"
- Десять! Девять! Восемь! Семь!
- На "ноль" - опускайте! - прокричал в микрофон Иван Валерьянович
- Что? - перестал считать охрипший Сивочуб: он не расслышал.
- Опустите нас на "ноль"! - повторил Александров с досадой в голосе. На счет "ноль" мы должны быть опущены!
- Хорошо! - отозвался Сивочуб с несвойственной ему покорностью и продолжил: - Семь! Было уже! Шесть! Пять! ...
Терранавты пристегнули ремни.
- Не страшно? - улыбнулся Иван Валерьянович.
Пионеры дружно помотали головами.
- Ни капельки! - выпалила Танечка и скосила на Ванечку глаза. Тот, отродясь не посещавший церкви, крепко сжимал большой православный крест. Таня ему позавидовала и украдкой поплевала через левое плечо: хоть что-то, на всякий случай.
- Но-о-ль! - истошно, словно забитый мяч приветствуя, завопил губернатор. - Пошел!
Стая воздушных шариков устремилась в поднебесье. Богатыри сомкнули плечи вокруг барабана. Батискаф дрогнул и начал медленно погружаться в шахту.
- ...Говорю тебе: вот такая балда была! - не унимался мужик, разобиженный скепсисом собеседника.
- Доложите, как проходит полет! - требовательно брякнул Сивочуб.
- Полет проходит нормально, - послышалось из-под земли. - Самочувствие экипажа хорошее, настроение бодрое.
- Так держать, - буркнул губернатор умиротворенно. - Докладывайте через каждые пять минут!
- Слушаюсь! - откликнулся Иван Валерьянович.
- А про что докладывать? - спросила шепотом Таня. - И рассказать-то не о чем! Темно.
- Вот об этом и расскажем, - пожал плечами Иван Валерьянович. Он не отрывался от экрана, созерцая сырой полумрак, скупо освещенный прожектором батискафа.
Машина качнулась.
- Осторожнее там! - предостерегающе крикнул кому-то Александров.
На земле тем временем не утихал разговор.
- Та балда была еще та, - гнул свое неугомонный эксперт.
До поры молчавший оппонент вдруг подал голос:
- Вот сейчас она накроется, - произнес он убежденно и оскалил желтые зубы.
...Шахта вдруг, ни с того, ни с сего расширилась. Трос лопнул с противным щелчком.
Батискаф, сорвавшись, камнем полетел в бездонные глубины. Пролетев сколько-то десятков метров, "Сивочуб" на страшной скорости влетел в узкую горловину, где и застрял. Экипажу, не сработай амортизаторы, пришел бы конец. Но они сработали на славу, и потому путешественники отделались мелкой ерундой: у Ивана Валерьяновича взлетели на лоб очки, Ваня прикусил язык, а Таня опозорилась, напустила маленькую лужу. Слава Богу, она оставалась в скафандре, и ее оплошность осталась незамеченной. Сверла восторженно заурчали: начиналась настоящая работа.
Часть вторая. КЛЮЧИ ОТ БЕЗДНЫ
Глава 1
Пространство пронизывали бесплотные потоки; пространства не было, и течь в небывшем было нечему и некуда, так что потоки, разлитые повсюду и нигде, были не потоками и просто существовали, не существуя, наполняя все прочее, тоже не существовавшее, покоем и миром. Кое в каких, однако, участках себя - ибо там, где нет расстояний, есть только собственное чувство их отсутствия - ощущалось сравнительное неудобство, словно сильно тянуло откуда-то сырым ветерком. Эгве помыслил вопрос: "Что происходит?" И сам себе ответил, будучи, правда, уже не Эгве, а Ягве: "Червоточина".
Тьма вокруг дышала неимоверным жаром, но он, зная о жаре все, не ведал о ней, как не ведал и о тьме. Тьма для него не отличалась от света, являясь ничем, напитанным блаженством.
Егве молча прошелестел:
"Демоны восходят?"
