Я брел все дальше, спотыкаясь, падая, путаясь в кустах, иногда — по шею в воде. Наконец продравшись через заросли кустарника, вышел на поросший травой берег. Там и нашел меня Билл Лонгли.
Следующие три дня напрочь выпали из моей памяти. Потом раны затянулись, головная боль унялась. Гнев мой понемногу утихал, уступая место холодной ненависти и отчаянию. И еще я вдруг почувствовал, что за мной как бы закрылась некая дверь, за которой осталось все то, зачем я сюда вернулся.
Часами я бродил по острову, обдумывая создавшееся положение. Нет, только не сдаваться, думал я. Да, меня подкараулили, избили… Для того, чтобы добиться успеха в этой жизни, нужна собственность, а значит надо вернуться к людям, засеять землю, собрать урожай, купить жеребца и чистокровных кобыл. И победить в схватке с Чэнсом, — победить на собственных условиях.
Первое мое побуждение — взять винтовку и одного за другим перестрелять всех нападавших, оставив Чэнса напоследок.
Однако мне надоели убийства. К тому же, в какое положение я себя поставлю? Сделаюсь преступником, изгоем, останусь без друзей, без дома. Но и признать свое поражение никак не мог.
На острове жили человек двенадцать, среди них Боб Ли, Билл Лонгли и Биккерстаф — хороший парень, но слишком жестокий. Отцы этих людей дрались в Аламо и Сан-Хасинто note 2.
Слушая их разговоры, я думал о себе. Мой отец владел клочком плодородной земли в Биг-Сайпресс-Байу, в местечке Фзрли, расположенном вдали от дороги, окруженном с трех сторон болотами и лесом. На западе по границе участка пролегала узкая, заросшая травой тропа. Участок был огорожен, отцу он достался почти даром, и вряд ли кто в Бостоне или Джефферсоне знал, что он принадлежит мне. Итак, мой единственный шанс — это Фэрли.
Боб Ли возражал:
— У тебя слишком много врагов. Тебе не дадут даже засеять землю, не говоря уж о том, чтобы собрать урожай.
Кажется, приказа о моем аресте нет. Чэнс Торн действовал по собственной инициативе. Возможно, меня все-таки не тронут.
— Может быть, — усмехнулся Лонгли. — Но кое-кто тебя помнит и боится, а люди всегда стараются уничтожить того, кого боятся.
— Надо еще кое-кого вспомнить, — вмешался Биккерстаф. — Я говорю о Барлоу. Его банда грабит и убивает, а нас обвиняют во всех его грехах.
— У него осведомители по всей округе, — сказал Джек Инглиш, — он знает, где нет армейских частей.
Пока они говорили о Барлоу, я снова подумал об этом уединенном участке в Фэрли. Если повезет, можно его засеять, и никто об этом не узнает. Потом в лесах, соберу одичавший скот и перегоню стадо в Седалию или Монтгомери.
В одном я был уверен: врасплох меня больше не застанут. Я буду драться до конца. Мне необходимо оружие. Без карабина и кольта я беззащитен.
Я поднялся и направился к моему мулу, которого Билл Лонгли с Джеком Инглишем привели на остров. Так что теперь я их должник.
Ли смотрел, как я седлаю мула.
— Куда-нибудь собрался, Каллен?
— Думаю забрать мое оружие.
Лонгли, лежавший на земле с травинкой в зубах, внезапно приподнялся и с удивлением уставился на меня. Однако промолчал.
— Хочешь ехать один? — дружелюбно поинтересовался Ли.
— В этих краях надо самому управляться со своими мустангами, — ответил я, — но если хочешь, поехали вместе.
— Ну что ж, — Лонгли поднялся. — По-моему, стоит прогуляться.
