— Ясно как белый день, — согласился помощник.— Это хорошо, — заметил Каффир и потянулся к телефону.— Кому вы собираетесь звонить? — спросил помощник.— Нашему агенту. Надо его предупредить, — объяснил Каффир. Глава пятая Президент Соединенных Штатов сидел в Овальном кабинете. Посмотрев на часы, он перевел взгляд на пресс-секретаря, который должен был подготовить его к пресс-конференции — она начиналась через пятнадцать минут. Чтобы появиться на экране телевизоров в безупречном виде, он не спешил одеваться: пиджак вместе со свежевыглаженной светло-голубой сорочкой и темным галстуком висели на вешалке, он наденет их в последний момент.Пресс-секретарь выглядел обеспокоенным. Все шло наперекосяк: вот-вот может начаться война на Ближнем Востоке, Иран, полностью поддавшийся антиамериканским настроениям, запретил все поставки нефти в США, цены на газ достигли небывалой высоты, галопировала инфляция, экономические показатели падали, а кривая безработицы резко ползла вверх. Национально-освободительные силы Южной Африки, которые Америка поддержала в ущерб законно избранному правительству, только что совершили новый террористический акт, расстреляв автобус с миссионерами и детьми.— Да, все это мне известно, — вдруг резко перебил президент. — А не случилось ли еще какой-нибудь гадости, о которой меня могут спросить?— Кажется, больше ничего, кроме того, что я перечислил, — ответил пресс-секретарь, а сердце его при этом ушло в пятки. Он знал, в чем дело. Последнее время их преследовали несчастья, рутинные неприятности стали столь обыденным делом, что президент уже воспринимал их как должное. Так что сейчас явно не они волновали президента.— Бобби Джек опять выкинул какой-нибудь фокус? — спросил президент в лоб. Пресс-секретарю показалось, что шеф как-то подозрительно на него при этом посмотрел.— Нет, сэр, — ответил молодой человек. — Я ничего такого не слыхал.— Не натворил ли чего наш парень в школе? Прилично ли ведет себя жена?— С этим вес в порядке, сэр.— Хорошо, тогда давай собираться, — сказал президент.Пресс-секретарю показалось, что президент удовлетворен. Хотел бы я тоже испытывать чувство удовлетворенности, подумал пресс-секретарь. Казалось, шеф порой забывал, что полным ходом идет президентская кампания, где он баллотируется на второй срок, и если пресса сообщит о спаде в экономике, катастрофической инфляции, войне на Ближнем Востоке и том затруднительном положении, в которое ставят правительство поддержанные Америкой группировки, его шансы на успех будут невысоки.Президент оделся, но повязывать новый галстук не стал, а надел на шею уже завязанный: у него плохо получались узлы, поэтому он старался носить завязанный однажды галстук как можно дольше. Он опять взглянул на циферблат — ему так хотелось, чтобы стрелки остановились и никогда не достигли четырех часов. Он ненавидел пресс-конференции, а к журналистам относился так же, как Черчилль к нацистам, — либо они берут тебя за горло, либо лежат у твоих ног. Если они не подлизывались к нему, пытаясь выведать что-нибудь эксклюзивное, то непременно старались его подловить, чтобы довести до импичмента.Надевая пиджак, поправляя галстук и даже шагая по коридору на встречу с журналистами, он постоянно повторял про себя заученные фразы. Инфляция, спад, безработица, перебои с поставками газа, Иран, террористы... он может справиться со всем этим. Последние четыре года он только и делал, что пытался все это преодолеть. Изо дня в день. Так что здесь неожиданностей быть не может.Сделав заявление, в котором говорилось, будто дела идут хорошо и даже имеются некоторые положительные тенденции, он почувствовал облегчение, оттого что никто из журналистов не рассмеялся. Он не мог вспомнить репортера, задавшего идиотский вопрос об уровне смертности в автодорожных катастрофах, поэтому ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза. Им оказался тонкогубый протестант англо-саксонского происхождения из Чикаго, который говорил так, словно у него были склеены губы.— Спасибо, господин президент, — начал репортер, вставая. — Сэр, мы хотели бы узнать, что случилось с вашей прической.— Простите, — не понял президент.— С вашей прической. Видите ли, раньше у вас пробор был справа, а теперь слева. Почему?— С началом президентской кампании я всегда перехожу на левый пробор, — объяснил президент. — Следующий. — Внутри у него все кипело. От этих идиотских вопросов. В мире черт знает что творится, а этот параноик спрашивает о волосах. Разве не может человек позволить себе изменить прическу, когда начинает лысеть?