Огве молча откликнулся:
"Демоны спускаются".
Вновь разлилось абсолютное безмолвие, наполненное обрывками триллионов диалогов. Единое сознание, вобравшее в себя бессчетное множество единичных, обратилось к зоне нестабильности - одной из тех, что во имя полноты бытия время от времени возникали в невозмутимом, самодостаточном океане. Правда, о времени тоже не приходилось говорить - в нем, как и в пространстве, не было нужды, оно относилось к лишним, бессмысленным категориям.
"Что нужно демонам здесь, в Сердцевине?"
"Ими движет..."
Возникло секундное замешательство. Ответ был известен, однако выражения, в которых следовало определить мотивы демонов, были здесь не в ходу.
"Мы поняли, не надо продолжать".
"Им не терпится..."
"Их послал Эммануил..."
Между собеседниками образовалось и напряглось своеобразное поле благожелательной заинтересованности, сдобренной некоторым беспокойством. Ягве мягко взорвался потоками участия и заботы.
"Да, Ягве", - согласился Эгве. Ему вторили Егве, Огве, Ягве, Сабаоф, Йевова, Йегова и многие прочие - все, короче говоря, остальные и никто в частности.
"Мы не можем их допустить. Это немилосердно".
"Мы можем все. Мы не можем не мочь".
"Мы можем не мочь, потому что можем все".
"Они не поймут. Они не вместят".
"Не в этом беда. Поймут, вместят, но - частично".
"Беда? Кто говорит о беде? Бед не бывает".
"Бед не бывает. Воистину так".
"Они существуют для демонов".
"Они прозреют".
"Когда придет время прозреть. Но до того..."
"До того они обречены на страдания".
"Беды есть".
"Да, беды есть. Для демонов нет ничего, кроме бед".
"Кроме бед и блага".
"Разумеется".
Зона нестабильности, не меняясь в размерах, медленно смещалась к центру. Поскольку она не увеличивалась, а лишь передвигалась, баланс сохранялся.
"Черви пойдут им на пользу".
"Черви - жизнь".
"Черви - начало и конец праха".
"Возможно, час червей еще не пробил. Возможно, их годы пока не исчислены".
"Это верно. Их век скоротечен, но еще не окончен".
"Мы можем послать их назад. Мы явим чудо".
"Они придут снова".
"Мы запретим им".
"Они вернутся".
"Запрет их разжигает".
"Тогда - позволим".
"Тогда - пусть увидят?"
"Пусть увидят".
"Наше сердце скорбит".
"Наше сердце ликует и торжествует".
"Мы в ярости".
"Мы полны любви".
"Нам все равно".
Островок иного мира, чужеродное включение, прекратил двигаться и замер, окруженный черным огнем.
"Слишком медленно".
"Нас не волнует скорость. Скорость не существует".
"Медленно для них".
"Они достанутся червям прежде, чем будут исчислены годы".
"Этого не будет. Мы явим чудо."
"Мы доставим их туда, куда они стремятся".
"В мгновение ока".
"Мгновений нет. Ока не бывает".
"Мгновений - триллионы. И наши очи пылают великим пламенем".
"Нам придется умалить наш статус".
"Наш статус не подвластен ни умалению, ни возрастанию".
"И потому он будет умален. Наш язык недоступен демонам".
"Мы не сможем говорить с ними на их языке. Иначе мы сами обратимся в демонов".
"Мы демоны".
"Мы будем говорить с ними на языке, близком к языку демонов".
"Предельно близком".
"Мы неспособны понести ущерб".
"Мы несем ущерб непрерывно, так было, есть и будет".
"Так просто есть. "Было" и "Будет" - тварные категории. Посему так не бывает".
"Материя, которая их окружает, может испариться".
"Но мы ее защитим".
"Мы оградим их от огня".
"Пока".
"Да, пока не наступит время червей".
"Для них не наступит время червей".
"Никогда".
"В Сердцевине".
