И вдруг что-то тяжелое с шумом упало в воду под сводами арки. Вода взметнулась фонтаном. Взволнованное озеро вышло из равновесия, и ноги Роланда окатило волной. Холодная вода вывела его из оцепенения и он увидел, что на него накатывается волна, словно кто-то могучий идет по дну озера, двигая мощным телом массу воды.
Адреналиновый душ ошпарил Роланда, и он кинулся прочь с этого места. Перепрыгивая через высокие ступени, сделанные для исполина, он перевел дух только когда, споткнувшись о последнюю ступеньку, вывалился в центральный проход. Он лежал, тяжело дыша, без сил, чтобы подняться, и вслушивался, не слышны ли сзади тяжелые шаги. Но все было тихо, и только его взбудораженное сердце молотом стучало по каменным стенам, отдаваясь эхом в висках. Через какое-то время, почувствовав на теле корку ледяного пота, он поднялся и решил больше никогда не спускаться в эту пещеру. Он взял кусок мела и нарисовал на стене большой, хорошо видимый трезубец, поставил дату, написал: «ВХОД ЗАПРЕЩЕН!» и подписался своими инициалами.
Роланда очень заинтересовал этот случай, и впоследствии он переворошил все книги, посвященные истории замка и лабиринту, но о подземельях в них было сказано на удивление мало. Только лишь очень старый документ, отчет о строительстве замка трехсотлетней давности, мог бы немного пролить свет на эту тайну, но и он содержал в основном сведения хорошо известные: чертежи наземной части и фортификационных сооружений, план подземного хода и систему знаков – то, что Роланд и так хорошо знал.
Старый король Филипп не был охотником до подземелий, его, как и слуг замка, охватывал необъяснимый страх перед подвалами и, более того, то, что полагалось знать королям о путях к подземному ходу, старый король не знал. Сколько ни спрашивал Роланд отца в свое время о подземельях, король Филипп только бурчал что-то о страшных троллях, живущих в пещерах, и что он в жизнь туда не сунется.
Роланд решил никому не рассказывать о случае в подземелье. Он обследовал еще несколько ответвлений от центрального хода, не обозначенных на карте, но все они оказались либо скалистыми тупиками, либо были наглухо засыпаны землей. Второй же раз спуститься в этот помеченный им тоннель он не решился. Таким образом, Роланд был единственным из королей Монтании, кто имел о подвалах наиболее полное представление. И в тайну лабиринта Роланд никого, кроме сына, не хотел посвящать. Оставалось только дожидаться взросления принца Квентина.
И теперь ведя девятилетнего Квентина по подземному ходу, он показал ему трезубец и надпись и строго-настрого запретил даже приближаться к этому проходу, пообещав рассказать всю историю чуть позже, когда Квентин станет постарше.
Сейчас же их цель состояла в том, чтобы выйти к подземному ходу кратчайшим путем, избегая ловушек, подобных той, что была обозначена трезубцем.
– Может, отдохнем, сынок? – спросил Роланд.
Мальчик уже изрядно устал, но не хотел показаться отцу слабаком.
– Нет, давай пройдем еще немного.
Они двинулись дальше, и Квентин, держась за сильную руку отца, чувствовал себя в безопасности в этом темном и сыром подвале. Он внимательно смотрел себе под ноги, боясь оступиться, зацепившись ногой за осколок какой-нибудь горной породы.
Когда они подошли к двери подземного хода, Квентин уже изрядно устал от путешествия по изломанному лабиринту. Роланд достал из кожаной сумочки, притороченной к поясному ремню, тяжелый ключ и передал его сыну. Квентин вставил ключ в замочную скважину, ключ повернулся достаточно легко, и мальчик всем телом навалился на тяжелую железную дверь. Дверь поддалась с трудом, но двигалась спокойно, без скрипа, на хорошо смазанных петлях.
Перед ними открылась большая подземная пещера. Слева от входа гремел водопад, мельчайшими брызгами распыляя в воздухе свежесть. Вода с шумом и гулом уносилась вниз, в раскрытую пасть пропасти, и там разливалась вначале в озеро, а затем в вытекающую из него реку. Вдоль правой отвесной стены вниз к горному озеру вела крутая каменная лестница. Роланд покрепче взял сына за руку, и они стали осторожно спускаться вниз – малейшее неосмотрительное движение на лестнице, нависающей над пропастью, могло стоить им жизни.
Вскоре они были у подножия горы. Здесь уже был виден солнечный свет в конце тоннеля, выпускающего горную речку на свободу. На небольшой площадке у конца лестницы была привязана лодка. В лодке был фонарь, пара весел, лук со стрелами и еще кое-какое снаряжение. Они сели в лодку и погребли к выходу. Через некоторое время тоннель закончился, и солнечные лучи заставили их крепко зажмуриться. Течение в этом месте было не слишком быстрое, и они спокойно достигли противоположного берега реки, полого и зеленого от покрывающего его хвойного леса.
