Масси в нерешительности посмотрел по сторонам. Отступать было некуда. Хотя лично он предпочел бы отозвать Джонса в сторонку и изложить ему суть дела не так грубо. Ему хотелось убрать Мэта Бардуля со сцены, но о том, чтобы это сделать самому, не могло быть и речи. При других обстоятельствах он с удовольствием вызвал бы Бардуля на поединок, но в данный момент это не годилось. Хладнокровно оценивая ситуацию, он был совершенно уверен, что смог бы убить Бардуля, но реакция окружающих сгубила бы все его планы.
Масси не сомневался, что Спиннер Джонс без колебаний возьмется за это дело. Этот стрелок из Рио-Гранде был одним из самых отвратительных — уверенный в себе убийца, быстрый как молния. В обычной жизни он был угрюмым и мрачным, злобным и раздражительным. Убивая, он впадал в слепую ярость, которая иссякала, только когда он опустошал барабаны своих кольтов. Он одинаково легко убивал как вооруженного так и безоружного противника. Человек этот жил без всяких законов, снедаемый ненавистью и завистью, и, как гремучая змея в брачный период, свирепо нападал на все, что двигалось с ним рядом.
Клайв Масси знал кое-что о репутации этого человека — в стране, где было много плохих людей, Спиннер Джонс котировался как один из самых худших. Родившись в Миссури и переехав с семьей в приграничный район Техаса, он уже в шестнадцать лет недалеко от Увальда убил человека. Тот был безоружным, и Джонс был вынужден бежать. Вместе с перегонщиками из Бразоса он добрался до Чисхольм-Трейл, заработав репутацию человека опасного, угрюмого, вспыльчивого, легко теряющего рассудок, но прекрасного работника, когда хотел работать. Но такое случалось с ним редко.
В Хейс-Сити в перестрелке он уложил сразу двоих, и, хотя оба остались живы, в глазах окружающих он вошел в класс таких известных стрелков из Техаса, как Клэй Аллисон, Мэннинг Клементе и Вэс Хардин.
В Абилене он подозревался в двух жестоких убийствах с целью грабежа, но доказательств не было. Покинув город, он вместе с гуртом скота отправился на север в Галлатин-Вэлли, штат Монтана, но срок его пребывания в гуртовщиках был недолог. Во время пустяковой ссоры за завтраком он выхватил кольт и убил одного из парней, работающих с ним вместе, и бежал, преследуемый дюжиной друзей убитого. Ему удалось ускользнуть, а затем, после наступления темноты, он вернулся и разрядил свой винчестер в собравшихся у костра людей, убив одного и ранив двоих из них.
В Спиарфиш он совершил четвертое убийство и после этого перебрался в Дедвуд.
Масси видел Спиннера насквозь. Он был свидетелем убийства в Спиарфиш и знал, что этот человек стреляет с молниеносной быстротой. Если он убьет Бардуля — в чем Масси не сомневался, — никого, кроме Джонса, винить не станут. А еще лучше, если в схватке погибнут оба. Ну, а если Спиннер выживет и после этого испарится — в Дедвуде и его окрестностях раздастся вздох облегчения.
Срочные дела лучше не откладывать, и Масси тут же вытащил из кармана деньги, с равнодушным видом отсчитал две сотни долларов и посмотрел на Спиннера.
Джонс сгреб деньги одним взмахом левой руки и перевел острый, как булавка, взгляд на Хэммера и Лайона. Оба сидели неподвижно — ни дать ни взять, пришпиленные на картоне бабочки в коллекции натуралиста.
— Если об этом кто-то узнает, я убью больше, чем одного человека.
Хэммер облизнул сразу пересохшие губы и сглотнул слюну. Лайон шевельнулся на своем стуле и украдкой взглянул на Клайва Масси. Он начал понимать, что недооценил Масси, и то, что открылось, привело его в смятение. Оказывается, Масси не просто охотник за деньгами и мелкий мошенник, как он думал сначала, а такой же жестокий и безжалостный подонок, как Спиннер Джонс, только намного умнее его.
Какое-то время, пропуская сквозь пальцы падающие на стол карты, Джонс глядел на лица всех троих. Затем прошел через расступившуюся перед ним толпу и остановился на тротуаре перед «IXL». Он не знал, где искать Мэта, но надеялся встретить его где-нибудь на этой улице.
Смешавшись с толпой, Джонс бродил по пыльным улицам — кобуры револьверов расстегнуты, желтые глазки бегают по сторонам, как у зверя, заточенного в клетку. Взглянув на его оружие и заметив на лице выражение беспокойного раздражения, ему уступали дорогу даже те, кто его не знал. Взгляд Спиннера метался из стороны в сторону, он все больше свирепел оттого, что не мог найти Бардуля. Ему хотелось побыстрее отработать эти деньги. Деньги невелики, но и требовалось-то всего лишь засечь Мэта Бардуля и убить его.
Глава 3
Увидев брата, направляющегося к ее столику, Жакин поднялась ему навстречу. Он помахал ей рукой над головами людей и продолжал протискиваться к ней.
