— Поснимайте немного этих парней.Два оператора нацелились на Римо и Чиуна, и пленка в их устройствах закрутилась.Узкие орехового цвета глазки Чиуна уставились на одну из камер.— Как насчет легкой улыбочки? — осведомился оператор.— Такой? — спросил Чиун, и его лицо исказила напряженная улыбка.— Здорово, старик. Только побольше зубов.Чиун, по-прежнему улыбаясь, сгреб камеру и сплющил ее в лепешку. Потом с поклоном вернул ее оператору.— Хватит зубов? — поинтересовался он.Римо вырвал камеру у второго оператора и расколол ее на кусочки величиной с лапшинку.— Но Первая Поправка к конституции! — завопил Ларю.Римо засунул несколько обломков камеры в рот Ларю.— Вот тебе Первая Поправка, — заявил он.Телевизионная команда поспешно отступала к дырке в проволочном ограждении.— Чиун, спасибо тебе за помощь, — сказал Римо.— Будешь ли ты?..— И все же я пока не надену кимоно, — сказал Римо. * * * У Глории Мусвассер даже ухо устало. Она плечом прижимала к уху телефонную трубку, а на клочке голубоватой бумаги вычеркивала номер очередного телефона для связи со зрителями очередной телевизионной станции.Она набрала следующий номер.— Отдел новостей ВЗРО, — ответил мужской голос.— Я представитель Союза освобождения видов, — заговорила Глория как можно более страшным и грозным тоном террористки.— И что?— Я звоню вам, чтобы взять на себя ответственность за то покушение, можно сказать, массовое уничтожение людей, которое почти состоялось сегодня ночью в лабораториях МОЗСХО.— Что за покушение? Какое-такое массовое уничтожение? Да сегодня ночью самой великой новостью стало известие о том, что президент спокойно храпит в своей постельке без дурных снов.— Это было бы почти настоящее массовое уничтожение, — настаивала Глория.— Почти не считается.— О чем вы тут мне толкуете? Мы чуть не взорвали все Западное побережье, разрушения могли бы вернуть его обратно в каменный век.— Чуть тоже не считается, — сказал раздраженный голос в трубке.— А теперь слушай меня, ты, сочувствующая военным промышленникам, свинья — заорала Глория. — Мы — это СОВ, и мы намерены взять на себя ответственность за атомный взрыв, рядом с которым Хиросима показалось бы детским пуканьем. Потенциальное количество погибших просто ошеломительное.— Меня не интересует, как вы там называетесь — СОВ, ВВ или Г-О-В-Н-О, — ответил репортер. — Но сегодня ничего не произошло, значит, и нет никаких новостей.— Боже, — вздохнула Глория. — Ничего не случилось. Вам всегда подавай действие. Вы торговец скандальными сенсациями.— Совершенно верно замечено, — согласился репортер.— Отвратительно.— Если хотите, — не отрицал тот.— А разве намерение ничего не стоит?— Дорогая леди, — устало сказал журналист, — да если б из одних дурных намерений можно было состряпать сюжет, вечерние новости длились бы сорок часов подряд.— Да просто нам попалась испорченная атомная бомба, ты, дурья голова! — завизжала Глория.— А у нас — горячая линия, — ответил репортер и повесил трубку.Глория прикурила от окурка Натана.— Нам надо придумать новый план, — сказала она.— Они не купились на этот?— Свиньи. Этот парень заявил, что дурных намерений еще недостаточно.— А во Вьетнаме, значит, было достаточно, — произнес Натан самым лицемерным и самодовольным тоном.— Как прикажешь это понимать, черт подери? — спросила Глория.— Понятия не имею, — вполне кротко ответил Натан. — Просто если говорить о Вьетнаме — никогда не промахнешься.— Вьетнама больше нет, — оборвала его Глория, — так что кончай молоть чепуху. Это важно. Перривезер подпрыгнет до потолка, когда узнает, что бомба не взорвалась. Он, должно быть, потратил на нее целое состояние.— Да уж, состояние, — произнес Натан.Соглашаться с Глорией почти всегда было безопасней.— Может, нам удастся выдумать что-нибудь такое же удачное. Какую-нибудь сенсацию, чтобы все эти средства массовой информации кинулись на нее, — сказала Глория.— ВИМП так и не заинтересовалась? — спросил Натан.— Они сказали, что послали бригаду, но все разъехались по домам.— А ВАСК? — снова спросил Натан.— Они тоже выслали бригаду, на которую напали какие-то люди, наблюдавшие за цветением цветов. Значит, нам просто необходимо выдумать что-то приличнее.— Например?— Думай, — велела Глория.Натан свел брови над переносицей.— Так пойдет? — спросил он.— Неплохо, — ответила она.— Я думаю. А может, выразить протест?— Протесты отменяются, — отрезала она. — Это должно быть нечто вправду крупное.— Когда-то мы освобождали банки, — предложил Натан.— Плохо. Банки тоже исключаются.— Тогда что?— Школы и крупные магазины, — ответила Глория. — Что-то в этом роде. Убийство детей всегда производит впечатление.— А как насчет больницы? — спросил Натан. — Или это уж слишком грубо?