Мы выехал впятером: Боб Ли, Джек Инглиш, Биккерстаф, Лонгли и я. Сонный Джефферсон грелся в лучах полуденного солнца. Вдоль деревянного тротуара мальчишка катил колесо, в пыли посреди улицы развалился пес, лениво помахивая хвостом, он тем самым как бы демонстрировал довольство жизнью. Двое мужчин дремали у стены магазина, наслаждаясь тенью и бездельем.
На улице было тихо. На нас никто не обратил внимания. В те дни появление в городе незнакомых всадников было обычным явлением. Повсюду разъезжали бродяги, искатели приключений или же люди, потерявшие из-за войны все, что имели, и мечтавшие найти пристанище и начать жизнь сначала.
Едва ли кто-нибудь из горожан меня узнал. Хотя Джоэл Риз, — тот узнал. Но ведь встретившись с ним на ферме, я сам заявил, что ферма принадлежит мне.
Спешившись, я посмотрел на свое отражение в витрине магазина: рослый широкоплечий парень — ветхая домотканая рубаха вот-вот лопнет на этих плечищах. Как только заведутся деньги, первым делом куплю приличную одежду, иначе скоро голым придется ходить.
Мы остановились напротив армейского штаба, и я, не задумываясь, открыл дверь, у которой с винтовкой на коленях дремал молодой солдат. Он взглянул на меня, раскрыв рот, и сжал в руках винтовку, но, видно, что-то в моих глазах заставило его остановиться. Возможно, он не помешал мне, потому что понял: в случае чего не миновать ему хорошей взбучки.
Этот солдат вступил в армию в период Восстановления, стало быть, — не ветеран. Скорее всего, ему не приходилось убивать никого крупнее белки. Так зачем же ему неприятности, этому мальчику в кителе, в форменной фуражке, но в домотканых брюках?..
В кабинете сидел полковник Амон Белсер. Откинувшись на спинку кресла, он просматривал какие-то документы. Оторвавшись от бумаг, взглянул на меня и тотчас же узнал. И, похоже, не обрадовался.
— Полковник, — сказал я, — несколько дней назад ко мне на ферму приехал Чэнс Торн со своими дружками. Они здорово меня избили и забрали мои «спенсер» и кольт. Я приехал за оружием.
Белсер удивленно вскинул брови. Однако промолчал, не зная, что ответить. Сам-то я считал, что Чэнс действовал на свой страх и риск, но полковнику, видно, не хотелось портить с Торном отношения, поскольку Чэнс не тот человек, который прощает обиды, к тому же у него много влиятельных друзей.
— Если вас избили, — сухо произнес Белсер, — значит, вы того заслуживали. Я ничего не знаю о вашем оружии.
— В этих краях без оружия никак не обойтись. Ночами по дорогам разъезжают банды. Отдайте мой карабин и револьвер, полковник.
Белсер рассердился. Он мнил себя большим начальником и не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне.
— Убирайтесь отсюда, Бейкер! — приказал он. — Убирайтесь прочь из города! Ничего не знаю о вашем оружии, но судя по тому, что я о вас слышал, вам лучше обойтись без револьвера.
Ну что ж… я наклонился и взял со стола новехонький кольт — точно такой же, как мой. Крутанув барабан, проверил курок. Револьвер был заряжен. Отличный револьвер…
— Придется взять этот, — сказал я вежливо. — Похоже, неплохая штучка.
— Сейчас же положите! — Белсер, когда хотел, выглядел весьма внушительно. — Это мой револьвер!
Засунув кольт за пояс, я обошел барьер, которым была огорожена часть кабинета, и открыл оружейную пирамиду. Там стояло несколько винтовок, среди них «спенсер» в отличном состоянии. И также заряженный.
Белсер поднялся и направился ко мне. Я повернулся, держа в руке карабин, дуло которого смотрело прямо в пряжку на Животе полковника. Свинец в желудке не переваривается — это очень вредная для здоровья штука, особенно в середине дня.
Белсер остановился. Остановился с явной неохотой. Но, видать, у него и без того были проблемы с пищеварением… Впрочем, у таких людей, как он, всегда найдутся причины для беспокойства.