Глаза его сияли. Грубое мужское окружение, гомон и крики, щелканье кнутов погонщиков и звон шпор означали для него нечто совершенно особенное. Девятнадцатилетний Барни Койл, переместившись вдруг из обустроенного мира и монотонного существования в приграничную жизнь, впервые осознал, что он дома. Это была его жизнь, то, что ему надо.
— Давай посмотрим город, сестренка. Чего торчать весь день в этой комнатушке в отеле? Может, ты никогда больше не увидишь Дедвуд, так используй же свой шанс.
— Я не уверен, что это хорошая мысль, — с сомнением заметил отец.
Его одолевало беспокойство за дочь. Барни сразу вписался в пограничную жизнь, он словно был для нее создан, и Брайен им гордился, а вот Жакин его тревожила. Конечно, граница — не место для девушки, особенно для такой изысканной и утонченной, как Жакин. Тревожили его также ее искрящиеся глаза и упрямо вздернутый подбородок. Он не хотел признавать, что с его кровью она унаследовала тот же дух первооткрывателей, что и Барни.
— Не уверен, что это правильное предложение, — повторил он. — Город бандитский, здесь можно ожидать чего угодно.
— Я позабочусь о ней! — Барни любил сестру и очень ею гордился. — И если кому-нибудь придет в голову приставать к ней, — он улыбнулся сестре, — ему придется пожалеть об этом. Поверь, папа, характерец у твоей доченьки, как у дикой кошки.
— Ну, Барни! — с укоризной воскликнула Жакин, хотя втайне эти слова ей польстили. Она терпеть не могла робких и беспомощных представительниц своего пола. Ей нравилось, когда ее считали независимой и самостоятельной, и она чувствовала, что, в отличие от большинства женщин, она такая и есть.
Именно поэтому ей и понравился Бардуль — он сразу увидел в ней женщину, притом такую, которую мысль о сексе вовсе не коробит. Он отнесся к ней как к равной, без снисходительности и лести, с которой обычно разговаривали с ней мужчины. Она уже вышла из того возраста, когда нравится, что мужчины, обращаясь к ней, меняют тон.
Она была очаровательной и прекрасно это понимала. Здравый смысл ей подсказывал, что таких привлекательных для мужчин девушек не так уж и много, но она не считала это чем-то особенным. Красота была для нее совершенно привычным фактом, таким, как восход солнца и появление звезд ночью. Комплименты воспринимались ею вежливо, но с некоторым раздражением, поскольку она старалась, чтобы ее ценили и принимали как личность.
Жакин нравилось, что Барни хочет взять ее с собой, что он не забывает о ней даже в суматохе приграничного города, как и то, что он чувствовал себя в нем как рыба в воде.
Улица была полна народа. Огромный бородатый старатель с габаритами даже побольше, чем у Мерфи Бизона, заметив ее, тут же повернулся и бесстыжими глазами уставился на Жакин, не скрывая своего восхищения и удивления.
Раздраженная и смущенная, Жакин резко остановилась, уперлась руками в бока и выпалила:
— Вы что? Никогда не встречали леди?
Лицо великана приняло малиновый оттенок, и за его смущением прорезалась почти забытая галантность. Он сорвал с головы шляпу и низко поклонился.
— Мадам, — чистосердечно признался он, — пока я вас не увидел, сомневаюсь, видел ли я хоть одну! Даже наполовину такую красивую, как вы!
Жакин слегка порозовела, но глаза ее искрились смехом.
— Благодарю вас, сэр, — ответила она, поворачиваясь к Барни и беря его под руку.
— Сестренка, если будешь продолжать в том же духе, скоро весь город передерется из-за тебя, — улыбнулся он.
Улица представляла собой узкую пыльную дорогу между двумя рядами деревянных каркасных или бревенчатых строений, иногда с фальшивыми фасадами; перед некоторыми из них были навесы и тротуары, но большинство выходило прямо на пыльную обочину или даже непосредственно на укатанную проезжую часть. Напротив пошивочной мастерской посреди улицы располагался ствол шахты, и улица огибала его с двух сторон.
Шестерка мулов тащила крепко сбитый груженный бревнами фургон на высоких колесах с открытым верхом. Два человека в ковбойках с закатанными рукавами, в шляпах с широкими полями сидели прямо на бревнах. Рядом с одним из них сверкало воткнутое в бревно лезвие нового топора.
Все вывески в городе были на один манер — в виде прямоугольников. Они нависали над обочиной дороги так, чтобы привлечь внимание идущих по улице людей. Прииск Дедвуда был открыт всему миру, всем расам и народам. Индейцы, негры и китайцы вместе ели, пили и работали. В городе уже сформировалась самая большая в этих краях китайская община, обещавшая стать здесь самым крупным китайским городом.
Неожиданно из дверного проема одного из домов вывалилась группа людей, двое из них, переплетенные в одно целое, рухнули на землю. Один из них, вскочив, попытался ударить второго в голову, но тот, увернувшись, откатился в сторону, встал на четвереньки и сам нанес удар головой противнику прямо в живот, свалив того в пыль.
