— Где мы сейчас? — спросила она.Машина шла по широкой улице, обсаженной деревьями в три ряда. Ансамбли домов обрели внушительный вид.— Это Neu Westend, — сказал шофер по-немецки и перевел: — Новый Уэст-Энд. А проезжаем мы по знаменитой Хеерштрассе.— Чем же она знаменита?— Своими большими домами и садами. Богатый квартал!Так вот где вырос Стивен! Джой с любопытством разглядывала виллы с их садами, напоминавшими парки. Для Джой это было символом иного, чуждого ей мира. Чем же был этот мир для Стивена?Через большие чугунные ворота они выехали на аллею, полукружием ведущую к дому. Вдоль высоких стен сада цвела сирень. В центре сада, на бархатистой лужайке, серебристые березки покачивали своими зелеными ветвями и чинно стояли старинные статуи.Проехали по крытой аллее, увитой томными глициниями, мимо цветочных клумб, где еще пиршествовала весна, но лето уже начинало вступать в свои права. И вот перед ними возник великолепный особняк, в котором окна нижнего этажа выходили на широкие террасы, а верхний этаж украшали балконы с чугунными решетками в стиле барокко. На широких ступенях портика их встречала, приседая и улыбаясь, старушка в белом переднике и наколке. В дверях, ведущих на террасу, стояла мать Стивена.Стивен на ходу выскочил из машины. Старая служанка бежала ему навстречу. Она присела, поцеловала ему руки. Затем Стивен оказался в объятиях матери.У Джой, наблюдавшей за ними, защемило сердце. Вот только теперь он по-настоящему дома!Старушка присела и, взяв ручку Энн, заплакала.— Шарлотта? — спросила Джой, вспомнив имя старой нянюшки Стивена.— Ja! Ja! Gnadige Frau! Да! Да! Многоуважаемая госпожа! ( нем. )

— И она опять заплакала.Шофер помог старику выйти из машины, а Джой держала Энн за руку, чтобы она не побежала за Стивеном. Затем все трое поднялись по ступеням лестницы на террасу. Старик одной рукой опирался на руку Джой, за другую его тащила Энн.— Какой же ты толстый — шаловливо сказала она, пыхтя. И Джой оставалось только горячо надеяться, что старик не понял ее слов.Джой забыла о нем, как только вошла в гостиную. Высокая и хрупкая, с короной седых волос, мать Стивена положила руки на плечо сына и впивалась глазами в его лицо, столь похожее на ее. И в улыбке, с которой она смотрела на сына, было что-то печальное. Да, лицо матери выражало страдание, и его не могли скрыть ни ее спокойствие, ни ее улыбка.Взгляд ее голубых, как у Стивена, глаз остановился на Джой. Протянув ей руку, она сказала:— Мы рады вас видеть, Джой. — Нагнувшись, чтобы поцеловать Энн, она повернула к себе ее лицо и дрожащим голосом проговорила: — Она до смешного похожа на Стивена в детстве.Отец сел на кончик стула, опершись руками о колена, слегка нагнувшись, отчего при его тучности пиджак натянулся и верхняя пуговица, казалось, готова была оторваться. Мать знаком как бы пригласила его принять участие в разговоре, которого он не понимал.— А как вы себя чувствуете? — участливо спросила Джой.— Для такой старухи, как я, не так уж плохо, — отвела она вопрос.— Мы так волновались, получив письмо от Берты, — начала Джой как раз в то время, когда в комнату входила Берта и Ганс.Берта сделала ей знак глазами, но было уже поздно.— Что за письмо?Джой смутилась.— Письмо о том, что вы больны.— Что за письмо, Берта? — Мать нахмурилась. — О чем ты писала? Ты ничего не сказала мне.Краска залила шею Берты, окрасила багровым румянцем ее по-детски розовые щеки.— Письмо как письмо. То, что писали все, что ты тяжело болела прошлой зимой. Я знала, Стивен захочет узнать подробности.