Они оба приехали на уик-энд в замок навестить своих жен; Зигмунд прикатил из Берлина вечером в пятницу, а Курт в субботу после полудня.
Несмотря на то что на них было много одежды – суконные зеленые шинели, заправленные в лыжные ботинки теплые брюки, шерстяные толстые шарфы, перчатки и тирольские шляпы, – они шагали весьма резво, подгоняемые жестким ледяным ветром.
Некоторое время они шли молча, погруженные в свои мысли, однако их нисколько не тяготило это вполне дружеское молчание, нередко возникающее в общении старых друзей.
Первым его нарушил Курт:
– У меня есть для тебя новость, Зиги.
Зигмунд мгновенно навострил уши.
– Правда? Ну, выкладывай скорее!
– Выездные визы для вас будут у меня завтра или во вторник. Однако вышла небольшая загвоздка. Я могу достать только три.
У Зигмунда оборвалось сердце. Он резко остановился и уставился на Курта, не в силах скрыть охватившее его отчаяние.
– Что случилось? В чем была ошибка?
– Да ничего не случилось. Все очень просто: мой человек считает, что ему следует действовать с максимальной осторожностью. Во всяком случае, пока. Чтобы не навлечь подозрения. – Курт взял Зигмунда под руку. – Ладно, пошли дальше. Мы же не хотим окоченеть тут до смерти. – Они двинулись вперед, и барон продолжал: – Получить сразу восемь виз – это слишком рискованно. К тому же мой агент неделю или две тому назад сумел помочь уехать большой семье после многочисленных оттяжек. Девять человек. И потом, кроме того, что он сам соблюдает осторожность, его человек в министерстве иностранных дел именно сейчас чем-то напуган. Мой приятель тем не менее обещает через пару недель сделать для тебя еще три выездных, а остальные две – к концу месяца. Не позже. Ты, ради Бога, не беспокойся, все будет в порядке. Теперь нам необходимо знать, кто воспользуется первыми тремя. Я полагаю, ты захочешь прежде всего отправить Урсулу с Максимом. Ты поедешь вместе с ними?
– Урсула и Максим должны ехать сразу же. А я не могу, – сказал Зигмунд, ни секунды не колеблясь. – Я уеду последним, когда будут переправлены все.
– Собственно, другого ответа я от тебя и не ждал, – вполголоса проговорил Курт. – Так кто же будет третьим с Урсулой и Максимом? Твоя мамаша?
Зигмунд покачал головой:
– Мама без моей сестры ехать не захочет. Она никогда не уехала бы, оставив своих дочерей, смею тебя заверить. Она станет говорить мне, что она, мол, старая женщина, свою жизнь уже прожила, и наверняка откажется. Потому я считаю наиболее правильным, если в путешествие с Урсулой и Максимом отправится Теодора. Через две недели, когда у нас будет второй комплект виз, уехать смогут Зигрид, ее муж и Хеди. Я заберу маму с собой в конце месяца.
– Я так и думал, что ты и не помыслишь об отъезде из Германии до тех пор, пока вся семья не обоснуется в другой стране, – сказал Курт. – Три оформленных паспорта мне должны вернуть ко вторнику или к среде – самое позднее. Я принесу их к тебе домой.
– Спасибо, Курт. Большое спасибо! Урсула готова и может выехать сразу. А твой контактный… – Зигмунд запнулся, но, поколебавшись, договорил: – Твой человек вполне уверен, что сможет раздобыть остальные визы, а?
– Да. – На сей раз остановился Курт. Он резко повернулся к Зигмунду и в упор посмотрел на него. – Он абсолютно уверен. Я тебе обещаю это, Зиги.
Зигмунд встретил его взгляд.
В какой-то совсем краткий миг Курту показалось, что он заметил тень сомнения или тревоги или же смесь того и другого в глазах Зигмунда.
– Ты должен мне верить, – сказал он. – Мой источник абсолютно надежный. Он не стал бы обещать визы, если б у него на этот счет были хоть какие-то сомнения.
Опять помолчали, и чуть погодя Зигмунд кивнул.
– Что ж, Курт, коль скоро ты так неколебимо веришь в него, то меня вполне устраивает.
Несмотря на то что вокруг был дремучий лес, Курт понизил голос до предела, скорее по привычке, чем из осторожности.
– Так вот, – сказал он, – чтобы ты почувствовал себя совсем уверенно, я скажу тебе, кто оказывает мне помощь. И тебе тоже. Это – адмирал Канарис.
У Зигмунда отвисла челюсть. Он остолбенело уставился на Курта.
– Вильгельм Канарис?! Он же глава абвера.
– Да. И как глава военной разведки он для меня бесценен. Притом во многих смыслах, о которых, увы, я не смогу тебе рассказать.
– Канарис, – удивленно повторил Зигмунд. Курт видел, в какое замешательство привели Зигмунда его слова. Тот совершенно опешил.
– По происхождению, воспитанию, традициям, инстинкту и убеждениям адмирал Канарис – другого поля ягода и ненавидит Гитлера вместе со всеми его делами. И Канарис не одинок: многие из тех, кто служит под его началом, к фюреру относятся так же. И кстати, нет ни одного министерства в правительстве, чтобы в нем не было двух или трех человек, иногда и более, кто не испытывал бы таких же чувств.