Встав на ноги, он замахнулся на своего рыжего оппонента огромным кулачищем, однако промахнулся, и затем оба начали яростно колотить друг друга без видимых преимуществ какой-либо из сторон. Совершенно неожиданно рыжий отступил, утер кровь на разбитых губах тыльной стороной ладони и просипел:
— Черт подери, давай лучше выпьем!
Толпа восхищенно взревела, и его противник, одной рукой отирая с лица пот и кровь порванным в схватке рукавом, другой обнял рыжего за плечи, и вся группа опять ввалилась в ту же дверь.
На срезе заявочного столба, уронив руки на колени, сидел пьяный старатель и обозревал улицу затуманенным алкоголем взором. На другом конце города прогремел выстрел из кольта.
— Нравится? — Барни сжал руку Жакин.
— Нравится?! — Она огляделась расширенными от восторга глазами. — Барни, я обожаю это! Пусть пыль, грязь, и кровь, и все прочие ужасы, но это восхитительно!
— Чувствую то же самое, сестренка! Как я рад, что папа решил податься на Запад! Насколько тут лучше, чем сидеть и стареть в этом нашем городишке! Он, конечно, ничего, но место настоящего мужчины — здесь.
Мимо них проскочил человек, затем вернулся и схватил Барни за рукав.
— Вы молодой Койл, не так ли? — Он тревожно огляделся. — Не видели Бардуля? Знаете, такой высокий, ходит с Мерфи Бизоном.
— Не помню, чтобы я с ним знакомился, — нерешительно ответил Барии.
— Я его знаю, — быстро проговорила Жакин. — А в чем дело?
— Говорят, что Спиннер Джонс рыщет вокруг, хочет его пристрелить. Ради Бога, если наткнетесь на него раньше, чем я, предупредите его. Джонс — убийца.
Барни, разрываемый чувством долга и желанием быть участником событий, нахмурился.
— Сестренка, может, тебе вернуться в отель? Если дело Дойдет до стрельбы, я не хочу, чтобы тебя подстрелили.
Жакин ухватилась за его рукав.
— Барни, а кто такой Спиннер Джонс?
Барни озабоченно взглянул на нее:
— Сестренка, я его совсем не знаю. Ходят слухи, что он Убийца. Такой, о каких рассказывал дядя Джек, помнишь, эти ребята из Техаса или Канзаса? Он убил человека всего лишь несколько дней назад в Спиарфиш. — Барни нахмурился. — Ты сказала, что знакома с Мэтом Бардулем?
— Он сидел за нашим столом во время обеда, один из тех, кто собирается идти с нашим караваном. Еще он ехал с нами из Шайена верхом рядом с дилижансом, в котором сидела я. Вроде бы неплохой парень.
Жакин представила его таким, каким видела в последний раз в ресторане отеля «IXL». Какой он высокий! И как легки и грациозны его движения!
Она вспомнила тот день, когда увидела его на ранчо Пол-Крик, и как странно изменился взгляд его зеленых глаз, взгляд, который мог быть таким проницательным, ироничным и удивленным, как будто он всегда видел что-то такое, что рождало на его губах легкую улыбку. Как вспыхнули его глаза, опалив ее и заставив испытать страстное волнение. И еще она вспомнила, как он смотрел на Клайва — во взгляде не было ни тепла, ни нежности, только холодный свет изумрудного оттенка, мертвенный и смертельно опасный.
— Думаю, что он тоже убийца, — сказала Жакин, отыскивая взглядом Бардуля в уличной сумятице. — Но мы должны предупредить его, Барни! Он ведь, некоторым образом, один из наших.
— Тогда пойдем. Поищем его!
Барни снова взял ее за руку и повел сквозь толпу. Жакин смотрела на брата и не узнавала его, настолько он переменился. Как он отличается сейчас от того красивого светского молодого человека, который, вернувшись из Вашингтона, ухаживал за девушками в далекой Виргинии с такой легкостью и утонченностью манер, которую можно приобрести лишь в Вашингтоне. Он весь источает какую-то новую силу. Его походка изменилась, в голосе появилась особая уверенность.
Вдруг Барни остановился и с каким-то благоговением произнес:
— Смотри, это Спиннер Джонс.
Жакин подумала: можно было и не говорить, она бы и так его узнала. Джонс, чуть повыше ее ростом, с длинной выступающей челюстью и неподвижным мертвенным взглядом, медленно двигался посередине улицы. На его бедрах торчали два кольта. Его надменность подавляла просто физически, и улица перед ним мгновенно пустела.
Ее дядя, Черный Джек Койл, который появился на Западе еще до войны между штатами note 1, рассказывал о многих убийцах и ганфайтерах, ставших легендами. Многие из них были еще живы, люди, завоевавшие славу в этом жестоком мире шестизарядным кольтом.
Дикий Билл Хикок, Клэй Аллисон, Уайт Эрп, Вэс Хардин, Мэннинг Клементе, Бен Томпсон, Люк Шорт, Козленок Билли — все эти имена она знала, так же как знала еще до них рассказы о Билле Лонгли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28