– Вот, сынок, теперь ты знаешь одну из основных тайн де Монтана, основателя нашего рода. Храни ее бережно. Все остальное узнаешь чуть позже, когда подрастешь, – Роланд улыбнулся и потрепал сына по голове. Они с удовольствием развалились на земле, устланной мягкой опавшей хвоей. Чудесно было вдыхать этот воздух, настоянный на ароматах свежей воды и хвойного леса. Августовское солнце предзакатной половины дня мягко ласкало их продрогшие в подземелье тела. По небу плыли неторопливые облачка, рядом тихо плескалась речка, и не было ничего лучшего в этот час, чем, забыв обо всех тяготах и заботах, откинуться на спину и долго смотреть на облака, проплывающие в высоком голубом небе.
Глава 3. Древние игрушки
Однажды в конце февраля, когда зима исходила последними злыми ветрами, Квентин решил скоротать еще один скучный вечерок в компании Джордана. Он ловко скатился по подвальной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Почти все время Джордан проводил в лаборатории, и лишь под утро поднимался в свою комнату выше этажом, чтобы ухватить несколько часов сна. Вот и сейчас Джордан колдовал над печью, раздувая огонь с помощью ножных мехов. В глубине печи, в тигле, готовился какой-то сплав.
Квентину нравилось бывать у Джордана. Здесь было так интересно, и столько всего нового! Но монах частенько выражал свои мысли столь путано и парадоксально, что поставленный в тупик Квентин долго не мог добраться до сути. Когда же внезапная догадка осеняла принца, он, опасаясь всегдашних насмешек, долго ее проверял, прежде чем обратиться к Джордану.
У Квентина были хорошие учителя, каждый день они вбивали в него премудрости математики, натурфилософии, религии и языки. Но способ, каким они доводили познания до ученика, вызывал скуку. Другое дело Джордан, он умел задать вопрос, над которым стоило задуматься, а то и заглянуть в книги, чтобы ответить. Это было интересно. Джордан и не требовал ответа, он словно бы просто размышлял вслух, озадаченный какой-нибудь проблемой. Но азартный Квентин цеплялся за вопрос, и если не мог ответить на него самостоятельно, не успокаивался, пока не добивался ответа от Джордана. Наградой ему служила очередная усмешка ученого монаха и взгляд, каким курица смотрит на глупенького цыпленка наконец-то обнаружившего в навозной куче золотое зернышко.
Квентину нравилось бывать у Джордана еще и потому, что здесь, под землей, творилась тайна. Джордан, человек с необычной судьбой и образом мышления, привлекал его. В адской кухне Джордана постоянно что-то варилось, искрилось, дымилось, порой взрывалось, осыпая искрами и осколками стекла все вокруг, – все это было очень интересно. Иногда Джордан производил опыты с животными или, как он сам называл, фокусы. Подопытными служили крысы и мыши, отловленные Джорданом в мышеловки, которые он расставил по всем подвалам и закоулкам. Пойманных зверьков он держал в клетках у двери. Рукой, одетой в перчатку из толстой кожи, он лез в клетку, доставал очередного зверя и подносил его к странному предмету, похожему на большой барабан. Барабан был сделан из блестящего серебристого металла и стоял в углу комнаты. Сбоку барабана имелись рычажки, кнопки и круглые вращающиеся ручки. Квентин знал, что дело здесь нечисто, и это одна из тех дьявольских игрушек, за которые можно запросто изжариться на костре. Джордан открывал крышку барабана и бросал туда пищащую крысу, а затем нажимал на одну из кнопок, расположенных на передней панели. Раздавалось мерное гудение, и когда Джордан через минуту вновь открывал крышку, крыса исчезала. Джордан с видом удачливого фокусника делал торжествующий жест и тотчас приникал к маленькому глазку, вделанному в барабан, но сколько Квентин ни просил его посмотреть в глазок, Джордан не разрешал. Самое интересное состояло в том, что иногда крысы возвращались. Джордан, прежде чем засунуть очередную жертву опытов в барабан, цеплял ей на лапку металлическое колечко с номером, записывал номер в тетрадку, крутил переключатели и записывал их показатели. Когда крысы возвращались, барабан начинал гудеть сам собой, на нем начинали мигать зеленые и красные огоньки, и раздавался мелодичный звонок. Джордан, если он находился в это время в лаборатории, со всех ног бросался к барабану, открывал его, и, позабыв об осторожности, доставал крысу. Снова записывал ее номерок в тетрадку и проставлял дату. Иногда крысы возвращались такими тощими и облезлыми, что на них было жалко смотреть. Джордан возвращал доходягу в клетку к сородичам, и она жадно набрасывалась на оставшуюся от них еду.