— Полковник, — невозмутимо проговорил я, — мне нет нужды с вами ссориться, но меня подстерегли и избили. Я знаю кто, и когда подойдет время, поговорю с каждым из них. Почитаю им кое-что из Библии, полковник, но всему свое время. Полагаю, вам не нужны лишние проблемы, иначе в Вашингтоне и Остине note 3 могут подумать, что вы не справляетесь со своими обязанностями. Мой совет: оставьте меня в покое. И передайте Чэнсу Торну, чтобы не лез не в свое дело, я обещаю, что у вас со мной проблем не будет. Если не согласны — с треском вылетите из этих краев.
Солдатик у дверей сидел тихо, потупив взор. Я вышел на улицу со «спенсером» в руках.
Высокий поджарый Лонгли прислонился к столбу навеса напротив штаба, лениво покуривая черную сигару. Боб Ли со скучающим видом стоял у коновязи. На другой стороне улицы сидел на корточках Джек Инглиш, втыкая в землю нож.
— Раз уж мы сюда приехали, — сказал Лонгли, — пропустим по стаканчику, а?
Инглиш остался на всякий случай на своем посту, мы же направились к салуну. В этот момент дверь салуна отворилась, и на улицу вышел Джоэл Риз.
Риз лениво потянулся и тут же замер на месте, глядя на меня, словно на привидение. Лицо его посерело.
— Боб, — обратился я к своему другу, — этот ублюдок — один из тех, кто развлекал меня той ночью, даже заказывал музыку. Пора бы научить его любви к ближнему.
— Есть, сэр. — Боб выглядел совершенно серьезным. — Что ж, начнем с Книги Иова, глава четвертая, стих восьмой: посеявшие зло да пожнут его.
Джоэл Риз, беспомощно озираясь, сделал шаг назад. Однако Билл Лонгли уже стоял у входа в салун с беспечным выражением лица, заложив пальцы за ремень. Было очевидно: Билл хоть и молод, но связываться с ним не стоит.
Риз поглядел на меня — хотел, кажется, что-то сказать, но я не был расположен к разговорам. Я наградил его увесистой пощечиной. Ударил от души. Риз покачнулся и выбросил вперед руку, но я уклонился и снова ударил. На сей раз из его носа хлынула кровь.
На улицу с винтовкой в руках выскочил полковник Белсер.
— Эй! Прекратите немедленно!
В руке у Билла Лонгли появился кольт: его дуло смотрело в грудь полковника.
— Мистер Белсер, — проговорил Лонгли, намеренно растягивая слова. — Господь наказывает грешника, показывая, что путь греха тернист, так что, полковник, если задумаете встать на путь греха, не посетуйте, когда окажетесь в аду с животом, набитым свинцом.
Белсер понял, что проиграл, потому что прямо перед ним, поигрывая револьвером, стоял Билл Лонгли, а чуть поодаль сидел на корточках внешне беззаботный Джек Инглиш. Бравый вояка понимал, что может мигом схлопотать пулю в живот. Даю голову на отсечение, что в ту минуту он пожалел, что не остался в кабинете, притворившись глухим, немым, слепым…
Пока полковник стоял, не решаясь сдвинуться с места, я еще раз хорошенько врезал Ризу. Затем повернулся к Белсеру.
— В следующий раз буду стрелять.
Тогда я не знал, что из конторы на другой стороне улицы судья Том Блейн наблюдал за происходящим. Судья не был мешочником, участник войны с Мексикой, он с горечью наблюдал, как Джефферсон подобострастно преклоняется перед вояками программы Восстановления.
Проучив Риза, я зашел в магазин купить патронов и еще кое-каких припасов. Я расплачивался с продавцом, когда на мою беду в магазин вошла Кейти Торн. Во взгляде девушки промелькнуло удивление. Действительно, на мою физиономию стоило поглядеть: весь в синяках, ссадинах и заживающих порезах.
