Дионис почему-то толкнул меня локтем в бок.
«Брат, – мысленно отозвалась я. – Это правда?»
– Чистая правда, – ответил Амадис вслух; голос его дрожал от гнева. – Исайя был моим сыном, а тот ребёнок, которого убили бешенные псы Александра, был мой внук. Жаль, что я так поздно узнал об этом.
В этот момент я поняла, что Александру подписан смертный приговор. Вопреки своему пацифизму и нежеланию иметь дело с оружием, Амадис не успокоится до тех пор, пока не найдёт Александра и не отплатит ему за смерть внука.
Джона попытался с издёвкой рассмеяться, но смех застрял в его горле, и он закашлялся. Ещё десять секунд – ещё два месяца для стремительно взрослеющей Дейдры...
– Ну, и семейка! – обретя наконец дар речи, заговорил Джона. – Сонмище кровосмесителей, развратников и прелюбодеев. Оказывается, при всём своём оголтелом антисемитизме сыновья Света падки на дочерей Израиля. Смех и грех, право!
– Твой цинизм неискренний, Джона, – тихо сказала Пенелопа. – Ты стараешься выглядеть б о льшим негодяем, чем есть на самом деле. Ты насилуешь свою сущность, заставляя себя говорить гадости и совершать преступления. Но это не может продолжаться вечно. Когда-нибудь ты устанешь от собственного притворства, потеряешь контроль над своими чувствами, и тогда возьмёт верх то доброе, что ещё осталось в тебе. Оно спросит: «Ну как, доволен тем, что натворил? Ты счастлив? Да, ты отомстил за свою мать, за её искалеченную жизнь – но на алтарь своего возмездия ты пролил реки крови, из мстителя превратился в палача...»
– Замолчи! – выкрикнул Джона, и его лицо исказила гримаса ярости. – Замолчи, проклятая! Я не хочу тебя слышать!
По всему было видно, что Пенелопа собиралась и дальше обращаться к тому мифическому добру, которое, по её мнению, ещё могло оставаться в этом негодяе. Однако минуты, равные годам, истекли, и наше томительное ожидание закончилось.
На свободном месте между мной и Морганом появился Артур – почти такой же, как прежде, разве что в другой одежде, с другой причёской и с покрытым густым загаром лицом. Вместе с ним, держа его за руку, возникла прелестная девочка-подросток лет одиннадцати, одетая в синие брючки и цветастую рубашку с короткими рукавами. У неё были русые с рыжинкой волосы и бойкие карие глаза, а её милое личико поразительно напоминало лицо Даны.
Артур смерил всех нас тем характерным взглядом, который я про себя называю темпоральным. Это был внимательный, напряжённый, сосредоточенный взгляд человека, стремящегося согласовать своё субъективное восприятие времени с объективной реальностью ситуации.
«Бренда, сестричка! Я так соскучился по тебе!»
Что я могла ответить на это? Ведь для меня он отсутствовал лишь несколько минут.
– Что здесь происходит? – наконец опомнился Джона. – Кто эта девчонка?
Артур спокойно и уверенно посмотрел на него.
– Это твоя сестра Дейдра, – ответил он. – Маленькая Хозяйка большого Источника.
В ответ на это заявление Пенелопа изумлённо ахнула.
А Дейдра отпустила руку Артура и подошла к Джоне.
– Здравствуй, – сказала она. – Тобой овладела злая сила, брат. Но я помогу тебе.
Над головой девочки вспыхнуло голубое сияние. Джона отпрянул и вызвал свой Янь. Он обрушил на нас изолирующие чары – но Дейдра без труда сокрушила их.
– Будьте вы прокляты! – яростно вскричал Джона. – Вы обманули меня! Так сгиньте же вместе со мной и Вселенной!
Следующие несколько секунд были не лучшими в моей жизни – но и не последними. Обещанный Джоной конец света не наступал, а его Янь, вместо того чтобы распространиться на весь мир, под натиском Образа Дейдры постепенно съёживался, терял свои очертания, тускнел, угасал...