Но случались и более странные вещи – временами барабан Джордана выбрасывал вовсе даже не крыс. За два месяца у Джордана собралась небольшая коллекция вещей, появившихся в барабане. В большинстве своем они для Квентина не представляли интереса – он просто не знал, что это такое. Чаще всего это были дьявольские игрушки, которые продавались из-под полы на рынках городов. Как только барабан выбрасывал очередную дьявольскую игрушку, Джордан поспешно прятал ее подальше от посторонних глаз в большой сундук, окованный железом, да так быстро, что даже не давал ее рассмотреть Квентину. Иногда барабан выбрасывал бумаги, написанные на непонятных языках, и Квентин ничего не мог понять в них. Все это было настолько интересно и таинственно, что Квентин почти все время проводил в компании Джордана. Учителя стали замечать его отставание, и только страстные уговоры и мольбы Квентина останавливали их от жалоб королю. Но Квентин отлично знал, что так не может продолжаться слишком долго, поэтому он все чаще стал обращаться к Джордану с просьбами, объяснить ему те или иные уроки. Джордан только насуплено хмыкал в усы и бурчал что-то насчет бессмысленности обучения безмозглых принцев, чье занятие на всю оставшуюся жизнь будет состоять из бесчисленных пиров, охоты, рыцарских поединков, турниров и прочих развращающих занятий. Но постепенно все-таки сменял гнев на милость и в свойственной ему манере начинал задавать Квентину вопросы, на которые у последнего, конечно, не находилось ответов, и отвечать на них приходилось самому Джордану. Незаметно рассуждения Джордана превращались в увлекательные лекции, интереснее которых Квентин никогда ни от кого не слышал.
Король Роланд наряду с мечом, луком и копьем прекрасно владел и тайным магическим оружием. В свое время у него были прекрасные учителя, и он пытался все свое знание передать сыну. Магические заклинания по силе нередко не уступали самому мощному оружию, а во многих случаях вообще были незаменимы, особенно при стычках с существами призрачного мира. Занятия боевой магией не поощрялись в Серединном мире, и поэтому о них старались широко не распространятся. Существовало несколько школ, каждая из которых культивировала свое искусство. Учителем боевой магии у Квентина был Торин – высокий сухопарый мужчина лет сорока с длиной козлиной бородкой. Он принадлежал к школе «огненного взгляда», хотя взгляд его усталых глаз уже не излучал никакого огня. Квентин обычно рассеяно слушал его невнятное бормотание и с трудом воспринимал непонятные термины, которыми тот щедро сдабривал свои лекции. Когда Торин начинал объяснять то или иное заклинание, его мысль быстро уползала в такие дебри, в которых, как полагал Квентин, Торин и сам не разбирался. Торин мог долго и путано распространяться о взаимодействии элементов и силах незримого мира. Но в то же время он настолько увлекался предметом, что совершенно впадал в транс и беспамятство. Глаза его закатывались, а губы бормотали абсолютно непонятные и невразумительные вещи. Учитель в этот момент начинал настолько оживленно и сильно жестикулировать, что Квентин опасался, как бы ему случайно не прилетело хороших тумаков.
В начале урока Торин скороговоркой произносил какую-нибудь формулу, и Квентин, когда успевал, а когда и нет, записать ее. Затем очень быстро, видимо, подпадая под какой-то побочный эффект от произнесенного заклинания, Торин уже впадал в транс. В результате, для практической магии на уроках совсем не оставалось времени, и после такого обучения, сколько не пытался Квентин использовать магические заклинания, у него ничего не получалось.
Роланд же, напротив, придавал магическому искусству очень большое значение: магия не раз спасала ему жизнь в трудных ситуациях, и он ревностно относился к успехам сына в этой области. Но Квентину было неудобно жаловаться на учителя. Этот смешной и безобидный чудак Торин ему нравился, тем более, что он никогда и ни в чем не упрекал принца.
«Он настолько увлечен своими, только ему понятными, мыслями и научными изысканиями, – думал Квентин про Торина, – что забывает обо всем на свете». И тем большим было восхищение Квентина отцовским искусством боевой магии. Однажды он попросил отца показать ему какой-нибудь магический приемчик, и тотчас получил хороший щелчок по лбу. После этого он стал с еще большим уважением относится к отцу. У самого же Квентина ничего не выходило. Его магические формулы выходили какими-то размазанными и смытыми, и ничего, кроме легкого шелестения силы, вызвать не могли.
Роланд часто брал сына на прогулки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72