— Больница? — резко переспросила Глория.— Ну да. Собственно говоря, я не думал, что это так прозвучит.— Да это просто здорово. Больница. Детское отделение. Мы это сделаем в тот день, когда туда приводят всяких домашних животных поиграть с детьми. Мы им покажем! Будут знать, как позволять этим маленьким ублюдкам издеваться над животными.— И правда, неплохо, — подтвердил Натан. — Прямо в точку.— Не говори так. «Прямо в точку» уже давно никто не говорит.— Прости, Глория. Я только хотел сказать, что твоя идея и в самом деле капитальная.— Просто блеск! — сказала она.— Прямое попадание, Глория, — поддержал Натан.— Ладно. А теперь позвоним Перривезеру и скажем, что мы придумали, — сказала Глория. — Честно говоря, эта идея с атомной бомбой никогда меня особо не колыхала.— Слишком разрушительная? — спросил Натан.— Да нет, просто, кто сможет увидеть эту кровь? — спросила Глория. Глава одиннадцатая Когда Перривезер вошел в лабораторию, доктор Декстер Морли сидел на высоком табурете, его пухлые щечки пылали, жирные коротенькие пальчики сцепились на коленях. Маленький ученый увидел своего нанимателя и губы его сморщила мгновенная горделивая усмешка.— Ну? — нетерпеливо спросил Перривезер.— Эксперимент закончен, — ответил Морли.Голос его дрожал от возбуждения и удовлетворенной радости.— Где это? — спросил Перривезер, проносясь мимо ученого к лабораторным столам.— Их двое, — сообщил Морли, изо всех сил, но безуспешно пытаясь удержать руки Перривезера подальше от стерильных поверхностей лабораторных столов. — Если б вы только подождали минутку...— Я уже и так достаточно долго ждал, — оборвал его Перривезер. — Где?Доктор Морли хмыкнул с упреком, но направился к стоявшей на полке маленькой коробке, прикрытой марлей. Его руки задрожали, коснувшись коробочки.— Вот, — сказал ученый, его охрипший вдруг голос полон был благоговения, когда он снял марлевый покров.Это была кубическая плексигласовая коробка. Внутри лежал кусок гниющего мяса. А на мясе, кормясь и лениво потягиваясь, восседали две мухи с красными крылышками.— Это пара производителей? — спросил Перривезер. — Вы получили пару производителей?— Да, мистер Перривезер.У Перривезера при виде мушек невольно перехватило дыхание. Он так осторожно поднял пластиковый куб, что мухи, сидевшие на мясе, даже не встрепенулись. Он рассматривал их со всех сторон, и так, и эдак поворачивая куб, разглядывал мух снизу, сверху и глаза в глаза, восхищался напоминавшим витражное стекло алым цветом их крыльев.— Их крылья точь-в-точь цвета свежей человеческой крови, — шептал он.Пока он наблюдал, две мухи поднялись с куска мяса, быстро спарились в воздухе и снова уселись.Перривезер, любуясь, сказал скорее самому себе, чем доктору:— Вот если б только мне удалось найти женщину, которая бы так смогла.По некоторым причинам доктор Декстер Морли почувствовал себя неловко, точно он подглядывал за кем-то, и его застали врасплох за столь неблаговидным занятием. Он откашлялся и сказал:— Собственно говоря, эти две мухи ничем не отличаются от обычных комнатных мух, кроме цвета крыльев. Musca domestica по классификации Диптера.— Они не совсем точные подобия комнатных мух, — поправил Перривезер, кидая хищный взгляд на ученого. — Вы ведь этого не изменили, не так ли?— Нет. Я ничего не менял.— Тогда это последняя форма жизни, — медленно произнес Перривезер, поворачивая пластиковый куб так, как если бы то был совершенный бледно-голубой бриллиант чистейшей воды, который он только что нашел на собственном дворе.— Ну, я бы не стал заходить так далеко, — сказал доктор Морли, суетливо моргая и жалко пытаясь улыбнуться.— Что вы там лепечете? — прошипел Перривезер.— Э. Да, сэр. Я только хотел сказать, что в большинстве аспектов эти создания являются обычными комнатными мухами. Форма тела и структура организма. Тот же способ питания, который, к сожалению, делает их переносчиками болезней, хотя я верю, что со временем мы сумеем это устранить...— Почему вы хотите это устранить? — спросил Перривезер.— Что? Их способность быть переносчиками инфекций?Перривезер кивнул.— Ну, видите ли... — ученый покачал годовой. — Наверное, мы плохо понимаем друг друга, мистер Перривезер. Ведь мухи действительно переносят болезни.— Разумеется. А если б они этого не делали, то на земле уже теперь было бы гораздо больше людей, чем есть на самом деле.— Я... э, кажется, я понял вас, — ответил Морли. — Так я думаю. Но все же. Musca morleyalis по-прежнему остается переносчиком инфекций и вследствие этого очень опасна.— Musca morleyalis? — переспросил Перривезер.Лицо его ничего не выражало.Морли вспыхнул.