Другого репортера интересовало, красит ли президент волосы. Нет. А не собирается ли президент покрасить волосы? Нет. Следующий спросил, не подумывает ли президент о пластической операции. Нет. А первая леди? Не будет ли она делать пластическую операцию? Нет.Еще один писака сообщил, что в Окснарде, штат Калифорния, два баллотирующихся неизвестно куда кандидата от Демократической партии призвали партию отказаться от поддержки нынешнего президента и поддержать кандидатуру Беллы Абцуга. Президент воздержался от комментариев. Очередной интервьюер поинтересовался, сколько миль делает президент ежедневно во время пробежки. Пять. А первая леди? Она не любит бег.Встал очередной репортер, пытаясь перекричать остальных, — каждый из присутствующих хотел задать свой вопрос. Но стоило президенту кивком головы предоставить ему слово, как все затихли и их вопросы плавно растаяли в воздухе.— Господин президент, в последнюю неделю Бобби Джек Биллингс привлек к себе внимание своим молчанием, — начал репортер. — Скажите, вы что, на период кампании вставили ему в рот кляп?— Никто не затыкал Бобби Джеку рот, — ответил президент.Он собрался уходить. Сзади слышалось протокольное: «Спасибо, господин президент». Выхода из конференц-зала, он подумал: «Ни одного вопроса об экономике, налогах, свистопляске в мировой политике и войне на Ближнем Востоке. Типичный спектакль!»Не успел он войти к себе в кабинет, как секретарша протянула ему конверт.— Только что поступило, сэр, — сказала она. — Я узнала почерк.Президент тоже его узнал. Это были размашистые каракули, которые начинались где-то в левой верхней трети конверта и кончались далеко справа. На конверте значилось имя президента. Слово «президент» было написано с ошибкой — в нем почему-то было два "з".Президент поблагодарил секретаршу, подождал, пока за ней закроется дверь, и только после этого открыл конверт.Письмо было от Бобби Джека. Ошибки быть не могло: на это указывали и полупечатные буквы, которые его недоучке-шурину заменяли почерк, и то, что в обращении значилась детская кличка президента.Письмо гласило: «Дорогой Баб. Меня захватила какая-то банда, называется ПЛОТС. Похоже на сионистских террористов. Вот уж неожиданная радость для евреев, которые так ненавидели меня! Я не знаю, чего им нужно, но они просили сказать тебе, что позже я смогу с тобой поговорить, и не звони в ФБР. В общем, не делай ничего такого. Я в порядке».И подпись: «Б. Дж.».Тут в кабинет ворвался пресс-секретарь.— Ну, как на ваш взгляд? — поинтересовался президент.— Порядок, — ответил пресс-секретарь. — Самое смешное, что этих ослов, видите ли, интересует ваша прическа. — Наконец он заметил, что президент не отрывает глаз от листка, который держит в руке. — У вас все в порядке, сэр?— Да. Все отлично. Послушайте, а вы случайно не знаете организацию под названием ПЛОТС?— На конце "ц" или "с"?— Скорее всего "с". Должно быть что-то, связанное с сионизмом.— Никогда не слыхал о такой. Навести о ней справки?Президент пристально посмотрел на него.— Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. — Он скомкал письмо и сунул в карман пиджака. — Поднимусь к себе, немного полежу.— Хорошо, сэр.Оказавшись в своей комнате, президент закрыл дверь на два оборота и подошел к комоду, стоявшему у дальней стены. Из-под нижнего ящика он извлек красный телефон без диска, подумал примерно с полминуты и снял трубку.Он знал, что сигнал попадет к Смиту в кабинет. Знал, что кабинет находится в Рае под Нью-Йорком, но больше он не знал ничего. Может, там роскошная обстановка, а может, кабинет так же убог и суров, как голос Смита по телефону? Интересно, любит ли Смит свою работу, подумал президент. Вообще-то, он служил при пяти президентах. Но доказывает ли это, что работа ему нравится? Почему-то президенту казалось очень важным это знать.Не успел отзвучать первый гудок, как в трубке раздался голос Смита.— Слушаю, сэр, — произнес он.— У нас небольшие неприятности, — сказал президент. — Видите ли, Бобби Джек Би...— Я в курсе, сэр. Мы уже над этим работаем. Удивлен только, что вы так долго ждали, прежде чем поднять тревогу.— Я думал, что он пьет где-нибудь, — объяснил президент.— А теперь вам стало известно, что это не так?Президент кивнул, но потом понял, что Смит не сможет увидеть кивка.— Да, — произнес он. — Я только что получил от него письмо.— Хорошо. Прочитайте, — попросил Смит. — Спасибо, — произнес он после того, как президент прочел послание Бобби Джека. — Мы продолжим расследование.Президент понял, что сейчас раздастся короткий щелчок — Смит повесит трубку, — поэтому он поспешно сказал:— Одну минуту.На другом конце трубки воцарилось молчание, потом снова послышался голос Смита:— Да, сэр.— Скажите, вам нравится ваша работа? — поинтересовался президент.