качестве посадочной площадки, затем медленно опустился на квадрат гудрона, который был расчищен тяжело сопевшим снегоочистителем за полчаса до этого. Винты вертолета продолжали вращаться, взметая небольшие вихри снега из сугробов, окаймлявших летное поле. От рева винтов ныли зубы.
Невысокая, пухлая фигура, как мумия закутанная с головы до ног в нечто, напоминающее потрепанный коричневый коврик, распахнула пассажирскую дверь вертолета. Сержант Барбара Хейверс, решил Лонан. Она лихо сбросила трап – будто это был не трап, а веревочная лестница из шалаша на дереве, потом скинула вниз три чемодана, которые глухо стукнулись о землю, и стала спускаться. За ней показался мужчина. Он был очень высоким, с очень светлыми волосами, с непокрытой, несмотря на холод, головой, в хорошо сшитом кашемировом пальто, кашне и перчатках – единственные две уступки минусовой температуре. Это, подумал Лонан, верно, инспектор Линли, объект особого в данный момент интереса Департамента уголовного розыска Стрэтклайда, интереса, разожженного тем, как Лондон настаивал на его приезде, как давил. Вот инспектор обменялся несколькими словами с сержантом Хейверс. Она указала на фургон, и Лонан ждал, что теперь они двинутся к нему. Однако вместо этого оба повернулись к трапу вертолета, по которому медленно сходил третий человек. Спускаться ему было неудобно и тяжело из-за поврежденной левой ноги. Как и блондин, он был без шляпы, и его черные волосы – кудрявые, слишком уж длинные и совершенно непослушные – развевались вокруг бледного лица. Черты этого лица были резкими и чересчур угловатыми. Сразу чувствовалось, что этот человек никогда не упускает из виду ни малейшей подробности.
При виде этого нежданного гостя констебль Лонан беззвучно ругнулся. Интересно, знает ли уже инспектор Макаскин о том, что Лондон прислал тяжелую артиллерию: судебно-медицинского эксперта Саймона Алкурт-Сент-Джеймса? Констебль энергично зашагал к вертолету, где прибывшие заталкивали трап назад в вертолет и подбирали свои вещи.
– А вам не приходило в голову, что в моем чемодане может быть что-то хрупкое, Хейверс? – спрашивал Линли.
– Намерены пить при исполнении? – едко отбрила она. – Если вы захватили сюда виски, тем хуже для вас. Это все равно что приезжать в Ньюкасл со своим углем, вам не кажется?
– Похоже на реплику, которую вы приберегали несколько месяцев.
Когда Лонан подошел к ним, Линли махнул рукой и кивком поблагодарил пилота.
Когда все начали знакомиться, Лонан, пожимая руку Сент-Джеймсу, выпалил:
– Я как-то слышал ваше выступление в Глазго. – Даже сквозь перчатку Лонан почувствовал худобу его руки, однако пожатие оказалось на удивление крепким. – Это была лекция об убийствах Крэдли.
– Ах да. Обвинение основывалось на причинном месте преступника, – пробормотала сержант Хейверс.
– Что, помимо всего прочего, звучит как-то двусмысленно, – добавил Линли.
Было ясно, что Сент-Джеймсу не в новинку словесные подковырки его спутников, потому что он спокойно улыбнулся и сказал:
– Нам повезло, что у нас оказались его лобковые волосы. Бог свидетель, у нас больше ничего не было, кроме нечетких отпечатков зубов на трупе.
Лонана так и подмывало обсудить все поразительные подробности этого головоломного расследования с человеком, который четыре года назад выложил их перед ошеломленными присяжными заседателями. Однако, настроившись на беседу с обладателем потрясающей интуиции, он вспомнил об инспекторе Макаскине, который ждал их сейчас в полицейском участке и наверняка уже метался взад и вперед по кабинету.
Слова «Фургончик вон там» заменили его блистательное замечание об искажении следов зубов на фрагменте тела, который сохраняли в формальдегиде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49