Через Корнмаркет они вышли на Брод, постояли на правой стороне перед статуями, затем свернули на тёмную площадь с круглым зданием в середине, колледжами по сторонам и церковью на дальнем конце.– Это, видимо, центр, – объявила Клерг. – У Оксфорда тоже должна быть своя точка опоры. Пусть окраины перестраиваются, как угодно, – обезобразить сердце города никому не удастся:Оксфорд ожил с таинственной внезапностью. На улицах появились молодые люди в коротких плащах, наброшенных на плечи, перекинутых через плечо или руку. Крум осведомился у одного из них, что это за площадь.– Рэдклиф. Вон там Брейзноз, а дальше Хайз.– А где "Митра"?– Направо.– Благодарю.– Не за что.Студент тряхнул непокрытой головой, поклонился Клер и поспешил дальше.– Ну что, Гони?– Зайдём в гостиницу и выпьем по коктейлю.Когда они входили в "Митру", мотоциклист в кожаном комбинезоне и шлеме, стоявший около своей машины, внимательно посмотрел им вслед.После коктейля и бисквитов они вышли на улицу, склоняясь к решению, которое Крум сформулировал вслух:– Ещё рано, и погода хорошая. Поедем домой через мост Магдалины на Бенсон, Дорчестер и Хенли.– Остановитесь на мосту, Тони. Я хочу взглянуть на мою тёзку.Фонари отбрасывали светлые полосы на чернильно-тёмные воды реки Черрел; над нею в темноте хмуро высился массивный мост Магдалины, за которым в направлении Кристчерч-Медоу тянулась редкая цепочка огней. Позади молодых людей расстилалась широкая улица – два ряда серых слабо освещённых фасадов и подъездов; внизу, под мостом, беззвучно струилась река.– Её, наверно, называют здесь кратко – Черр.– Летом я заведу себе плоскодонку. Знаете, Клер, в верховьях река ещё красивее, чем здесь.– Вы научите меня грести?– А как же!– Скоро десять. День прошёл чудесно. Тони!Он бросил на неё сбоку долгий взгляд и завёл машину. Неужели ему всю жизнь вот так стремительно мчаться с нею вперёд? Неужели им не суждена настоящая долгая остановка?– Хотите спать. Клер?– Не очень. Но коктейль был жутко крепкий. Если устали, я могу сесть за руль.– Устал? Нет, что вы! Я просто подумал, что каждая миля удаляет меня от вас.В темноте дорога всегда длиннее и совсем не та, что при свете. Глаз обнаруживает на ней сотни не замеченных днём предметов: изгороди, стога сена, деревья, дома, повороты. Деревни и те кажутся другими. В Дорчестере Тони остановил машину, чтобы узнать дорогу; их обогнал мотоциклист, и Крум крикнул ему:– Куда на Хенли?– Прямо.Они доехали до следующей деревни.– Это, должно быть, Неттлбед, – сказал Крум. – Теперь до самого Хенли – ничего, а оттуда до Лондона ещё тридцать пять миль. В двенадцать будем дома.– Бедняжка! Вам ведь предстоит ещё один конец.– Ничего, буду гнать как сумасшедший.Клер погладила его по обшлагу пальто, и они опять замолчали.Когда машина въехала в лес, Тони неожиданно сбросил газ.– Освещение отказало!Мимо, резко притормозив, пролетел мотоциклист и на ходу крикнул:– Сэр, у вас погасли фары.Крум остановил машину:– Этого ещё не хватало. Наверно, сел аккумулятор.Клер рассмеялась. Тони вылез и, обойдя вокруг машины, осмотрел её.– Я помню этот лес. Отсюда до Хенли добрых пять миль. Что ж, попытаем счастья, – поползём как-нибудь.– А если я вылезу и пойду перед машиной?– Нет, сейчас слишком темно. Я могу вас задавить.Ярдов через сто Тони опять остановился:– Мы съехали с дороги. Никогда не водил машину в такой темноте.Клер снова рассмеялась.– Вот вам и приключение, мой дорогой.– А я ещё и фонарь не захватил. Насколько помню, этот лес тянется мили на две.– Ну что ж, попробуем ещё раз.