— Чэнс говорил, что они сделали, — сказала Кейти. — Но я не думала, что они вас избили так жестоко.
— Мне надо поговорить с Чэнсом.
Она схватила меня за рукав.
— Каллен, почему бы вам не уехать? Вы должны понять, что они не оставят вас в покое! Даже если другие успокоятся. Чэнс ни за что не отступится. Он ненавидит вас, Каллен.
— Не могу же я удрать… И здесь моя земля… Я засею ее, заведу хозяйство, сделаю так, как хотел отец. Если я сбегу, получится, что он трудился напрасно.
— Он работал для вас. Важна не земля, важна ваша жизнь.
— Вам так хочется от меня избавиться?
— Нет. Я хочу, чтобы вы остались живы.
И в тот момент, глядя на нее, я произнес то, чего не имел права говорить, даже думать об этом не смел:
— Я не хочу жить там, где вас нет.
Затем резко повернулся и вышел на залитую солнцем улицу, напуганный собственными словами. Сам не зная, зачем сказал это, я тем не менее понимал: это была чистая правда.
В то время мужчину, осмелившегося такое сказать женщине не своего круга, хлестали кнутом или вызывали на поединок. Но что сказано, то сказано. Я понимал: такая женщина, как Кейти Торн, вряд ли заинтересуется Калленом Бейкером. Какое ей до меня дело? Косолапый деревенский увалень, бродяга без гроша за душой… Ничтожество.
Вспомнив свое отражение в витрине магазина — рослый, нестриженый парень в линялой красной шерстяной рубахе — я подумал о том, что никому не нужен, тем более девушке из клана Торнов. Я носил оружие. Местные меня не любили и правильно делали. Конечно, я был не настолько плох, как им представлялось, однако кое в чем — гораздо хуже, чем они обо мне думали. Я не лгал, не злоупотреблял виски, хотя многие утверждали обратное, но я убивал — пусть даже только на поединках.
Разве может парень, скрывающийся в болотах точно затравленный волк, что-нибудь значить для такой девушки? Парень, у которого нет ничего, кроме трех рубашек и пары брюк и который водился с самым отборным сбродом Запада?
Правда моя мать была из хорошей семьи, а вот отец — простой фермер, тяжко трудившийся всю жизнь. Ему не везло: дом его сгорел, саранча два года подряд уничтожала урожай, отец не по своей вине залез в долги.
Боб Ли был знающим человеком. Он взглянул на меня и сказал:
— Я тебя не виню, Каллен.
— А что он сделал? — вмешался Джек Инглиш. — За что ты его не винишь? За то, что он вмазал этому Джоэлу Ризу? Я поступил бы так же, будь я на его месте.
— Знаешь, Каллен, — задумчиво проговорил Боб Ли, — сдается мне, она пойдет за тобой хоть на край света.
— Не унижай ее, Боб.
— Ни в коем случае. Я вообще ни разу в жизни не унизил женщину. Но она тебя любит.
— Такими словами ты ее и унижаешь. Какая здравомыслящая женщина посмотрит в мою сторону? Сколько мне осталось жить, Боб? Сколько осталось жить каждому из нас? У всех у нас куча врагов, у тебя — Пикоки, у меня — Чэнс Торн, да еще северяне со своим Восстановлением, мы им как кость в горле. Вот что я тебе скажу, Боб: даже если я ей нужен, я не допущу, чтобы она рыдала над моим трупом.
Какое-то время мы ехали молча. Потом Боб Ли сказал:
— В любви нет здравомыслия, Каллен. У нее свой собственный смысл. Любят кровью и сердцем, Каллен, а не умом. Смысл любви — он так же глубок, как вода в Блэк-Байу, и так же прекрасен, как цветы гиацинта. Его понимают любящие, и этого достаточно.
— Но не для меня и не для нее, Боб. Да у нее и в мыслях такого нет. Просто нам обоим нравился ее дядя Уилл, потому она и сохранила ко мне некоторую симпатию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16