– Вроде адмирала-агента в министерстве иностранных дел?
– Именно так.
– Должен признаться, ты меня здорово огорошил, назвав адмирала, – сказал Зиги. – И кто мог бы подумать, что он антинаци!
– Его ненависть к наци широко известна – в избранном кругу лиц, разумеется. Это можно назвать… секретом полишинеля. Имеется немало генералов, полностью разделяющих его взгляды. Но действовать в открытую против Гитлера бессмысленно, не говоря уже о том, что это было бы просто идиотизмом. Любой из них был бы тут же вздернут, посмей он рискнуть.
– Стало быть, Канарис и другие воюют с Гитлером изнутри? – сделал вывод Зигмунд.
– Ты прав. Канарис считает, что Гитлер в конце концов доведет Германию до тотального коллапса. Я того же мнения, – сказал Курт с тяжким вздохом. – Как он, так и я, мы считаем, что Гитлер наверняка пойдет в этом году войной на Англию… Многие думают точно так же, как ни странно. Он вознамерился прихлопнуть Запад.
– Ты пессимист, Курт.
– Я настроен очень пессимистично, – кивнул барон. – Будущее выглядит беспросветно, очень худо: война неотвратима. И Германия должна проиграть эту войну, если ей суждено сохранить народ и восстановить человечность.
– Да, – согласился Зиги, насколько мог, спокойно.
Они вместе продолжали свой путь, каждый углубившись в раздумья о грядущем апокалипсисе, и спустя несколько секунд Зиги задумчиво пробурчал:
– Если Гитлер доконает Чемберлена и Британия решится-таки на войну, Франция вступит в нее на стороне Англии как ее всегдашняя союзница и участница Мюнхенского пакта.
– Вне всякого сомнения, – закивал головой Курт и почти неслышно, мягко выбранился перед тем, как воскликнуть: – Этот болван Чемберлен! Он вечно клюет на болтовню Гитлера о миролюбии – пустословие, которому грош цена. В Англии есть только один политик, который до конца понимает воинственные намерения Гитлера, его конечные цели и всеобщую ситуацию, и это – Уинстон Черчилль.
– Но, Курт, это же глас вопиющий. Никто к Черчиллю всерьез не прислушивается, – заметил Зигмунд.
– К сожалению. Очень и очень жаль, что не Черчилль премьер-министр. – Курт еще раз горестно вздохнул и торопливо продолжал: – Но вернемся к теме отъезда Урсулы. Я полагаю, не плохо бы ее отправить в конце следующей недели. Я хочу, Зиги, чтобы ты купил билеты на поезд до Парижа. И обратные тоже.
– Да, я это сделаю. А как же быть с въездными визами в Англию?
– Мы решили, что будет правдоподобнее, если Урсула повезет Максима во Францию якобы на отдых, для чего и нужны обратные билеты. Поэтому она, уезжая из Германии, не сможет иметь в паспорте въездную визу в Англию. В той же мере это относится к Максиму и Теодоре. Урсула сможет получить все нужные им документы в британском посольстве в Париже. Я все организовал, и ей выдадут въездные визы незамедлительно без всяких затруднений. Поддержка обеспечена.
Зигмунд кивнул.
– Курт, я бесконечно верю тебе во всем и еще раз благодарю за все, что ты для меня делаешь, и за твое доверие. Ведь ты рассказал мне о Канарисе. И я, конечно, понимаю необходимость сугубой секретности в том, что касается адмирала и его деятельности.
– Я знаю, что ты сохранишь все в тайне, и потом, мы столько лет дружим, что говорить о нашем взаимном доверии просто неуместно. Теперь нам, пожалуй, пора возвращаться в замок и присоединиться к Рейнхарду. По-моему, он поджидает Адама фон Тротта на ленч. Он остановился неподалеку у друзей. Ты ведь знаком с Адамом фон Тротт цу Зольцем, не так ли?
– Знаком, но не коротко. Я встречал его несколько раз с Рейнхардом. Они вместе учились в Оксфорде, да?
– Да. Адам ученик школы Роде.
– Он полунемец-полуамериканец, верно?
– Правильно. Между прочим, у него есть довольно знаменитый американский предок – Джон Джей, который стал первым председателем Верховного суда Соединенных Штатов. Он – его прапрадед. Джей также был государственным деятелем и дипломатом высокого ранга.
– Я этого не знал. Интересно будет еще раз повидаться с Адамом, – сказал Зигмунд. – Если я правильно помню, он из германского министерства иностранных дел.
14
Древний, причудливого вида замок стоял на невысоком холме. Его башни и башенки четко вырисовывались на фоне неба и поблескивали под яркими лучами солнца. Заиндевелая темная зелень соснового бора охватывала белокаменный дворец сзади, словно гигантское жабо. Ярко разодетые детишки играли на снегу под хрустально-прозрачным небом, напоминавшем синее отполированное стекло.