— И какие же подробности ты ему сообщила?Отец прервал разговор.— Отец просит вас, — перевела Берта, — пройти в ваши комнаты. Скоро подадут обед. Я проведу вас туда.Джой и Энн поднялись за Бертой на верхний этаж по мраморной лестнице с бронзовой балюстрадой тонкой работы, на которой стояли мраморные статуи с массивными лампами в руках, а зеркала в раззолоченных рамах отражали величие прошлого.— Вам отведены лучшие апартаменты для гостей, — сказала Берта, распахнув дверь в просторную спальню с высокими стеклянными дверьми на балкон, выходивший в сад.Затем она торжественно раскрыла дверь в смежную комнату.— Вот ваша гостиная! Ради вашего удобства мы пробили дверь прямо из спальни. Что вы на это скажете?— Чудесно! — воскликнула Джой. — Но сколько хлопот мы вам доставили, и как вы внимательны к нам!— Гостиная не так велика, как бы хотелось, но она целиком в вашем распоряжении. К тому же мы надеемся, что большую часть времени вы будете проводить внизу, с нами. Мы ждали вас столько лет и теперь ни на минуту не хотим выпускать вас из виду. Посмотрите! Мама подарила вам свой лучший чайный сервиз мейсенского фарфора. Она получила его в подарок ко дню своей свадьбы.Растроганная Джой остановилась возле китайской горки, прошептав:— Как вы добры!— А где моя кроватка? — озабоченно спросила Энн.— Мы все продумали, — сказала Берта, обращаясь к Джой. — Мы превратили туалетную комнату в детскую для Энн.Энн в восторге запрыгала по комнате, обставленной современной белой мебелью и оклеенной детскими обоями в розово-голубых тонах.— Надеюсь, вы не в претензии, — извиняющимся тоном сказала Берта, — что у вас не будет туалетной, но полковник Кэри, приятель нашего брата Хорста, американец, говорил, что в Америке обходятся без них, если в доме есть хорошая ванная.— И он совершенно прав! Откровенно говоря, у меня никогда не было туалетной.Энн усадила кенгуру на подушку, приговаривая:— Веди себя хорошо, кенгурушечка! И много не разговаривай.— А вот и ваша ванная комната. Мы ее тоже обновили, и вам, надеюсь, все понравится. Если пожелаете что-нибудь изменить, пожалуйста, скажите. Отец наказал: «Не жалейте ничего, лишь бы мой сын и невестка были довольны».— Все великолепно! Вы все предусмотрели, решительно все!Берта похлопала Джой по руке.— Вот поживете с нами, — сказала она, — увидите, что у нас так принято. А теперь я пойду, узнаю, готов ли обед. Как только услышите гонг, спускайтесь вниз. Сегодня мы и так обедаем позже на полчаса! Наверно, Стивен помнит, что отец любит обедать в половине первого, чтобы не опоздать на дневной самолет.Джой с удивлением слушала ее, и ей казалось, что долгие годы отсутствия Стивена были зачеркнуты в одно мгновение.Стивен стоял у двери, ведущей в сад. Услышав их голоса, он обернулся.— Скажи, что ты чувствуешь, вернувшись домой? — спросила его Джой.— Просто не могу поверить, ничего не изменилось.Лицо Берты помрачнело.— Это не так!И, резко повернувшись, она вышла из комнаты.Обняв Джой, Стивен прильнул к ее губам, словно они долгое время были в разлуке.— Прости, я оставил тебя одну.— Извиняться не в чем, мой милый! Первое время мы с Энн будем невидимками. Ты только посмотри на все это! Я чувствую себя кинозвездой.Он нехотя обернулся, обвел глазами комнату с широким ложем, составленным из двух кроватей, с валиками в изголовье и ногах, покрытым перинами на гагачьем пуху, с пододеяльниками в тончайших кружевах. Все было основательным, массивным. Огромный гардероб. Громоздкий туалетный стол. Энн бегала по комнате, рассматривая вещи.