– Папа говорил мне, что ты злой человек, – заговорила Дейдра без ненависти, без враждебности, просто констатируя факт. – Но он просил не забывать, что ты мой брат. Я помню это, Джона.
Я наблюдала за их поединком с ужасом и восхищением. Дейдра управляла своим Образом так мастерски, что я едва успевала следить за её манипуляциями и не всегда понимала, что она делает. Но результат был налицо: стараниями Дейдры, Источник неумолимо поглощал разрушительную мощь Порядка, и с каждой секундой вероятность наступления Судного Дня становилась всё более призрачной.
Наконец Янь исчез вовсе, и Джона в изнеможении прислонился к покрытой кафелем стене.
– Ты одолела меня, незваная сестра, – обречено прошептал он.
– Я одолела не тебя, а злую силу в тебе, – ответила Дейдра и повернулась к Артуру: – Я сделала это, папа!
Артур подошёл к ней, обнял её и погладил по голове.
– Я знал, что ты сможешь, малышка. Я всегда это знал. – Он устремил свой взгляд на Пенелопу, и в его глазах заблестели слёзы. – Господи, доченька! Если бы ты знала, как мне не хватало тебя все эти годы.
Дейдра оказалась смышлёной девочкой и сразу сообразила, что последние слова были адресованы не ей. Она высвободилась из отцовских объятий и подступила к Пенелопе.
– Так ты моя старшая сестра? Ты очень похожа на папу.
Пенелопа опустилась перед ней на корточки.
– Ты так выросла, Дейдра. В последний раз я видела тебя ещё маленькой девочкой... Я присматривала за тобой, качала тебя на руках.
– Ну, теперь я уже взрослая. Зато ты можешь нянчиться с Дианой.
Пенелопа удивлённо подняла брови.
– С кем?
– С нашей младшенькой сестрёнкой, – объяснила Дейдра. – Ей только полгодика. А ещё у нас три братика. Кевину девять лет, Шону – семь, Артуру – четыре. Я их очень люблю. Ты тоже полюбишь их.
– Конечно, родная. Конечно.
Артур с нежностью смотрел на своих дочерей и улыбался. Казалось, он совсем позабыл о Джоне.
Я подошла к нему и спросила:
– Где Дана?
– Вместе с детьми в особняке Бронвен. Там же и Колин.
– Сколько лет прошло?
– Почти десять. А для Дейдры – больше десяти. В последнее время она подолгу бывала у Источника.
– Понятно... А как вам жилось? Что вы делали?
– В основном детей, – полушутя, полусерьёзно ответил Артур. – Делали, растили, воспитывали. Не скажу, что это было легко, зато очень приятно. Мы целиком посвятили себя друг другу и нашим детям. Несмотря на весь драматизм ситуации, это были лучшие годы моей жизни. Только одно терзало меня... – Взгляд Артура стал жёстким и в то же время печальным. Он повернулся к Джоне, который по-прежнему стоял, прислонившись к стене, а по его осунувшемуся, изнеможенному лицу сбегали струйки то ли слёз, то ли пота. – Только одно не давало мне покоя все эти годы – мысли о моём сыне, старшем из моих сыновей. Я много думал о тебе, Джона, очень много, благо времени у меня было достаточно. Я думал о твоей несчастной матери, хотя мне было больно думать о ней. Я признаю свою вину за то, что бросил её и исковеркал ей жизнь. Но это ещё не всё. Со всей откровенностью я признаю, что бросил бы её даже в том случае, если бы знал о её беременности. Тогда я причинил бы ей ещё б о льшую боль, отняв у неё тебя. Да, я совершил подлость – но не по злому умыслу, а по глупости своей, по недомыслию. Я заслужил твою ненависть и презрение, ты имел полное право мстить мне и – чёрт возьми! – даже обрушить свой гнев на всю мою родню. Однако ничто не может оправдать твоих поступков, имя которым – преступление.
