водонагреватели накопительные электрические 100 литров цена 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Человек погружен в задумчивость, но ему чего-то не хватает. И менять что-либо до прихода инспектора уже поздно.
А все из-за того, что он был слишком занят, размышлял Огюст. Они переехали в новый дом, который Роза обставила с простотой и строгостью в соответствии с его указаниями и советами. Маленький Огюст проводил с ним все дни в главной мастерской и выполнял под наблюдением отца важные поручения: покупал глину, гипс и другие материалы. «Иоанн Креститель» стал собственностью Люксембургского музея, а «Бронзовый век» установили в Люксембургском саду, хотя с Огюстом не посоветовались и поставили статую в глухой части сада – там, где он играл когда-то ребенком. Готовы скульптурные портреты Хэнли и Легро и ряд частных заказов, но, как только он заработал столько, что мог оплатить расходы по «Вратам», от остальных заказов он отказался.
С большой неохотой, по необходимости, Огюсту пришлось взять в помощники учеников: Роберта Браунинга-младшего, сына Роберта и Элизабет Браунинг, избравшего в области искусства скульптуру, а не литературу, поскольку тут его опередили родители; Баден-Поуэлла Баден-Поуэлл, Фрэнк-Смит (род. 1850)-английский живописец и скульптор, ученик Каролюса-Дюрана и Родена.

– живого, не лишенного способностей юношу, сына известного английского ученого; Жюля Дюбуа, которому было уже за тридцать, ставшего первым помощником Родена и добившегося признания-он работал в манере учителя, – и нескольких других учеников, выполнявших всю подсобную работу.
Мастерская на Университетской постепенно заполнилась и натурщиками, которых Огюст подбирал для фигур «Врат». Женщины в большинстве были пышные, а мужчины, напротив, подбирались с мускулистыми, подвижными телами. Огюст не нанимал больше натурщиков-итальянцев, таких, как Лиза, Пеппино или Сантони; он обратился к французам не потому, что считал их более надежными или более красивыми, просто они серьезнее относились к деньгам и больше дорожили хорошо оплачиваемой работой. День начинался с того, что мэтр выстраивал в ряд обнаженных натурщиц и заставлял их прохаживаться перед ним.
Мужчин он тоже выбирал в движении. Все натурщики, и женщины и мужчины, должны были расхаживать по мастерской без всякого стеснения, иначе мэтр не мог их лепить. В мастерской часто бывало нетоплено, негде было присесть отдохнуть, но редко кто отказывался от работы: платили за терпение и послушание на совесть.
С беспокойством думая о приходе инспектора – да и придет ли вообще, – Огюст оглядывал мастерскую и сознавал, что может гордиться: его мастерская теперь одна из самых людных в Париже. Но он не был доволен собой. Бюсты Гюго, обернутые влажными тряпками, стояли на улице Данте все еще незаконченные. Он не знал, сколько потребуется времени, чтобы завершить «Врата». Чем больше он вглядывался, тем больше видел недостатков, требующих доделки.
Он начал было диктовать перечень исправлений маленькому Огюсту, но тот через минуту уже не успевал записывать указания отца. Юноша говорил косноязычно, писал с ошибками и легко отвлекался, особенно когда рядом прохаживалась хорошенькая натурщица. Огюст вздохнул и замолчал. «Придется завести секретаря», – с беспокойством подумал он. Жизнь его все больше усложняется. Найти бы только человека, на которого можно положиться, такого, который взял бы на себя руководство мастерской.
– Можно мне теперь уйти, мэтр Папа? – спросил маленький Огюст.
Огюст подозрительно посмотрел на него.
– Ты ведь знаешь, сегодня ответственный день. Я жду инспектора. Все должно быть в порядке.
– Все и так в порядке. Я поставил «Врата», как ты указал.
– Зачем тебе надо уйти? Спешишь к девушке?
– Нет, мэтр Папа. – К натурщице?
– Нет-нет! Мама хочет, чтоб я помог ей выбрать мебель для гостиной.
Огюст не поверил, но сказал:
– Я же сказал, что у нас довольно мебели. Не собираюсь я жить, как король.
Маленький Огюст пожал плечами, избегая отцовского взгляда; а через мгновение, когда Огюст отвлекся, передвигая «Врата» на другое, более выгодно освещенное место, юноша исчез из мастерской.
В мастерской от него никакой пользы, с грустью подумал Огюст. Парню было скучно в школе, а в мастерской еще скучнее, только и ждет случая удрать. Все это печально и малоутешительно.
Вот если позировала особенно привлекательная натурщица, маленький Огюст охотно оставался в мастерской. Отец запретил сыну завязывать знакомство со своими натурщицами. Мальчику только восемнадцать – совсем еще ребенок!
Думы Огюста прервал его любимый помощник Жюль Дюбуа:
– Мэтр, инспектор пришел.
Инспектор из Школы изящных искусств, мосье Габриэль Пантен, представился и ждал, что скажет скульптор.
Стройный, темноволосый мужчина, инспектор оказался гораздо моложе, чем ожидал Огюст; ничто не ускользало от внимательного взгляда его карих глаз. Скульптор подвел его к «Вратам».
Наступила длительная пауза: инспектор столь пристально рассматривал «Врата», что Огюст забеспокоился.
– Они еще не закончены, не так ли? – спросил инспектор.
– Нет. Это рабочая модель. – При мысли, что он опять во власти Школы изящных искусств, Огюсту стало не по себе.
– Сколько еще потребуется времени, как вы полагаете?
– Год. Два. Может быть, три.
– Вы говорили то же самое три года назад.
Как объяснишь инспектору, что тогда он и сам в это верил, а вот до сих пор блуждает в темноте, мучается в собственном аду.
– Несколько лет ничего не значат. Музей декоративных искусств ведь не закончен.
– Школа изящных искусств считает, что нужно назначить окончательный срок, раз и навсегда.
– Но я не получал больше денег. Вы тоже не выполняете свои обязательства.
– Вот как? – На лице инспектора появились удивление и даже легкое смущение. – За последние годы у нас было столько смен кабинетов, видимо, отсюда и недосмотр.
– Из-за этой работы я влез в долги.
– Печально, но это не должно вас беспокоить.
Огюст чуть не вспылил, хотелось послать инспектора и всех чиновников ко всем чертям, сказать, что он не пропадет и без них. Но мысль об отказе от работы над «Вратами» была невыносима, а тут без официального одобрения не обойдешься. Во что он только впутался! Надо уметь хитрить, а он слишком прямолинеен. Огюст стоял в угрюмом молчании. Габриэль Пантен осмотрел мастерскую, где кипела работа.
– Вы работаете здесь и над другими вещами?
– Да, – отрезал Огюст. – Но «Врата» – главное.
– Если вы получите следующую сумму, скажем, через месяц, сколько понадобится времени, чтобы закончить?
– Три года. Не больше. Если мне заплатят сполна. Я обещаю.
Инспектор смягчился, улыбнулся и сказал:
– Фигуры прекрасны. Они выгодно отличаются от холодных обнаженных классических скульптур. Ваши «Врата» передают подлинную атмосферу ада. В них таится нечто мрачное, они вызывают ужас, ваш замысел грандиозен. Мне не нравится сидящий наверху поэт, но Уголино с ввалившимися глазами несомненно хорош – в нем есть что-то влекущее и одновременно пугающее.
Огюст проговорил, запинаясь от изумления!
– Но мне казалось, Школа, ее взгляды…
– Меня направил к вам Антонен Пруст. – Вот как!
– Идя к вам, я боялся увидеть огромную фреску, населенную беспорочными Венерами и Аполлонами, угодившими в ад по недоразумению. А вместо этого, как правильно сказал Буше, ваши ню действительно голые. Это не какие-то сонные, безгрешные, академически правильные фигуры, а свободные, в непринужденных позах, чувственные тела. Ничего удивительного, что провинциалы шокированы. Ваш «ад»– это вихрь мучительной, корчащейся от боли похоти. Он будет поражать, но и приковывать к себе внимание.
– А как насчет оплаты? – пробормотал Огюст.
– Это настоящее произведение искусства. Я внесу предложение о немедленной выплате вам дополнительной суммы.

