Она остановилась рядом с Одрой и с силой вдохнула в легкие воздух.
– Мамочка, я должна тебе что-то сказать, я так давно хотела это сделать… – Она посмотрела на мать, такую маленькую и хрупкую, и ее охватил страх перед силой характера и непреклонностью. Она не смогла продолжать. Самообладание опять покинуло ее.
Взгляд ярких синих глаз пронзил ее.
– Я жду, Кристина.
Захлебываясь словами, Кристина выпалила:
– Я больше не занимаюсь живописью. Я стала модельером одежды. Я решила, что вести жизнь начинающего художника не стоит. Я хотела зарабатывать деньги. Мои модели очень хорошие, они по-настоящему красивые; я знаю, что они тебе понравятся!
– Ты бросила искусство, чтобы стать портнихой! – Одра задыхалась, потрясенная до глубины души. Она в изумлении смотрела на дочь. Краски исчезли с ее лица, в глазах застыло недоумение. – Ты бросила искусство! – повторила она. – Ты пожертвовала огромным талантом, чтобы делать красивые вещи для… коммерции. Не могу в это поверить! Просто не могу в это поверить! – Одра качала головой из стороны в сторону, не в силах смириться со столь ужасным фактом. – И это после всего, что я сделала для тебя! – воскликнула она. – После всего, что я сделала, чтобы дать тебе возможность посвятить себя искусству! О Господи, когда я думаю о годах изнурительной работы, об экономии каждого гроша и отказа себе во всем ради тебя, об отдаче себя без остатка тебе одной, в ущерб твоему отцу… – Одра не в силах была продолжать. Она повернулась к Винсенту. Ее лицо исказилось от мучительной боли и грусти, а глаза, потемневшие от обиды, наполнились слезами. – О, Винсент… – Она протянула руку к мужу, почти не видя ничего от туманящих глаза слез, которых не могла сдержать.
Винсент мгновенно оказался рядом. Обняв и как бы желая защитить, он прижал Одру к себе, одной рукой успокаивающе похлопывая по плечу. Затем тихонько вздохнул и перевел взгляд на дочь, словно бы видел ее впервые.
Кристина вздрогнула под этим пристальным, холодным, изучающим взглядом. Ее губы начали дрожать.
Красивое лицо Винсента выражало презрение, зеленые глаза отливали стальным блеском, в них читалась непримиримость.
– Ты только что разбила сердце своей матери, – сказал он, и голос его задрожал.
Не говоря больше ни слова, он повернулся к Кристине спиной и повел рыдающую Одру из комнаты.
Кристина безмолвно смотрела вслед родителям. Через мгновение она бросилась за ними и догнала в холле.
– Папочка… подожди, – закричала она, протягивая руку и хватая отца за рукав.
Винсент резко стряхнул ее руку и посмотрел через плечо.
– Не называй меня папочкой, – выпалил он. – Сегодня я уже достаточно пробыл в твоем обществе, Кристина. Никогда не думал, что доживу до того, что ты жестоко обидишь свою мать.
Кристина съежилась при этих словах и осталась стоять, словно прикованная к полу, пока мать с отцом пересекали площадку и спускались по лестнице.
Джейн позади нее прошептала:
– О Боже, Кристи, как ужасно! С тобой все в порядке?
Кристина не ответила, и Джейн, обхватив свою дорогую подругу одной рукой, втащила ее внутрь квартиры, а другой рукой закрыла дверь. Она провела Кристину через холл в гостиную и усадила на диван.
Кристина начала дрожать, ее беспомощный взгляд остановился на Джейн.
– Я должна догнать их, – начала она и разрыдалась.
– Перестань, перестань, дорогая, – бормотала Джейн, пытаясь успокоить Кристину. Она опустилась на диван и взяла подругу за руку. – Не нужно идти за ними, ничего хорошего из этого не выйдет, во всяком случае сегодня. – Джейн порывисто обняла девушку и поспешно вышла.
Она вернулась через минуту с большим носовым платком.
– Вот, вытри-ка глаза, а я пока приготовлю нам что-нибудь выпить. Думаю, что нам обеим не помешает немного бренди.
Вытерев слезы и высморкавшись, Кристина приняла от Джейн рюмочку и сделала большой глоток. Затем сказала:
– Может быть, мне стоит позвонить им немного погодя. Они, должно быть, остановились в студии Тео. Они останавливаются там всякий раз, когда…
– Нет-нет, они в гостинице, – прервала ее Джейн и охнула. – Вот несчастье, какая же я идиотка! Мне нужно было спросить у твоего отца название гостиницы, когда он упомянул о ней.
– О, Джейн… – Кристина откинулась на спинку дивана, ее страдание стало непереносимым. – Я просто была уверена, что они в доме на Честер-стрит. Теперь я не смогу их найти.
– Может быть, они позвонят завтра. – Лицо Джейн просветлело при этой мысли. – Ну конечно, я уверена, что они позвонят.
– А я так сомневаюсь. Мама убита горем, отец взбешен. – Кристина потерла уставшие глаза и попросила: – Расскажи, что произошло?
