– Нет. Влюбляясь, я перестаю видеть будущее. Каору-сан, ты теперь боишься меня?
Боюсь. Но и сбежать не могу. Наверное, мне уже поздно бежать. Потому что я полюбил Нину. Кирилл сказал: «Передай ее другому». Но, увы, нет ни того, кто хотел бы передать, ни того, кто хотел бы взять. К тому же мне пока не верится в эту историю.
– Поделись со мной, если тебе не тяжело вспоминать. Ты же не хочешь навечно оставаться проклятой. Может, тебе еще удастся изменить свою судьбу?
– Мы с тобой пообещали обмениваться друг с другом историями. Я собиралась когда-нибудь рассказать тебе и об этом. Души моих умерших возлюбленных опечалились бы, сохрани я все в тайне от тебя.
Нина смотрела на стену отрешенным взглядом, словно видела на ней лица своих любимых. Вдруг, как будто вспомнив о чем-то, она достала из бумажника маленькую фотографию и положила ее на стол.
– Это Борис, моя первая любовь. Я говорила тебе о парне, с которым мы обменивались стихами в Хабаровском университете. Это и есть Борис. Он утонул в озере.
Она сказала об этом спокойно и буднично, как человек, который с детства осознал неизбежность смерти. Наверное, они сфотографировались в автомате: прыщавый, ослепительно улыбающийся Борис, рядом с ним – Нина, с пухлыми щеками, с детским выражением лица.
– Нам было по девятнадцать. И мне и Борису. Мы собирались пожениться через два года. Борис – моя первая любовь. Он учился на юридическом факультете и хорошо плавал. В старших классах школы он побеждал на чемпионатах Дальнего Востока. Его мама, тоже пловчиха, участвовала в Олимпиаде. Мы познакомились на занятиях японским. Борис посмотрел на меня и спросил:
– Как дела, Нина?
Я удивилась: откуда он знает мое имя, ведь мы видимся впервые? Но потом выяснилось, что он ошибся, принял меня за свою подругу детства, тоже Нину, с которой мы были очень похожи.
Прошло около десяти месяцев с нашей первой встречи, начинались летние каникулы, и мы решили провести вместе несколько дней. Мы сели на поезд в Хабаровске и по Сибирской железной дороге поехали на озеро Байкал. Путешествие в плацкартном вагоне было похоже на нескончаемый праздник, веселый и шумный. Вначале случайные попутчики относились друг к другу настороженно, но потом все перезнакомились и сблизились: пели песни, пили за знакомство, вели задушевные разговоры.
Я видела Байкал впервые. В его спокойной глади, словно в зеркале, отражалось голубое небо. Я зачерпнула ладонью воду. Она была удивительно чистой и холодной. Мне подумалось, что этой водой можно смыть все свои грехи. Я оглянулась: Борис разделся и с улыбкой смотрел на меня. Когда он видел воду, ему тут же хотелось плавать. Гены, наверное.
– Поплыли вместе, – позвал он меня, но я отказалась:
– Я без купальника, и вода холодная.
– Никто не смотрит, искупайся голой. Кто-то купается даже зимой в проруби, а сейчас в озере вода теплая, как в ванне, – сказал Борис и, не слушая мои просьбы: «Постой! Не ходи!» – бросился в воду. Я хотела позвать его на берег сразу, как только он вынырнет. У меня было такое же нехорошее предчувствие, как перед самоубийством отца. Но Бориса не было видно. Даже если он нарочно, чтобы испугать меня, задерживал дыхание под водой, в таком холодном озере долго не вытерпишь.
В одно мгновение я поняла, что Борису плохо. Я видела, как он хватается обеими руками за грудь, как сжимает зубы, как судорожно напряжены все его мышцы, как постепенно он опускается на дно. Борис молил о помощи. Он звал меня, свою мать, Бога: «Нина, мама, Господи, спаси!» Я слышала его. Не помня себя, в одежде, я кинулась в воду, протягивая Борису руки. Но он пропал. Я вглядывалась в прозрачную воду, его нигде не было видно. Вскоре холодные воды Байкала сковали мое тело, мне стало трудно дышать. Какой-то человек заметил меня издалека, прибежал и вытащил меня на берег. Я кричала: «Спасите Бориса! Борис утонул!» Мужчина сурово покачал головой, и я поняла, что никто не сможет спасти Бориса. Здесь не было никого, кто плавал бы лучше, чем он.
Тело Бориса нашли на следующий день. Скрючившись в позе эмбриона, оно качалось на воде в ста метрax от берега, только ягодицы белели на поверхности, как поплавок.
Наверняка он хотел проплыть подальше под водой, чтобы испугать меня, а потом вынырнуть там, где я не ожидала, и помахать мне рукой. Глупенький. Как будто он занимался плаванием для того, чтобы утонуть. Сейчас я думаю, что моя судьба решилась на берегу Байкала. Я должна была тверже возразить Борису, когда он позвал меня, удержать его. А я поверила, что профессиональному пловцу ничего не страшно. Эта уверенность оказалась сильнее моего предчувствия. Но я ошибалась.