2

Инспектор Габриэль Пантен сдержал свое слово. Вскоре Огюст получил очередную сумму – три тысячи франков, а когда вслед за ней последовала третья выплата, в четыре тысячи, он уже твердо знал, что будет и еще, хотя к тому времени получил в общей сложности больше, чем было условлено. И он молил про себя: «Господи, дай мне силы оправдать это доверие». Его озадачило такое великодушие, но Буше разъяснил: по Парижу ходят слухи, будто роялисты-клерикалы сговариваются уничтожить «Врата ада», и слухи о заговоре всколыхнули общественное мнение и увеличили число сторонников «Врат».
– Неизвестно, откуда эти слухи, – сказал Буше, но в глазах его зажглись лукавые огоньки, когда он заговорил о том, что у «Врат» теперь куда больше защитников, которые желают их завершения. – Теперь можете не спешить. Я уверен, что вы получите еще деньги и сможете работать над «Вратами» с присущим вам усердием. Хоть всю жизнь, если хочется. Можете хоть четыре раза все переделывать.
Огюст сердито ответил:
– Господи! Думаете, я развлекаюсь? – Широким взмахом руки он указал на «Врата» и груды фигур, заполонивших мастерскую. – Думаете, мне нравится работать до изнеможения?
– Вы действительно совсем угнетены, – заметил Буше.
– Прибавьте-самим собой, дорогой друг. Худший вид угнетения.
– Вы слишком перегружены. Может, снимете часть груза?
– Что вы хотите сказать?
– У меня есть студентка, которая хочет у вас учиться. Молодая женщина, Камилла Клодель, талантливая, честолюбивая, усердная и…
– Я не хочу учениц. Хватит с меня забот с натурщицами. А теперь еще маленький Огюст и другие из учеников, помоложе, пялят на них глаза.
– Не позволяйте им расхаживать по мастерской в голом виде.
– А как тогда добьешься естественности? – Огюст был огорчен. – Нет, Буше, я знаю, вы желаете мне добра, но женщину в ученицы мне не надо.
– Она очень талантлива.
– Почему же она не хочет учиться у вас?
– Говорит, что хочет работать только с Огюстом Роденом, ни с кем другим.
Огюст проворчал:
– Нет времени. У меня и так много учеников.
– Она может и позировать. Девушка очень привлекательная. По-моему, вас заинтересует ее фигура и голова.
– Посмотрим, – нетерпеливо сказал Огюст, не зная, как отделаться от Буше. – Как, вы говорите, ее зовут?
– Камилла Клодель. Она училась у меня, но, увидев ваши работы, считает мои просто безделушками.
– Мне нужен секретарь. Пусть придет завтра. На пять минут. Она образованна?
– Пожалуй, даже слишком для женщины, да еще молодой.
– Хороший секретарь мне необходим.
– Может быть, в этом она вам тоже поможет, в отплату за учение.
– Я не беру на себя никаких обязательств, – резко сказал Огюст, – у меня и так много учеников. – И вдруг его осенило – понял, что не удовлетворяло его во «Вратах». – Времени у меня в обрез. Пусть зайдет завтра на пять минут. Запомните. Это все. – Он повернулся к фигуре поэта на тимпане. Фигура была слишом хрупкой. А для тимпана «Врат» нужны мощные, трагические фигуры, которые станут ключом для всей композиции. – Где маленький Огюст? – крикнул он. Но никто не знал. Ему бы сейчас Пеппино и Сантони. Хорошие модели – вот что ему нужнее всего. Он так ушел в свои думы, что забыл проститься с Буше.