– Они приехали примерно в четверть одиннадцатого. Я весь вечер собиралась лечь пораньше, но телефон звонил беспрерывно. И все такие дурацкие звонки… Сначала Грегори Джойнсон жаловался, что костюм для мамы не гармонирует с подушкой на сцене – зануда. Потом позвонила она, беспокоилась об этих чертовых стоячих воротничках. Не успела я повесить трубку, как объявился Гарри Мэндервилл, чтобы пригласить нас на какой-то идиотский бал для художников в следующем месяце. В полном отчаянии я наконец сняла трубку с рычага. И тут же уснула. Проснулась я оттого, что, надрываясь, звонил телефон внутренней связи. Это был твой отец, сообщивший, что они внизу. Естественно, я попросила их подняться – а что еще я могла сделать? Кроме того, я со сна ничего не соображала, тем более о картинах.
– Джейн, я ни в чем тебя не виню! – воскликнула Кристина. – Конечно, ты должна была пригласить их. Они хоть сказали, почему очутились здесь? Обычно ни с того ни с сего они не приезжают в город, это не в их правилах.
– По-видимому, твой отец решил привезти твою мать в Лондон, чтобы доставить ей удовольствие, и они собирались сделать тебе сюрприз. Поэтому и не предупредили о приезде.
– Если бы они это сделали, мы бы сняли картины и отправили их на фабрику, и они никогда бы ничего не узнали.
– Сущая правда, – согласилась Джейн и искоса посмотрела на Кристину. – Должна сознаться, что я чувствую себя виноватой. Если бы я не сняла трубку с рычага, они бы до меня дозвонились. Понимаешь, они пытались это сделать. Но так как телефон был постоянно занят, они отправились сначала поужинать, а потом опять принялись звонить. Когда же телефонистка сообщила им, что линия неисправна, они обеспокоились и пришли прямо сюда. Черт возьми, если бы я поговорила с ними, то смогла бы убедить их, что все в порядке, и они появились бы здесь только завтра. У нас было бы время спрятать картины.
– О, Джейн, пожалуйста, не вини себя. Пожалуйста. Если бы я не пригласила работницу на ужин, то сама была бы дома. В жизни всегда так – если бы да кабы. Ты знаешь это не хуже меня. – Кристина обвела взглядом гостиную уже спокойно добавила: – Полагаю, мама сразу заметила картины.
– Еще спрашиваешь! Конечно, сразу. Да кто бы их не заметил? Они чуть ли не в натуральную величину. Я тут же поняла, что мы с тобой пара придурков, и бросилась на кухню ставить чайник. Мне до того было тошно, что единственное, на что меня хватило, – это предложить им чай. Час, который мы провели вместе в ожидании твоего возвращения, мало назвать напряженным.
– Мама расспрашивала тебя, что я делаю?
– Нет, и отец тоже.
Кристина взглянула на часы:
– Я все убеждаю себя, что они позвонят, но напрасно. Не станут они звонить.
– Завтра позвонят, вот увидишь.
Кристина кивнула, зная, что Джейн пытается утешить ее. Знала она также, что подруга ошибается.
Кристина не могла заснуть. И даже не пыталась. Просто лежала в постели, думая о матери, и ожидала наступления утра.
В семь часов она включила стоящую на тумбочке лампу, придвинула телефонную книгу и нашла номер Майка Лесли. В эти предрассветные часы ее осенило, что если кто и знает, где остановились родители, то это дядя Майк. Дождавшись, когда будет прилично позвонить ему, она набрала его номер в Лидсе.
– Доктор Лесли слушает, – ответил Майк сразу же, и по его голосу чувствовалось, что он уже давно проснулся.
– Привет, дядя Майк, это Кристи.
– Доброе утро, дорогая, я узнал тебя.
– Извини, что беспокою в такой ранний час, но я подумала, что ты можешь знать, в какой гостинице остановились мама с папой. Прошлым вечером у нас произошло недоразумение и…
– Отец только что рассказал мне все.
– Вот как. Значит, тем более ты знаешь, где они.
– В «Брауна», Кристи. Но отец звонил около получаса назад. Они в этот момент уже расплачивались и возвращались в Йоркшир. Ты не застанешь их.
– О, черт возьми, – расстроилась Кристина. – А я-то надеялась увидеться с ними утром, чтобы объяснить… – Чувство горького разочарования душило ее, и она не закончила фразу.
– Возможно, это и к лучшему, что они уехали, милая Кристи. Думаю, будет намного лучше, если ты поговоришь с мамой позднее. Через несколько недель, когда она успокоится.
– Не думаю, дядя Майк. Мне нужно сделать это в ближайшие два дня. Вчера вечером она была так огорчена и обижена. Разве папа тебе всего не объяснил?
– Объяснил.
– Так что ты знаешь, что я бросила живопись и стала дизайнером?
– Да.
– И ты тоже этого не одобряешь?
– Это твоя жизнь, Кристина, и ты должна прожить ее так, как считаешь нужным. Я уверен, что у тебя веские причины поступить так.