Глава 2
Дерево Сефирот, не меняясь ни в одной из своих составляющих, пришло в волнение. Жар Сердцевины, что кротко бушевал вокруг внезапно объявившейся в ней прохладной косточки, начал ослабевать. Макропрософус, начало начал, приступил к понижению до уровня мира Ассиах, обиталища Малхут. Он остановился на грани тварного бытия, вплотную приблизившись к состоянию низких элементов. Дыхание Эгве коснулось заблудшей материи, а Огве лизнул ее горячим языком. Ягве осторожно принял низкий предмет в рот и сделал глотательное движение. Все эти действия совершали не сами носители означенных имен, но нераздельно с ними связанные одноименные эманации, перешедшие на низкую ступень бытия. Сказанное, разумеется, не имеет ничего общего с действительностью.
"Мое настоящее несовершенство тягостно, - пожаловался Эгве. - Надеюсь, это не продлится слишком долго".
Ягве, прислушиваясь к ощущениям внутри себя, согласился:
"Сама по себе продолжительность невыносима для познавшего вечность. Что ж, посмотрим, с чем мы имеем дело. Попробуем управиться поскорее".
Эгве влился в него через ноздри и свернулся, образовав вокруг поглощенного предмета туманное кольцо.
"Они нас видят, - заметил он. - Я чувствую страх, исходящий от них. И дерзкое любопытство. И...о, до чего же неудобно это жалкое состояние! Мне не хватает проницательности. Ради того, чтобы быть хоть сколько-то понятным этим созданиям, я вынужден пожертвовать всезнанием и всепониманием. Я чувствую что-то еще... Тетраграмматон свидетель - я не могу разобрать, что именно".
Огве пощелкал языком.
"Что нам известно? Их трое. Различиями в возрасте, если пользоваться вселенскими мерками, можно пренебречь, однако им эта разница представляется весьма значительной. Я предлагаю начать с установления связи с тем, кто пользуется большим авторитетом".
"Возражений не имею", - ответил ему Ягве.
"Позвольте, я попытаюсь, - вызвался Эгве, толчкообразно сжимаясь и расширяясь. - Я буду осторожен".
Он медленно расплылся, окутывая капсулу полупрозрачным коконом. Воцарилась мертвая тишина.
"Не понимаю, - сказал, наконец, Эгве с досадой. - Старший хочет передать мне некие предметы".
"Точнее?"
"Я в затруднении. Назначение предметов мне непонятно".
"Возможно, это средства самообороны?"
Эгве помолчал.
"Нет, не думаю, - возразил он после паузы. - В его сердце я прочел, что вижусь ему в образе дракона, сотканного из огня и дыма. Он рад бы защититься, но не представляет, как, а потому и не собирается. Вместо этого... опять то странное ощущение! Не могу его определить. Предметов два: продолговатый, который побольше, и округлый, который поменьше. Округлый передан ему его младшим спутником. Похоже, они считают, будто эти вещи могут быть для нас чрезвычайно ценными".
"Что может быть ценно для нас?" - спросил Ягве озадаченно.
"Вот именно - что? Продолговатый предмет является шестом, к которому привязано полотнище красного цвета спектра. Округлый напоминает яйцо, изготовленное из смеси неблагородных металлов, полое внутри... Полость содержит, если я не ошибаюсь, свиток..."
Огве вздохнул:
"Трудно проникнуть в мысли жителей преисподней".
"Да, нелегко".
Время тянулось.
Содрогание, волной прокатившееся по телу Эгве, эхом отозвалось в остальных.
"Ужасно, - пробормотал Эгве. - Я понял, какое это было чувство. Это даже не чувство, а качество: идиотизм."
"Да-да, ты прав, - энергично поддержал его Ягве. - Теперь и мне это совершенно очевидно. Положение значительно осложняется. Бесовский менталитет и без того плохо поддается пониманию, когда же он сопровождается умственной недостаточностью, чрезмерной даже для бесов, то..."