— Нравится ли мне работа? — переспросил Смит.— Да. Так как? Вам нравится то, что вы делаете?Снова наступило короткое молчание, потом Смит сказал:— Я никогда об этом не задумывался, сэр. Я не знаю.На этот раз президенту не удалось ничего сказать, прежде чем телефон отключился.Римо позвонил Смиту из автомата возле Центрального парка в Нью-Йорке. Чиун остался в машине, припаркованной в неположенном месте на Пятой авеню.— Ливийцы ничего не знают, — доложил Римо.— Президент получил записку от Бобби Джека, — сообщил Смит.— Что в ней?— Его захватила организация под названием ПЛОТС. Похоже на сионистов.— ПЛОТС? — переспросил Римо. — Вы шутите.— Нет. Именно ПЛОТС.— Кто они такие?— Не знаю. В нашем досье таких нет. Сейчас пытаюсь выяснить, что бы это могло быть.— Вы полагаете, что эта самая ПЛОТС имеет отношение к звезде Давида и свастике, обнаруженным на месте преступления? — поинтересовался Римо.Он почувствовал, как на том конце провода Смит пожал плечами, словно хотел сказать: «Кто знает?»— По крайней мере, одна вещь прояснилась, — произнес шеф вслух. — Президент не имеет никакого отношения к похищению Биллингса, иначе он не стал бы к нам обращаться, а попытался бы держать нас в неведении.— Хорошо, — сказал Римо, — но есть еще одна загадка. Кто эта мисс Лестер из Государственного департамента. Она постоянно переходит мне дорогу.— Подождите у телефона, — попросил Смит.Римо положил трубку на плечо: он знал, что Смит включил компьютер на столе и загрузил имя Лестер. Он обвел взглядом Центральный парк. Когда-то это был чудесный лесной массив в городской черте, но теперь там более-менее безопасно появляться только с двенадцати до трех дня, и то лишь в сопровождении вооруженной охраны.В трубке послышался голос Смита.— У вас есть описание ее внешности?— Высокая, под шесть футов. Блондинка, волосы заплетены в косички. Фиолетовые глаза.— Подождите.Римо посмотрел на машину, стоявшую у тротуара: глаза Чиуна были закрыты, он отдыхал.— Получен отрицательный ответ, — сказал наконец Смит. — В Госдепартаменте нет никого, соответствующего данному описанию. В нашем списке агентов, находящихся на службе у США, такого имени не обнаружено, по описанию тоже никто не подходит.— Отлично, — произнес Римо.— Чего ж хорошего?— Пока это наша единственная зацепка.— Слабая, надо сказать, зацепка, — заметил Смит. — Похоже, она тоже его ищет.— Ерунда, — голос Римо звучал беззаботно. — Все это детали. Главное, она знает, что он пропал. Ей откуда-то об этом известно, и для нас это уже кое-что. Дайте мне знать, как только удастся что-нибудь выяснить относительно ПЛОТС. ПЛОТС... Ха! Глава шестая Когда Римо вошел в свой номер с видом на Центральный парк, Чиун как раз выключал телевизор. Он повернулся к Римо — его лицо горело возбуждением.— Теперь я знаю, что делать, — сообщил он.— Отлично, — бросил Римо и плюхнулся на диван, повернувшись к Чиуну: тот не стал бы говорить, если бы не видел глаз собеседника.Кореец встал у Римо в ногах и посмотрел ему прямо в лицо.— И тебя не интересует, что я решил? — Чиун внимательно вглядывайся в Римо, следя за реакцией.— Конечно-конечно, — ответил Римо. Интересно, что из увиденного по телевизору так возбудило Чиуна?— Я приму участие в Олимпийских играх. И получу золотую медаль.— Прекрасная мысль — за исключением того, что пока не придумали никакого вида спорта для наемных убийц.— Дурачок, я не собираюсь выступать в качестве наемного убийцы.— А в качестве кого ты собираешься выступать?— Да кого угодно, — ответил Чиун.— Ну, извини, — процедил Римо.— Извинения принимаются. Я могу выступать в любом виде программы. Сегодня я весь день смотрел телевизор и видел, как все эти люди бегают, прыгают — и так, и с шестом, — поднимают тяжести, занимаются метанием диска и копья... У меня все это получится лучше, чем у них. Итак, еду! И точка.Римо так и подскочил на диване. Чиун расположился напротив него на полу.— Но зачем? — вопросил Римо. — Ты знаешь, что можешь это делать, я знаю, что ты можешь, так зачем же тебе куда-то ехать?— Я хочу, чтобы все знали, на что я способен!— Помнится, как-то однажды ты сказал мне, что осознание своих достоинств — уже достаточное признание для думающего человека, — заметил Римо.— Забудь, что я говорил, — возразил Чиун. Он сложил руки на груди, и его пальцы с длинными ногтями исчезли в необъятных рукавах белого шелкового кимоно. — Я еду.Римо взглянул на него. Он ни минуты не сомневался, что Чиун проглотит с потрохами всех этих олимпийских призеров, но откуда вдруг эта жажда славы?— А что тебе это даст? — поинтересовался Римо.— Приглашения сниматься в рекламе, — ответил Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15