– О, дядя Майк, это правда, правда. Но нужно, чтобы мама поняла. Понимаешь, я не могла позволить ей продолжать содержать меня, просто не могла. Отныне я буду сама о себе заботиться. Мне невыносима мысль о том, что она из-за меня продолжает надрываться в больнице. У меня талант к моделированию одежды, и я не могла упустить шанс добиться в этом деле успеха. Не только для себя, но и для мамы. Я очень хочу вернуть ей свой огромный долг.
– Ну что ты, Кристи… – На другом конце линии воцарилось молчание, Майк тяжело вздохнул. Затем сказал мягко: – Когда твоя мать делала все это, она не думала о награде. Ее награда заключается в том, что она может гордиться тобой.
– Может быть, этого достаточно для мамы, но недостаточно для меня, по большому счету. А еще я хочу, чтобы она имела все самое лучшее, что только можно купить за деньги – и у меня не будет покоя, пока она этого не получит!
– Боюсь, что ты действительно не найдешь себе покоя, – произнес Майк, начиная осознавать происходящее. – В тебе слишком много от Одры. Но я не уверен, поймет ли она когда-нибудь, что ты повторяешь ее.
– Что ты имеешь в виду? – Кристина крепче сжала трубку. – Мне не совсем ясно, дядя Майк…
Майк Лесли не ответил на вопрос прямо, а начал издалека:
– Много лет назад твой отец пришел ко мне, чтобы поговорить о твоей матери; понимаешь, он беспокоился о ее здоровье, тревожился, что она так много работает, на пределе сил. Это было весной тридцать девятого года. Я очень хорошо запомнил время, потому что в том сентябре началась война. Во всяком случае, твой отец сказал тогда, что то, что делает твоя мать, пытаясь обеспечить тебе блестящее будущее, ненормально. Лоретт возразила против такого определения, потому что была уверена, что мы являемся свидетелями проявления силы духа. Да, силы духа, такой высокой и бескорыстной, перед которой нельзя не преклоняться.
На глаза Кристины навернулись слезы. Моргнув, она смахнула их пальцами.
– Но это ведь так и было?
– Да, дорогая. А теперь ты проявляешь силу духа, и мать не сможет остановить ее.
– Но почему ты говоришь, что мама не поймет, дядя Майк?
– Потому что она никогда не сможет смириться с тем, что ты бросила искусство, чтобы выплатить ей долг. Для нее это полный абсурд. И если ты станешь уверять ее, что именно по этой причине занялась бизнесом, ее ответ будет очевидным, Кристи. Она будет настаивать на том, чтобы ты вернулась к живописи, потому что не хочет того лучшего, что можно купить за деньги.
Кристина молчала.
– Да, – произнесла она после короткой паузы, – возможно, ты прав. Но я обязана делать то, что считаю своим долгом.
Теперь промолчал Майк.
В ожидании его слов Кристина услышала, как он глубоко вздохнул.
– Что ж, значит, быть по сему, – ответил он наконец. – И да благословит тебя Бог, Кристи.
39
– Я хочу добиться большого успеха, – заявила Кристина. – И хочу сделать это без промедления. Сейчас же!
Джейн удивленно уставилась на нее, вытащила изо рта пару булавок и помахала ими в воздухе.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты не выступала с важными декларациями, когда у меня булавки в зубах. Я их чуть не проглотила.
– Ой, извини.
– О'кей. – Джейн широко улыбнулась. – Значит, ты хочешь добиться большого успеха. Я вся превратилась в слух. Расскажи об этом поподробнее, Краудер.
– Через минуту, – ответила Кристина, направляясь в угол, где Джейн работала над костюмом Далси.
Была невыносимая послеполуденная июльская жара, и, пытаясь хоть как-то ей противостоять, Джейн связала узлом под грудью розовую хлопчатобумажную рубашку, обнажив талию, и сменила юбку на белые шорты, сняла туфли и чулки и подколола на макушке длинные пшеничного цвета волосы.
Кристина не могла не отметить, какая хорошенькая ее подруга, несмотря на небрежную прическу, размазавшийся макияж и съеденную помаду. Восхищение и глубокая нежность к Джейн Седжвик захлестнули ее душу. Как же ей повезло с Джейн.
– Как насчет лимонада? – спросила Кристина, поставив на стол поднос и открывая бутылку. – Ты, должно быть, совсем зажарилась? Здесь настоящее пекло.
– Точно, думаю, мы должны купить еще один вентилятор. А за лимонад спасибо. – Джейн отошла на несколько шагов от манекена, окинула взглядом костюм, присела на стоящую рядом табуретку и приняла от Кристины стакан. – Ну продолжай, расскажи о своих планах. Зная тебя, готова держать пари, что ты уже все просчитала.
– Вроде того. – Кристина примостилась на краешке стола. – Мы занимаемся бизнесом десять месяцев и уже многого добились. Но мы могли бы продавать в два раза больше одежды, если бы наладили производство. Нам нужно расширить фирму, сделать ее крупной.
– Но как?
– Нанять больше закройщиц и швей, а также конторского персонала, и снять демонстрационный зал в Уэст-Энде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54