Такая сцена предстала взорам Зигмунда и Курта, когда они вынырнули из-под полога леса, где прогуливались и беседовали на протяжении последнего получаса. И сцена эта была столь умилительна в своей первозданной простоте и невинности, что оба невольно остановились и залюбовались ею, перенесясь в собственное детство. Они переглянулись, поняв, что в этот миг на них нахлынули одни и те же воспоминания.
Зиги негромко, как бы самому себе, сказал:
– Курт, с этими детьми ничего не должно случиться. Они не должны попасть ни в какую беду.
– Не попадут… если это хоть сколько-нибудь зависит от меня… – клятвенно заверил Курт.
Его собственные дети – тринадцатилетний Кристиан и девятилетняя Диана – в этот момент помогали Максиму лепить огромного снеговика, рядом с которым меньшой мальчуган выглядел еще меньше, что, впрочем, последнего, похоже, ни мало не беспокоило. Восьмилетняя Гретхен фон Тигаль толкала груженную снегом тачку к своей няне Ирмгард, собиравшей вместе с Тедди ледяной дом для Гретхен. Обе юные женщины старательно трудились, целиком поглощенные своим делом.
– Эгей! Ку-ку! – прокричал Курт. Он и Зигмунд помахали детворе, повернувшей к ним головы.
– Ку-ку-у! – дружно отозвались дети и няни, замахав руками и хохоча, но через секунду возвратились к прерванным занятиям.
– Они хотят все завершить до завтрака, – рассмеялся Зигмунд. – С тем чтобы мы могли прийти и восхититься их творчеством.
Курт тоже усмехнулся, они свернули влево на дорожку, что вела на холм к боковому крыльцу дворца; дорожка была недавно расчищена кем-то из садовников, так что теперь по ней можно было идти быстрым шагом.
Войдя в прихожую, стены которой были отделаны деревянными панелями, а пол черно-белой плиткой, они скинули верхнюю одежду, переобулись в туфли и по узкой витой каменной лестнице направились на второй этаж к кабинету Рейнхарда.
Дверь была чуть приоткрыта. Зигмунд распахнул ее и вошел, за ним последовал и Курт.
Адам фон Тротт цу Зольц уже прибыл. Гость и Рейнхард стояли у пылающего камина и пили шампанское. Состоялся обмен приветствиями, после которого Рейнхард предложил вернувшимся с прогулки друзьям:
– По бокальчику? Или предпочитаете подкрепить себя чем-нибудь поосновательней?
– Мне, пожалуй, шампанского, – сказал Зигмунд.
– А как ты, Курт?
– Спасибо, – кивнул барон, – мне тоже. – Он достал из кармана твидового пиджака золотой портсигар, раскрыл и предложил сигареты Зиги и Адаму. Зиги взял, Адам отказался.
Закурив, Зиги посмотрел на Адама фон Тротта. Он успел забыть, насколько хорош собой был Адам. Высокий, довольно худощавый, он был весьма привлекателен и от природы наделен большим шармом.
В противоположность ему внешность Рейнхарда была попроще: среднего роста темный шатен с карими глазами и несколько грубоватым обветренным лицом, какое бывает у людей, проводящих много времени на воздухе. По натуре он был жизнелюб и хохотун, хотя в нынешнем году смеялся все реже.
С серьезнейшим выражением лица он поднес Зиги и Курту хрустальные бокалы с шампанским, затем взял с полки огромного камина свой бокал и поднял его.
– Ваше здоровье!
– Ваше здоровье! – отозвались гости. Отпив несколько глотков, Рейнхард заговорил.
– По-моему, Гитлер теряет контроль над самим собой. Как мне стало известно, в последнее время имели место совершенно дикие выходки в недрах Рейхсканцелярии, в ее святая святых. Ну и наконец Хрустальная ночь. Всю вину за это бессмысленное злодеяние я возлагаю целиком на него. Никто не убедит меня в том, что оно совершено без его санкции, что он не науськал банды хулиганов. Его мания величия становится просто необузданной. И неизвестно, что он выкинет в следующий раз, какое совершит злодейство, если его не остановят.
Курт нахмурился:
– К чему ты клонишь, Рейнхард?
– Тираноубийство. Он не уйдет подобру-поздорову, а значит, он должен быть убит.
– Послушай, попридержал бы ты язык! – зашипел на него Курт, подскочил к полуприкрытой двери и выглянул в коридор. К счастью, там никого не было; он плотно закрыл дверь и вернулся к камину. – Вот так где-нибудь ляпнешь без разбору, а за такие слова может пострадать много людей. – Он с укоризной посмотрел на Рейнхарда. – Я понимаю, ты хочешь сказать, что доверяешь своим слугам и всем, с кем живешь под одной крышей, однако мы не должны бросаться такими словами нигде.
– Я не собираюсь убивать Гитлера. Я лишь теоретизирую по поводу, – заметил Рейнхард. – Но ты, конечно же, абсолютно прав, Курт.
Возникла небольшая пауза, после чего он добавил гораздо тише:
– Разве вы со мной не согласны, что тираноубийство – единственный выход?
Все промолчали.
– Недостаточно убить Гитлера, – заговорил Зиги после небольшой паузы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72