Мимо со свистом пролетел автомобиль. Шофёр что-то крикнул.– Живо! Поезжайте за ним. Тони!Но прежде чем Крум успел завести мотор, автомобиль уже скрылся. Наверно, съехал под гору или куда-нибудь свернул. Машина Тони медленно поползла вперёд.– Черт! – неожиданно выругался он. – Опять съехали С дороги.– Выводите её на шоссе, и подумаем, как быть. Жилья никакого до самого Хенли?– Никакого. Кроме того, аккумулятор не везде зарядишь. Впрочем, надеюсь, дело не в нём: просто сгорел какой-нибудь контакт.– Что, если оставить машину и пойти пешком? Здесь в лесу её никто не тронет.– А потом? – возразил Крум. – Мне ведь с нею нужно утром быть дома. Вот что, я провожу вас до гостиницы, достану фонарь и вернусь. С фонарём я как-нибудь доведу её до Хенли; если не удастся, просто переночую в ней, а утром выеду пораньше и подхвачу вас на мосту.– Но это же десять миль пешком! А почему нам не остаться здесь вместе до рассвета? Провести ночь в автомобиле – моя давняя мечта.В Круме шла внутренняя борьба. Целую ночь с Клер! Наедине!– А вы полагаетесь на меня?– Тони, не будьте таким старомодным. Остаться здесь – разумнее всего и, кроме того, даже забавно. Будет гораздо хуже, если мы врежемся в другую машину или нас задержат за езду без света.– Проклятая луна! Никогда её нет, когда нужно! – проворчал Тони. – Вы серьёзно это предлагаете?Клер тронула его за руку:– Отведите автомобиль подальше от шоссе. Помедленней. Осторожно! Стоп.Машину слегка тряхнуло.– Мы наехали на дерево и встали спиной к дороге, – сказала Клер. Пойду посмотрю, не видно ли нас.В ожидании её Крум поправил ковёр и подушки сиденья. Он подумал: "Раз она относится к этому так спокойно, значит, любви ко мне у неё нет". При мысли о долгой тёмной ночи наедине с нею его пробирала дрожь: он понимал, какая пытка ему предстоит. Наконец до него донёсся её голос:– Всё в порядке. Машины совсем не видно. Теперь сходите проверьте вы, а я заберусь внутрь.Тони двигался ощупью и, лишь почувствовав под ногами твёрдый грунт, сообразил, что выбрался на дорогу. Мрак здесь немного поредел, но звёзд всё равно не было видно. Тони постоял с минуту, затем по-прежнему ощупью побрёл назад. Машина так безнадёжно затерялась во тьме, что ему пришлось свистнуть и подождать, пока не раздастся ответный свист. Да, темно, хоть глаз выколи! Он влез в автомобиль.– Стекло оставить открытым или поднять?– Да, но только до половины. Мне очень удобно, Тони.– Слава богу. Не возражаете, если закурю трубку?– Разумеется, нет. Дайте мне сигаретку. Ну вот, теперь почти как в раю.– Именно почти, – чуть слышно бросил Тони.– Хотела бы я посмотреть на лицо тёти Эм, если бы она увидела нас! Вам тепло?– Кожаные подушки не пробьёт никакой холод. А вам?– Очень.Опять наступило, молчание. Потом Клер сказала:– Тони, вы меня простите, да? Я ведь дала обещание.– Не беспокойтесь, всё будет хорошо, – ответил Крум.– Мне виден только кончик вашего носа – и то лишь когда вы затягиваетесь.В свою очередь при свете сигареты Клер он увидел её зубы, улыбку на губах и нижнюю часть лица до глаз, утонувших в темноте.– Снимите шляпу, Клер. И помните, моё плечо к вашим услугам.– Смотрите, не давайте мне храпеть.– Храпеть? Вам?– При случае все храпят. Я тоже могу.Они немного поговорили, но все, кроме ощущения её близости в темноте, уже казалось ему нереальным. Изредка он различал шум проезжавших по дороге машин, но больше никаких звуков не доносилось: ночь была слишком тёмной даже для сов. Трубка потухла, и Тони сунул её в карман. Клер полулежала на сиденье так близко от него, что он чувствовал её локоть. Он затаил дыхание. Уже уснула? Ну, а ему предстоит бессонная ночь – где уж тут уснуть, когда лёгкий исходящий от неё аромат будоражит все его чувства, а его рука пылает от прикосновения её руки! Даже если все ограничится только этим – и тогда грех тратить такую ночь на сон.