— О мамми! — воскликнула она. — Смотри, какое тут все страшно большое!Слова ее как нельзя лучше выразили чувства Джой. Массивная мебель действовала подавляюще. Она была так не похожа на легкую современную мебель в их собственном доме. Но сказать это Джой остерегалась, зная, что Зин имеет обыкновение повторять ее слова. Она лишь заметила:— Здесь очень красиво, дорогая. А теперь марш в ванную комнату и вымой руки, а мне надо навести красоту!Джой взяла Стивена за руку.— Посмотри! Наша собственная гостиная. Разве это не мило!— Вот те на! Они пробили дверь! — воскликнул Стивен, не веря своим глазам.— Да, Берта мне уже сказала об этом.Они не спеша перешли в гостиную. — Не правда ли, здесь красиво? — спросила Джой. — Меня немного подавляет спальня. Но эта гостиная с изящными стульями тонкой работы, столы, китайская горка, в которой расставлен лучший сервиз матери…— Да, здесь все вещи принадлежат матери, — задумчиво произнес Стивен. — Их, должно быть, привезли из Мюнхена. Они куплены еще в Вене ее отцом для бабушки. Помню и эти ковры. Вот этот персидский ковер — большая ценность.— Да, здесь все напоминает ее. Я так живо представляю твою мать в этой обстановке. На всем лежит печать изысканности. А взгляни в сад, какая масса сирени! Как тут чудесно, не правда ли?Стивен взглянул на липу, нависшую ветвями над балконом.— Мое любимое дерево, — мечтательно произнес он. — Еще мальчишкой я часто лежал под ним в шезлонге после перенесенного ревматизма, а мама обычно читала мне.При упоминании о матери Джой спросила:— Стивен, а как же ее здоровье? Она страшно хрупкая с виду. Действительно ли она так больна, как писала Берта?— Не знаю. Мама говорит, что чувствует себя хорошо. А с Бертой поговорить мне еще не удалось.— Не волнуйся, мой милый, — сказала она, ласково взяв его под руку. — Скоро мы все узнаем. Я уверена, что твой приезд лучшее для нее лекарство.И она удивилась, почему он вздохнул.Послышался звучный, эхом пронесшийся по всему дому удар гонга.Стивен вздрогнул.— Сейчас же идем вниз, — сказал он резко. — Отец не терпит, когда опаздывают к столу.— Неужели? — засмеялась Джой, когда он буквально вытащил ее из комнаты. — Ты говоришь так, будто ты снова мальчик. О, если б ты так же бежал обедать, когда я тебя зову, а не отговаривался бы всегда какой-нибудь срочной работой.— Негативная реакция против детской покорности. И заметь, в гонг бьют, как только отец сядет за стол и подаст сигнал.— Ты шутишь?— Нет, не шучу.— Ну это просто из рук вон! Неужели никто не говорил ему об этом?— Никто, — смеясь, сказал Стивен и поцеловал ее. — Вот научись говорить по-немецки и сама скажи ему об этом!— О нет! Только не в этом доме. Знаешь, Берта уверена, что ты должен помнить, что обед подают в половине первого! Очень мило, не правда ли?— Рад, что тебе нравится, — не без иронии произнес Стивен.Рука об руку они сошли вниз; впереди них прыгала со ступеньки на ступеньку Энн и, оборачиваясь, несмело спрашивала:— А можно в этом доме маленьким девочкам съезжать вниз по перилам?— Нельзя! — строго ответил Стивен.«Я тут совсем не ко двору», — подумала Джой, глядя на свое изображение в зеркале. Дорожный костюм из зеленого твида был вполне уместен, но темные волосы, подстриженные по последней моде, и загорелое лицо в здешней обстановке придавали ей чересчур экстравагантный вид.С портрета, висевшего в холле, прямо на нее смотрели мрачные глаза предка, и ее пронзила мысль: «Он знает, я здесь не ко двору!» Глава III В дверях столовой Джой от удивления остановилась; ей показалось, что перед ней не современная столовая, а сцена из какой-нибудь старинной пьесы.