— Ну, обычно подобного рода открытия называются по имени ученого, который...Лицо Перривезера по-прежнему ничего не выражало, когда он посоветовал:— Попробуйте лучше Musca Perriweatheralis, — и только тут он позволил себе легкую улыбку.Ученый вновь откашлялся.— Очень хорошо, — сказал он тихо.— Почему у них красные крылья? — спросил Перривезер.— А, — ученый снова вспыхнул. Но говорить о биологии ему было гораздо приятнее, нежели обсуждать проблему наименований со своим жутким нанимателем. — Аминокислоты, выработавшиеся у этих созданий, как я уже говорил, коренным образом отличаются от тех, что имеют обычные комнатные мухи. Но только типом, но и местом расположения. Видимо, именно это и вызвало генетическую мутацию, результатом которой и стали красные крылья. Естественно, когда мы продолжим эксперимент и разрушим эти конкретные организмы, тогда мы начнем перемещать...— Разрушим? Что разрушим? — сверкнул глазами Перривезер.— Поскольку у нас имеется вся документация, совершенно не обязательно сохранять сами организмы, тем более, что их дыхательная система развивалась таким образом, что они стали несовместимыми с другими формами жизни.— Что это значит?— Это значит, что данные мушки абсолютно иммунны к ДДТ и всем другим токсинам и пестицидам, — сказал Морли. — Именно такова была цель исследования, правильно?— Именно такова, — подтвердил Перривезер. Глаза его блеснули. — Все пестициды?— Все, известные в настоящее время. Позвольте мне, — он взял пластиковый куб из рук Перривезера и поставил его на сверкающий белизной лабораторный стол.Надев резиновые перчатки, он ввел марлевый сачок в коробку и вынул одну из мушек. Потом раскрыл контейнер, из которого послышался тихий свист.— Чистый ДДТ, — пояснил Морли, опуская сачок с мухой в контейнер и закрывая его крышку.— И что теперь произойдет? — встревожено спросил Перривезер.— Совершенно ничего, — ответил Морли. — В этом контейнере имеется достаточно чистого пестицида, чтобы...— Пожалуйста, не называйте их пестицидами, — сказал Перривезер.— Простите, тут достаточно ДДТ, чтобы уничтожить всех мух в стране. Но обратите внимание на состояние Musca Perriweatheralis, — он извлек из контейнера марлевый сачок и снова закрыл контейнер.Мушка с красным крыльями сердито жужжала в марлевом плену. А когда Морли вернул ее обратно в пластиковый куб, она немедленно устремилась к мясу.— Она еще жива, — сказал Перривезер.— И невредима, — добавил Морли. — Она может выжить в атмосфере, состоящей из одного метана, — гордо добавил ученый. — Или цианида. Или любого другого яда, какой вы только пожелаете.— Тогда она непобедима.— Да, и именно поэтому должна быть уничтожена, — сказал Морли. — Я уверен, что вы не захотите пойти на риск и выпустить в нашу атмосферу подобное создание, — продолжал ученый. — Собственно говоря, мне и так пришлось принять крайние меры предосторожности. Но опасность растет по мере размножения этой пары. Если хотя бы одна такая мушка выберется живой из лаборатории, экологический баланс планеты окажется в опасности.— Муха, которую невозможно отравить, — с гордостью произнес Перривезер.— Как вам известно, мистер Перривезер, тут речь идет о чем-то гораздо большем. Она делает еще кое-что. Например, ее способность кусаться совсем иная, нежели у Musca domestica. Иные и последствия укуса. Вы помните, мистер Перривезер, когда я впервые приступил здесь к работе, вы обещали, что когда-нибудь расскажете мне, как вам удалось добиться тех первичных мутаций.— Давайте лучше еще раз посмотрим демонстрацию, — ответил Перривезер.Морли заметил, что его наниматель тяжело дышит.— А надо ли?— Надо, — коротко ответил Перривезер.Мягкий голос его звучал монотонно и приглушенно, точно жужжание, но у Морли мурашки побежали по коже; этот тон пугал его сильнее, чем любой крик.— Хорошо.Ученый направился в дальний угол лаборатории к террариуму, наполненному саламандрами. Вынув одну из них, Морли поместил ее в пластмассовый куб с мухами.— Будьте осторожны. Я не хочу, чтобы эта ящерица по случайности сожрала одну из мух.— Этого не случится, — ответил Морли.Он прикрыл саламандре голову и придержал животное в контейнере с мухами. Одна из мух на секунду опустилась на хвост саламандры, а потом снова перепрыгнула на кусок тухлого мяса.Морли пересадил саламандру в другой чистый пластиковый контейнер, где уже сидела огромная древесная лягушка. Лягушка была раз в десять больше ящерки, а вес ее массивного тела превышал вес саламандры раз в сто. Лягушка взглянула на саламандру и лениво шевельнула длинным языком.Перривезер подвинулся поближе к пластиковому кубу, он даже касался его лицом, сосредоточенно наблюдая за происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29