– Тони, если вы в самом деле не возражаете, я положу вам голову на плечо.– Конечно, кладите!Голова Клер погрузилась в шарф Тони; лёгкий аромат, напоминавший ему сосновый лес в солнечный день, стал сильнее. Прямо не верится, что она рядом с ним, что голова её лежит у него на плече и что так будет ещё целых шесть-семь часов. Тони вздрогнул. Как все спокойно и прозаично! Ничто в ней не выдаёт ни страсти, ни волнения, словно он её брат. И вдруг его осенило: эта ночь – испытание, которое нужно выдержать, потому что иначе она отшатнётся и уйдёт от него. Теперь она спит. Да, по-настоящему. В этом не может быть сомнений: стоит только вслушаться в ритмический звук, издаваемый её горлом, – звук, трогательно слабый, как клохтанье птенца, немножко забавный и бесконечно дорогой! Что бы ни было дальше, одного не зачеркнёшь – он всё-таки провёл с нею ночь! Тони сидел тихо, как мышь, если, конечно, мышам случается сидеть тихо. Чем глубже Клер погружалась в сон, тем тяжелей становилась её голова и тем доверчивей она прижималась к нему. Он сидел, вслушивался в её дыхание, и чувство его к ней углублялось, превращалось в страстное желание защищать её и служить ей. А ночь, холодная, непроглядная, беззвучная, – машины по дороге больше не шли, – разделяла с ним его одиночество. Она бодрствовала и дышала, словно огромное, мрачное, всепоглощающее чудовище. Да, ночь не спит. Тони отдавал себе в этом отчёт впервые в жизни. Ночь, как и день, не знает сна. Глухая и равнодушная ко всему, она тоже наделена жизнью: она не говорит, не движется, только бодрствует и дышит. Лунная и звёздная или беспросветная и глухая, как сегодня, она всегда – великий спутник человека.Рука Тони затекла, и Клер, словно почувствовав это, приподняла голову, хотя не проснулась. Он быстро растёр плечо и еле успел отдёрнуть пальцы, как её голова качнулась и опустилась на прежнее место. Он осторожно повернул лицо, так что губы его коснулись её волос, и опять услышал те же слабые ритмические звуки, похожие на клохтанье птенца. Затем они смолкли и на смену им пришло глубокое дыхание – признак крепкого сна. Тогда, сморенный дремотой, уснул и он. XIX Крум проснулся, совершенно одеревенев и не соображая, где он. Кто-то поблизости от него сказал:– Уже светает. Тони, но ещё ничего не видно.Он выпрямился:– Боже правый! Неужели я заснул?– Да, бедный мой. Я чудесно выспалась, только ноги немного затекли. Который час?Крум взглянул на светящиеся стрелки своих часов:– Примерно половина седьмого. Ух, все тело как иголками колет!– Давайте вылезем и встряхнёмся.Он отозвался голосом, который, как ему показалось, прозвучал откудато издалека:– Итак, всё кончилось.– Было очень тяжело?Он сжал руками виски и ничего не ответил. Мысль, что и следующую и все другие ночи он опять проведёт без неё, была для него болезненна, как удар в сердце.Клер открыла дверцу:– Я немного пройдусь для разминки. А потом пробежимся, чтобы согреться. Позавтракать нам нигде раньше восьми не удастся.