Посреди большой обшитой дубовой панелью комнаты, во главе стола, вокруг которого были расставлены стулья с высокими спинками в готическом стиле с фамильными гербами, восседал отец.Был полдень. Однако в гранях хрусталя и на столовом серебре преломлялись огни зажженной вычурной люстры.Слуга, облаченный в форму, чинно стоял у массивного с богатой резьбой буфета, и две вышколенные горничные с безразличными лицами, в белых передниках и наколках ожидали приказаний. Да! Все это напоминало скорее сцену из какой-то далеко не современной пьесы.Чопорность обстановки и подавляла ее и вместе с тем смешила, но все же Джой поняла теперь, почему у Стивена сохранилось почтительное отношение к семейной трапезе, внушенное ему с детства.Ганс предложил матери стул. Отец сидел в позе человека, который всю жизнь привык ждать.Джой пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться и не выказать, как возмущает ее это слепое потворство семьи причудам хозяина дома.Но Энн принимала все как должное: в доме праздник!Оглядев стол, она спросила:— У кого-нибудь день рождения, бабушка?Никто не ответил. Жестом героя старинного фильма отец указал Стивену на стул по его правую руку, а Джой на стул налево от себя, проронив: «Mahlzeit» Приятного аппетита (нем.).

, на что Стивен ответил «Mahlzeit». Произошло замешательство: Энн забралась на стул возле Джой. Помедлив, Берта сказала что-то горничным и затем села на другое место. Ганс сел рядом с Энн. Судя по происшедшей суматохе, тщательно подготовленная церемония обеда явно шла вкривь и вкось! Вернувшись, горничная поставила перед Бертой дополнительный прибор. Другая поднесла подушку для Энн. Когда Джой поблагодарила ее, Берта пояснила:— Нам не пришло в голову, что Энн уже взрослая и может обедать с нами. Шарлотта накрыла для нее стол в старой детской комнате.— О, вам не стоило беспокоиться, — сказала Джой. — Энн с малых лет обедает со взрослыми.— Мы с Патрицией всегда обедаем с мамой и папой, — поспешила подтвердить Энн. — Патриция еще маленькая и часто проливает на скатерть, а я большая и скатерть не пачкаю. — Поймав взгляд матери, она добавила: — Иногда и я проливаю, но зато умею резать мясо ножом!— Очень похвально, Анна! — Тон Берты отнюдь не соответствовал ее похвале.Слуга разливал вино.— Мамми! — громко прошептала Энн. — Сказать ей, что меня зовут Энн, а не Анна?— Мы будем звать ее Анна, — сказала Берта, как бы тем самым разрешив спор.— Меня тоже зовут Анной, — шепнула заговорщически мать Стивена.Стивен, желая предостеречь Джой, посмотрел на нее. И она вдруг поняла: Берта смотрит на девочку, чтобы заставить ее замолчать, отец нервно крутит кольцо от салфетки, призывая к вниманию.Джой пожала ручку Энн — знак, известный обеим, — и Энн замолкла, переводя недоумевающий взгляд с одного лица на другое.Отец произнес приветственный тост, и все присутствующие подняли бокалы. Опорожнив бокал, старик поставил его на стол и снова заговорил.Переводила Берта.— Отец просит извинить нашего старшего брата Хорста. Он находится сейчас в Каире по заданию правительства и поэтому лишен удовольствия приветствовать вас сегодня.— Как жаль, что мы этого не знали! — воскликнула Джой. — Мы заезжали в Каир и были у пирамид!— Возможно, это и к лучшему, — заметила Берта. — Брат занимает ответственный пост и вряд ли смог бы уделить вам время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34