– Так убей же меня, – отрешённо проговорил Джона. Ни один мускул его лица не дрогнул. – Убей. Чего ты ждёшь? Какой смысл читать мораль приговорённому к смерти?
Артур покачал головой:
– Я не твой судья, Джона, я твой отец. Я не могу отнять у тебя то, что дал когда-то – твою жизнь. Ты преступник, ты погубил много людей, и ещё невесть сколько крови прольётся по твоей вине... но вместе с тем ты мой сын. Я верну тебя в Экватор и отпущу на все четыре стороны – пусть жизнь будет твоей карой. Ведь так ты сказал мне совсем недавно? Для меня это было давно, я не помню в точности твоих слов, но их смысл был тот же. Если ты ещё сохранил хоть частицу совести, то тем хуже для тебя. Когда она проснётся, ты горько пожалеешь, что я не убил тебя. Ты будешь лишён даже того жалкого утешения, что якобы отомстил за мать. Твои руки обагрены кровью её соплеменников, а Израиль в конце концов проиграет войну с Царством Света. Ты усердно поработал, чтобы погубить Дом Израиля, – теперь живи и смотри, как это происходит.
– Он не увидит этого, папа, – отозвалась Дейдра, пристально глядя на Джону. – Ему осталось жить совсем немного. Не больше часа.
Вид у неё был хмурый, а тон был столь категоричен, что в серьёзности её слов сомневаться не приходилось. Она будто выносила приговор – но не как судья, а как врач, констатирующий безнадёжность состояния своего пациента.
– Что это значит, доченька? – недоуменно спросил Артур.
– Я не виновата, – ответила она. – Я всё сделала правильно. Просто внутри Джоны – там, где скрывалась мощь Порядка, – теперь осталась пустота. Она отнимет у него все силы, и он умрёт.
Джона, конечно, слышал Дейдру, но его реакция на эти слова была парадоксальной. Он не впал в истерику, не стал метаться по комнате, как затравленный зверь, а просто опустился на пол и устало прикрыл глаза, ожидая обещанной смерти. Его лицо выражало дикую смесь страха и облегчения.
– Это уже начало действовать, – сказала Дейдра. – Пустота убивает в нём волю к жизни.
Артур растерянно посмотрел на Джону, затем на меня, затем на Дейдру. В его глазах была мука.
– А ты... можешь его исцелить?
– Нет, – покачала она головой. – Это может только Источник.
– То есть...
– Да, папа. Он должен окунуться в Источник.
Вслед за этими словами наступила немая сцена. Джона сидел на полу с закрытыми глазами, безучастно ожидая окончательного приговора. Артур задумчиво смотрел на него. Пенелопа, крепко сжав руку Артура, смотрела на Дейдру. Дионис и Амадис обменивались быстрыми взглядами; со стороны могло показаться, что они строят друг другу рожи, тогда как на самом деле они вели спор – скорее всего, о том, стоит ли им вмешиваться.
– Ар... – начал было Морган, но я тут же мысленно заткнула ему пасть. Я умею это делать.
«Молчи, дубина! Не делай глупостей. Ты никак не повлияешь на решение Артура, только себе навредишь».
«Но...»
«Если он не пустит Джону к Источнику, то ответственность за его смерть возложит на тебя . Он никогда не простит тебе твоего совета. Так что лучше помалкивай и жди».
Морган вздохнул:
«Ладно. Аргумент убедительный. Я молчу».
Спустя несколько минут Артур перевёл взгляд на Дейдру. Было ясно, что он принял решение, и ясно – какое.
– Дочка, ты Хозяйка Источника. Я прошу тебя.
– Не надо просить, папа. Джона – мой брат. Он стал плохим от злой силы. Она отняла у него душу, а теперь отнимает жизнь.