Он запустил мотор для прогрева. Свет медленно разливался по лесу; ствол берёзы, под которой они провели ночь, уже выступил из мглы. Затем Тони тоже вылез из машины и дошёл до дороги. Её унылая одинокая полоска терялась в лесу, все ещё сумеречном и туманном, непроницаемом и таинственном. Ни ветерка, ни звука! Тони чувствовал себя как Адам, безвинно выставляемый за ворота рая. Адам! Этакий чудаковатый, учтивый, чистенький субъект с бородкой, мужчина до грехопадения, проповедникдиссидент с ручной змеёй, яблоком познания и секретаршей, целомудренной и нестриженой, как леди Годива!От ходьбы кровь в жилах Тони побежала быстрей. Он вернулся к машине.Клер, стоя на коленях, приводила в порядок волосы с помощью карманного зеркальца и гребёнки.– Как самочувствие. Тони?– Прескверно. Нам пора. Позавтракаем в Мейденхеде или Слау.– А почему не у меня дома? В восемь мы уже приедем, а кофе я варю прекрасно.– Отлично! – согласился Крум. – Тогда я всю дорогу буду выжимать пятьдесят миль в час.Ехали они очень быстро и говорили мало. Оба были слишком голодны.– Тони, пока я приготовлю завтрак, вы успеете побриться и принять ванну. Сэкономите таким образом время и поедете обратно свежим. А я выкупаюсь позже.– Знаете, лучше поставить машину в гараж, – сказал Крум, миновав Мраморную арку. – Возвращайтесь-ка домой одна. Приехать так рано вдвоём на машине – значит возбудить подозрения. Наверно, шофёры уже вышли на работу. А я буду у вас через десять минут.Когда в восемь часов он вошёл в дом на Мелтон-Мьюз, Клер уже переоделась в голубой халат, столик в нижней комнате был накрыт для завтрака и по квартире разносился запах кофе.– Я налила ванну. Тони, и приготовила вам бритву.– Вы – чудная! – ответил Крум. – Я буду готов через десять минут.Он вернулся через двенадцать и сел за столик напротив Клер. Она подала яйца вкрутую, гренки, кондафордское варенье из айвы и настоящий кофе… Всё выглядело так, как если бы они были мужем и женой, и поэтому Тони казалось, что он никогда не ел более вкусного завтрака.– Очень устали, дорогая?– Нисколько. Наоборот, чувствую себя особенно бодрой. Понятно, повторять такие опыты не стоит. Мы были чересчур близко друг от друга.– Но это уже не нарочно.– Само собой разумеется. И потом, вы вели себя как ангел. Впрочем, наша прогулка – всё-таки не то, что я обещала тёте Эм. Для чистого не всякая вещь чиста.– К сожалению, нет. Господи! Как мне дожить до следующей встречи?Клер через стол пожала ему руку:– А теперь вам, пожалуй, пора уходить, но сначала я выгляну в окно посмотрю, свободен ли путь.Когда она приняла эту меру предосторожности, Крум поцеловал ей руку, вернулся к машине и в одиннадцать утра уже беседовал с водопроводчиком в одной из беблок-хайтских конюшен…Клер лежала в горячей ванне. Правда, как все ванны душевого типа, эта была несколько коротковата, но купание и в ней действовало освежающе. Клер чувствовала себя как девочка, которая нашалила, но не уличена гувернанткой. Ах, этот бедный милый Тони! Как жаль, что мужчины так нетерпеливы! Платоническое ухаживание столь же мало привлекает их, как хождение за покупками. Они врываются в магазин, спрашивают: "Есть у вас то-то и то-то? Нет?" – и так же стремительно выбегают. Им ненавистны примерки, когда вас вертят из стороны в сторону, а вы изо всех сил стараетесь увидеть, как платье сидит сзади. Женщины смакуют процесс выбора нужной веши; для мужчины он – наказание. Тони – гсущий ребёнок. Она чувствует себя гораздо старше его и по годам и по опыту. Хотя многие ухаживали за Клер и до её замужества, она никогда не сталкивалась близко с людьми, которые, почитая Лондон и самих себя центром мироздания, не верят ни во что, кроме иронии, быстрой езды и денег, позволяющих им изо дня в день «весело» проводить время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37