3

Огюст очень удивился, когда назавтра Буше привел Камиллу Клодель, Он совсем забыл о ней, работая над фигурой поэта. Маленький Огюст позировал, но фигура сына была юношески слабой, недоразвитой. Да еще, как на грех, сын опоздал на сеанс и никак не мог сосредоточиться, заглядываясь на новеньких натурщиц. Огюст не любил, когда его прерывали, беспокойства сегодня и так уже больше чем достаточно, но внешность Камиллы поразила его.
Она красива, подумал он, ощутив внезапное волнение. После Мадлен у него было несколько возлюбленных, и все они были привлекательны, но меркли рядом с этой молодой женщиной. Сколько в ней изящества, элегантности. Какая великолепная осанка и голова. В чертах лица столько гармонии. Глаза светлые, серо-голубые, как на изумительных портретах Боттичелли. Его вдруг охватил страх. Последние месяцы он трудился, как отшельник в пещере, лишь время от времени забываясь с Розой – другие были как лекарство, раз в неделю, чтобы стимулировать кровообращение и восстановить энергию, – а появление этой молодой женщины напоминало ему, что он еще мужчина, полный страстей и желаний.
Когда Буше представил ее, он лишь коротко кивнул и сказал:
– Доброе утро.
– У Родена плохие манеры, Камилла, но он действительно очень занят, – сказал Буше.
Она ответила ясным, решительным голосом:
– Мне нет дела до его поведения. Я хочу у него учиться.
Маленький Огюст смотрел на нее завороженным взглядом; Огюст раздраженно приказал сыну проверить количество мрамора, сложенного во дворе.
– Мадемуазель, откуда вы знаете, что вам нужно учиться? – спросил Огюст.
– Нелепый вопрос, – сказала она. – Разве мосье Буше привел бы меня, если бы считал это пустой тратой времени? Он ведь тоже занятой человек, мосье.
Буше согласно кивнул, и Огюст сказал:
– Возможно, но учеников у меня достаточно. Вы можете работать секретарем?
– Но это же глупо! – воскликнула она.
– Глупо? – Огюст смутился.
– В своей мастерской вы лепите прекрасных, свободных женщин, а когда женщина хочет быть самостоятельной в жизни, вы против, мосье Роден. Я скульптор, а не секретарь. Разве мосье Буше не говорил вам?
– Мне нужен секретарь.
Они молча созерцали друг друга. Она слишком красива, чтобы быть скульптором, решил он, и слишком благородна для натурщицы или даже секретаря.
Перед ней стоял коренастый, энергичный мужчина средних лет в длинной белой рабочей блузе скульптора, напоминавший ей средневекового резчика по камню, изображение которого она видела на одном из больших соборов. Широкие мускулистые плечи, сильные рабочие руки, большие, мощные кисти и гибкие, искусные пальцы с квадратными ногтями. Он смотрел на нее строгим взглядом, а руки его, хотя она и оторвала его от работы, все поглаживали глину. Они ласкали незаконченную фигуру, словно тело любимой. Камилла вспомнила руки микеланджеловского «Моисея» и «Давида» – властные, наделенные титанической силой. А когда руки Огюста непроизвольно сжались в кулаки, словно он готовился к бою, она представила себе его работающим оголенным по пояс – Вулкан, раздувающий кузнечный горн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87


А-П

П-Я