– Это моя вина, – мрачно промолвил Артур. – За юношеское легкомыслие приходится платить высокую цену. Было время разбрасывать камни, теперь пришло время собирать их... – Он сделал короткую паузу. – Да, камни... Морган, они ещё у тебя?
– У меня, – ответил Морган.
– А разве они ещё нужны? – спросила я.
– К сожалению, нужны, – сказала Дейдра с таким угнетённым видом, будто признаваясь в том, что не выполнила домашнее задание. – Я не смогла снять защиту. Это плохая, неправильная защита, но она очень сильная. Я до сих пор не могу с ней справиться. Даже не представляю, что нужно делать, чтобы снять её. Я должна ещё многому научиться.
– Но на это у нас нет времени, – отозвалась Пенелопа. – Давай камни, Морган.
Артур ошеломлённо уставился на неё:
– Пенни, доченька! Это невозможно. Только не ты.
– Да? А кто же?
– Ну... кого-нибудь найдём...
– И взвалим на его... то есть её плечи такую ношу? – Она решительно мотнула головой. – Нет, отец, это наше семейное дело. Негоже вмешивать в него других людей.
– Но последствия...
– Насколько я понимаю, – заметила Пенелопа, – они грозят не мне, а Джоне. Что ж, пусть это будет его бремя, часть его платы за содеянное.
Артур вопрошающе посмотрел на меня:
– А ты что думаешь, сестричка?
– Думаю, Пенни права, – неохотно ответила я. – К тому же у нас нет времени искать Отворяющего на стороне.
– У нас совсем нет времени, – добавила Дейдра. – Нам нужно поспешить, если мы хотим спасти Джону. Пустота уже убивает его.
Джона слабо пошевелился и раскрыл глаза.
– Меня убивает... – еле слышно прошептал он. – Убивает ваше милосердие...

Глава 10. Артур

Я страшно не люблю, когда меня будят по утрам, но именно так обычно и происходит. Власть – не мёд, а быть главой Дома – сущая каторга; государственные заботы не дают покоя ни ночью, ни днём. К счастью, за десять лет нашего с Даной медового месяца я накопил достаточно сил, чтобы теперь безропотно нести тяжкое бремя ответственности, но все эти утренние (а тем более ночные) вызовы по-прежнему раздражали меня. Мой Дом был ещё слишком молод, мои подданные по старой привычке дорожили каждой минутой своей жизни, упорно не желая понять, что время не волк и в лес не убежит. Они без зазрения совести тревожили меня по всяким пустякам, и я уже устал вдалбливать им в головы, что сон – дело святое. Вместе с тем я не решался блокировать на ночь свой Самоцвет – а вдруг действительно произойдёт что-нибудь экстраординарное, требующее немедленного вмешательства, – поэтому, в целях экономии нервов, соорудил в стене нашей с Даной спальни крохотную нишу. Когда меня будили, настаивая на немедленной аудиенции, я в большинстве случаев не посылал просителя ко всем чертям, а соглашался на встречу и быстренько мотал в Безвременье, где и отсыпался всласть. При этом я не беспокоил Дейдру (мою дочь); она моментально определяла личность посетителя и не тревожилась понапрасну.
Кстати, о птичках. На этот раз меня разбудила именно Дейдра.
«Да, доченька», – спросонья отозвался я.
«Извини, папа, что...»
«Ладно, – ответил я, зевая. – У тебя что-то важное».
« Очень важное . – Чувствовалось, что она взволнована. – Я только что узнала одну вещь. Нам нужно поговорить. Встретимся в Безвременье, ладно?»
Я вздохнул:
«Хорошо. Через четверть часа. Тебя устраивает?»
«Вполне, – ответила она, прежде чем отключиться. – Буду ждать».
Рядом со мной зашевелилась Дана. Она раскрыла глаза и сонно посмотрела на меня.
– Доброе утро, дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66