– Ты сказала, что видела, как он тонет.
– Я не понимаю, как я это увидела, как услышала. Ведь я распрощалась с этими способностями. Но у меня в ушах до сих пор слышен голос Бориса: «Нина, мама, Господи, спаси!..» Он всегда твердил, что не верит в Бога, а в последний миг звал его на помощь. Бедный. С тех пор, когда я вижу озеро или реку, даже простую лужу, я всегда вспоминаю тонущего Бориса.
Нина сказала, что в день смерти Бориса она угощает его любимым яблочным пирогом. Съедает две порции: за себя и за него.
– Уже поздно. Давай на этом остановимся. Сегодня полнолуние. Вот и Млечный Путь виден. Я пойду пешком.
19
Неделю спустя Нина вновь пришла в гостиницу «Охотск». Долгий зимний вечер. Пора рассказать новую историю о мертвых.
– Мне исполнился двадцать один год. Не прошло и недели после второй годовщины смерти Бориса, как в моей жизни появился еще один Борис. Я видела его впервые, но в его облике было что-то родное. Потом, встретившись с ним несколько раз, я поняла, что его сутулая спина, от которой веяло одиночеством, напоминала мне отца, а привычка скептически смотреть на все, что происходит в мире, – Бориса. Ему был тридцать один год, он недавно начал преподавать на экономическом факультете университета.
Чтобы не думать о внезапной гибели Бориса, я с головой погрузилась в занятия японским. Пыталась спрятаться, зарывшись в книги Акутагавы и Кавабаты. Каждый день ходила одним и тем же маршрутом: аудитории – библиотека – общежитие. Я инстинктивно отгораживалась от мира, не хотела видеть никого, кроме своих однокурсников и преподавателей. И вот появляется еще один Борис. Я не изучала экономику, поэтому никогда раньше не встречала его. Он сам подошел ко мне.
Какое дело могло быть у преподавателя экономического факультета к студентке Нине?
Борис искал человека, который хорошо знает японский. Помимо преподавания экономики в университете он занимался японскими ценными бумагами, и у него созрел план: создать начальный капитал, разумно вложить его, руководствуясь собственной теорией, и получать комиссионные, соответствующие общей прибыли. Он уже инвестировал свои сбережения с помощью Интернета, и они приносили ему неплохой доход. Борис искал студента, который переводил бы ему публикации по экономике в японских газетах и специальных изданиях.
Я ничего не понимала в экономике, но, как считал Борис, наибольшую прибыль можно получить в период спада. Поэтому он и нацелился на японский рынок ценных бумаг, а я согласилась делать переводы. Два раза в неделю я приходила в кабинет к Борису, читала японские статьи и пересказывала ему их содержание. Работа не требовала больших усилий, но Борис платил мне хорошие деньги. Однажды я спросила: «Почему вы мне так много платите?», а он ответил: «Потому что помимо переводов мне нужна от тебя еще одна услуга».
Сначала я не поняла, что он имеет в виду, но вскоре догадалась – он хочет переспать со мной. Но я решила никогда больше не влюбляться в человека по имени Борис и не отвечала на его ухаживания. «Жизнь коротка…» – любил повторять он.
– Американское влияние?
– Он был еврей. В России много фаталистов, но он придерживался такой веры…
– Какой?
– Не знаю, смогу ли правильно сказать по-японски… Пока в тебе теплится жизнь, ты должен быть стоящим человеком. Наверняка в этом мудрость еврейского народа, привыкшего к притеснениям. Вероятно, евреи приносили эту клятву, не давая воли своим чувствам, когда у них на глазах убивали соплеменников. Разве мертвые смогут спать спокойно, если ты живешь не по совести? Нужно найти такую формулу жизни, которую не стыдно передать будущим поколениям. Это лучшая память о тех, кого нет с нами. Теперь с этими словами Бориса предстоит жить мне. Потому что сам он – тот, кто стремился стать стоящим человеком, – уже умер.
– Почему он умер?
– Потому что я ответила на его ухаживания.
– А как же твое решение никогда больше не любить мужчин по имени Борис?
– Он пообещал взять меня в Японию.
– И ты поверила?
– Да.
По теории Бориса, риск от оборота капитала был минимальный, а прибыль – стабильная.
Он напечатал рекламные материалы и в поисках инвестиций обратился в государственные и частные предприятия. Открыл в гостинице Хабаровска офис и учредил компанию «Агроборис». Нина стала внештатным сотрудником компании и ходила на работу четыре раза в неделю. Первыми пришли главари преступных группировок, почуявшие запах денег.
С появлением клиентов из криминального мира работы прибавилось. Яркие свитера, массивные золотые цепи и браслеты, черные «мерседесы». Общаясь с ними, Борис и сам стал меняться.