"Тем не менее, дело должно быть завершено", - заявил Огве категоричным тоном.
"Ты прав".
"Следует выбрать отправную точку, - продолжал Огве. - Поскольку нам все равно, с чего начинать, предлагаю остановиться на свитке. Похоже, он настолько важен для демонов, что разум их затуманился, и они даже рассчитывают осчастливить этим предметом мир Сердцевины. Стало быть, с самого важного и начнем. Мы потолкуем с ними о свитке".
"Постой, - остановил его Эгве. - Не все так просто. Я не нахожу почтения к свитку в сознании предводителя".
"Тогда обратись к его младшему спутнику. Коль скоро именно он владел полым предметом со свитком, естественно предположить почтение в нем".
"В нем тоже нет почтения", - сообщил Эгве.
"Он тоже идиот?"
"Он юн. Но - да, сдается мне, ты угадал: он ничем не лучше".
"С чего мы взяли, будто в них должно найтись какое-либо почтение? включился в беседу Ягве. - Мы имеем дело с демонами. Мы не в состоянии понизиться субстанциально настолько, чтобы говорить с ними на одном языке. Их действия выходят за рамки постижимого".
"Мы ограничимся общими впечатлениями и ощущениями, - ответил Огве не без раздражения. - Этого достаточно. Стоит нам уловить общий дух и основные векторы намерений - миссия будет исполнена. Настроившись на соответствующую волну, мы предложим им урезанное, во многом искаженное, но в сути верное представление о Сердцевине".
"Мне кажется, в твоих словах есть здравый смысл, - молвил Эгве. Насчет того, что начинать разговор следует с младшего спутника. Старший, по-моему, с некоторых пор не в состоянии адекватно отражать действительность. Он невменяем".
"Я рад, что убедил тебя. Приступай. Исследуй глубины его души, надкуси яблоко".
Эгве глубоко вздохнул, и вздох его расцвел, подобно бесшумному скорбному звону многих тысяч колоколов. Сердцевина отвечала сочувственной, осторожной пульсацией.
"Ты жесток. Ты говоришь о яблоке - великий грех вонзать в него зубы! Познания, которые я приобрету, могут нанести мне непоправимый вред".
"Мы будем рядом. Не нужно горевать без повода, помни - ты только эманация, производное, дериват. Твоя сущность пребудет неповрежденной. Может быть. Ведь мы - одно, и в мире нет ничего такого, что грозило бы нам гибелью. Может быть".
"О Тетраграмматон! Сколь Ты велик и милостив! Отдаю себя в Твои руки," - и Эгве вздохнул вторично: глубоко, словно готовясь нырнуть на опасную глубину.
"Вот это мудро. Когда один из нас, покорный и кроткий, унизился до немыслимой, граничащей с отрицательным числовым рядом величины и сошел в самое пекло, желая внушить неисправимым нечестивцам..."
"Помню, помню, - проворчал Эгве. - Ведь это я ходил".
"Да? Разве? Вот видишь! И ничего, не дался в лапы смерти! Напротив, был прославлен в веках и осыпан милостями."
"Так-то оно так. Только воплощение было другое. Я тогда даже толком не понимал, во что ввязался. Когда припекло, так даже к Отцу воззвал - мне, вообрази, померещилось, будто Его нет вовсе. А сейчас я как-никак еще в рассудке, вот и боюсь".
"Отойди от него, сатана!"- вдруг гаркнул молчавший до сих пор Ягве, хотя вокруг никого, кроме них и злополучных пришельцев, не было. Но все-таки что-то беззвучно лопнуло, исчезая, и Эгве почувствовал облегчение. Направив товарищам и Сердцевине - а, стало быть, и себе самому - мощный любовный импульс, он свернулся, сжался, съежился и без оглядки прыгнул в сердце того из демонов, что был помоложе.
Глава 3
Потянулось напряженное ожидание.
1 2 3 4 5 6