Если не будешь постоянно повышать прибыль, мафия не успокоится. Но, действуя по теории Бориса, сразу большой прибыли не получишь. А бандиты требовали от него невозможного: например, за неделю увеличить вложенную сумму вдвое. Борис проворачивал сложные операции: торговал правом продажи через день акций, которые три дня назад имели минимальную цену. Подгоняемый криминальными авторитетами, он за полгода заработал сумму, равную доходу университетского профессора за двадцать лет.
20
– Однажды Борис сказал, что хочет пригласить мою семью в Хабаровск. Он собирался порвать с мафией и поехать в Японию за новыми бизнес-идеями. Я подумала: «Наконец-то исполнится моя мечта!» – и написала письмо маме. Мама с двенадцатилетним Костей сели в самолет и прилетели в Хабаровск. Костя впервые оказался на материке, но город разочаровал его: он представлял себе огромный мегаполис, а увидел только широкие улицы. Борис снял номер люкс в гостинице, чтобы мы могли провести время вместе, пригласил нас в японский ресторан. Мы вчетвером сидели за столом в ресторане, ели суси и сукияки. И мама и Костя впервые ели блюда японской кухни. Мама не притронулась к суси, а Костя с удовольствием уничтожил свою и мамину порции. Борис спрашивал Костю, нравится ли ему школа на острове, кем он хочет стать, а потом сказал, что поможет маме позаботиться о Костином образовании.
«Вы поженитесь?» – спросила мама.
Мы оба замолчали. Мы никогда не говорили об этом. Но, наверное, Борис для того и пригласил моих родных, чтобы намекнуть о своем намерении жениться на мне.
На следующий день мама с Костей пришли посмотреть офис Бориса – он находился в той же гостинице. Как раз в то время у него был один из местных авторитетов, который уже собирался уходить. Я его терпеть не могла. Он всегда смотрел на меня как на вещь, будто приценивался. Иногда он неожиданно начинал громко ржать, а карман его брюк вечно оттопыривался – там лежал пистолет. Когда он ушел, Костя сказал мне: «Из-за него погибнет Борис».
Костя уже начинал видеть то, о чем ему не нужно было знать. Еще ребенком он без утайки рассказывал все, что видел, и мама ругала его: не говори того, чего не следует. Но Костя не понимал, за что его ругают. Мама тоже увидела судьбу Бориса. Вечером, когда Костя уснул, она рассказала мне о своих видениях. Борис лежал, уткнувшись лицом в клавиатуру компьютера, а из раны на голове текла кровь. В правой руке у него был пистолет, но мама сказала, что пистолет ему подсунули, чтобы инсценировать самоубийство. Она не знала точно, кто убил Бориса: тот мафиози, что приходил в офис, или кто-то из его дружков. «Если ничего не изменится, то трагедии не избежать. Нина, не стоит за него выходить», – сказала мама.
«О чем ты говоришь? При чем тут выходить или не выходить? Важнее понять, что нужно сделать, чтобы спасти Бориса. Если ничего не предпринимать, его убьют на моих глазах!» Я умоляла маму сказать мне, как спасти Бориса. Мы знаем убийцу, знаем, кто будет убит, но не можем предотвратить преступление. Какой же тогда прок от этого ясновидения? Мама сказала: «Судьба меняется с каждым мгновением. Судьба, которую мы видим сегодня, завтра станет другой. Может быть, Борис не погибнет».
Я хотела обратиться в милицию, попросить защитить Бориса. Все же лучше, чем сидеть сложа руки. Но мама остановила меня, не велев вмешиваться. Работа милиции начинается, когда обнаружен труп. Если я скажу: «Этого человека убьют, и убийцей будет вон тот», – кто мне поверит? Или попросить предполагаемого убийцу: «Пожалуйста, не убивайте Бориса»? Хотя мама и могла увидеть судьбу человека, но она не знала, как ее изменить. Оставалось одно – сказать о надвигающейся опасности самому Борису, чтобы он решил, что делать.
«Когда я жила во Владивостоке, со мной произошел один случай», – мама рассказала мне о том, что все это время скрывала и от меня и от папы.
В ту пору Мария Григорьевна пользовалась своей способностью ясновидения, не задумываясь о последствиях. Работницы консервного завода, где она работала, спрашивали ее о своей любви, о замужестве, о будущем, а она рассказывала им все, что видела. Она редко ошибалась. Подтвердилось и то, что начальник цеха тайно встречался с женой директора завода, и то, что одна работница снялась голой для японского журнала.
Именно тогда произошло убийство мэра города. Однажды к Марии пришел следователь и попросил ее тайно помочь в расследовании. Милиция подозревала секретаря мэра, который первым обнаружил труп, но прямых улик не оказалось, и дело вот-вот могли закрыть. Следователь показал Марии нож, которым, как предполагалось, воспользовался убийца, и перед ее глазами появился смутный образ мужчины с ножом в руке. Она сказала: «Это мужчина с родимым пятном на подбородке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19