- на себе лишний груз никому не хочется. Взяли жратвы всего на два дня, да и то кашу на "точке" тут же выбросили. Ну ничего - сидим, ждем.
Подходит старший лейтенант Пухов, глаза горят, автомат с плеча на плечо перебрасывает, как конь - секунды на месте устоять не может. По всему виду ясно - чешутся у Пухова руки; хорошо его в прошлый раз духи зацепили... Еще бы! Он слово себе дал не потерять в боях ни одного человека. А при Бахаракском погроме, фактически в операции не участвуя, четвертая МСР потеряла ранеными три человека, причем одного, ефрейтора Баранцова, впоследствии комиссовали с первой группой. Кстати, слово свое Пухов потом сдержал - за время его командования в роте никто не погиб. А до него четвертая мотострелковая уже успела поиметь свой "скорбный список" из четырнадцати имен. Заимеет и после, когда Пухов уйдет по замене. К весне 1985 года к "списку" добавят еще пятерых. Но пока Виктор Григорьевич Пухов был в роте и сводил с бабаями свои личные счеты...
Построил нас, помолчал и тихо начал:
- Так, мужики... Выходим через двадцать минут. Покурить, на горшок и прочее... Пусть кто-то мне на переходе заикнется - суровой нитью затяну! Потом он поставил задачу первым взводам и вдруг обратился к нашему взводному Быстрову: - А ты, Серега, со своими архаровцами идешь вот на эту точку! Пухов показал место на карте. - Будешь прикрывать правый фланг всей роты и лично мою задницу, понял? Идти вам чуть дальше, чем остальным, но тут недалеко - восемь с половиной по карте. Возьмешь одного человека с первого взвода в помощь на АГС. И еще с тобой пойдет Саша Рабинович - чтоб не скучно было. Да! Минбат сядет как раз между тобой и мной, но идти будет с вами. Все ясно? - И уже обращаясь к нам: - Ну все, мужики, вперед! и в штаны не делать - прорвемся! И не забудьте: за каждого пленного - десять суток гауптвахты... И по харе - от меня лично!
Через двадцать минут, растянувшись длинной цепью, четвертая рота и минометная батарея вползали в зеленую зону.
Первый подъем начался буквально через тридцать минут после выхода, где-то в шестнадцать ноль-ноль. За час одолели хребет и начали спуск. Через махонькую долинку перед нами возвысилась новая громадина. Глянули приуныли. Но Серега приободрил:
- Ну, что сопли распустили?! Сейчас перевалим, там вообще не долина ущельеце, а следующий перевал - наш. Поднялись, пробежались по гребню и дома! Ну! Давай, пехота, шевели штанами!
Пока вскарабкались, отдышались, спустились и снова начали подъем, последний, - было около двенадцати ночи. Под ноги все чаще стали попадаться банки с кашей и тушенкой - выбрасывали и раскаивались те, кто пожадничал на "точке". К двум часам ночи умолкли подбадривающие шутки офицеров. Дольше всех держались замполит роты Рабинович и командир минометчиков капитан Белов. Но к трем часам и у них осталась всего одна "шутка": Леха Белов стонал: "Шу-рик. Ты еще дышишь?" На что наш замполит отвечал: "Ле-ша! Иди в жопу!" И так - всю дорогу...
Я немало "полазил" по Бадахшану, однажды меня всей ротой три дня тащили на себе, но этот маршрут был самый кошмарный за всю мою службу. Вообще в афганских горах солдат идет "на автопилоте" только в том случае, если знает свою цель. Увидит назначенную высоту, значит, доползет, даже если она за семьдесят километров. Но если солдату сказать: "Вот та высота - наша, и на ней привал!" - а потом передумать и назначить привал на следующей, а на следующей - еще на следующей, он вырубится уже на двадцатом километре. На этот раз случилось именно подобное, но офицеры были здесь совершенно ни при чем.
Главный хребет поднимался террасами, а между ними были небольшие, всего квадратов в сто, каменистые площадки. Пока карабкаемся по скалам, видим небо у края уступа. Ну, кажется, все - дошли. Но только выползем наверх, как перед нами открывается крошечная эта площадка - взводу разложиться негде, а над ней новая каменная стена до самых звезд. И до того дошло, что офицеры вместе с солдатами тащили тяжелое вооружение. Даже Пухов, со своим неунывающим радикулитом, и тот половину последнего подъема попеременно волок на себе ПК двоих очумевших пулеметчиков. Вот тебе и восемь с небольшим - по карте...
К пяти утра поднялись на свою "три сто десять". Попадали... Какой там окапываться, позиции готовить - приходите, берите голыми руками, хоть любите, через "Е", - не встанем. Часа через полтора отошли, тут новая команда : "Вперед!" Потопали...
Долго спускались по змеевидному серпантину, потом первый кишлак, за ним второй и пошло-поехало: один за другим. Называлось это чудо - шмон зеленки.
Под вечер упал любимый стукачок и жополиз третьего взвода Лешенька Тортилла. Распластался по дороге, отшвырнул от себя тело АГСа и ревет, как белуга: "Пристрели-и-ите! Дальше не пойду-у-у!" Попытались вразумить - не получилось. Пару раз врезали - безрезультатно. А батальон уходит! Все! В общем, надо взваливать эту морду на себя и тащить вместе с гранатометом. Тут появляется Пухов: "В чем дело? " Объясняем - так, мол, и так. Пухов подходит к "подыхающему", на ходу скидывает с плеча АКС, передергивает затвор и спокойно так, буднично, просит:
- Леша, рот открой...
В его интонации, в его внешнем облике было что-то такое, отчего Тортилла сразу затих, молча встал, поднял ранец с гранатометом и понуро побрел дальше. Мы наблюдали за ним молча, и лишь один Быстров не выдержал:
- Гриценок! Что-то он быстро тебя вылечил, а?
Тортилла не ответил...
Вечером полк полностью вошел в долину. Ночевку мы разбили на каком-то холме. Вокруг по склону и на соседних высотках расположились другие подразделения. Наутро повальный шмон продолжился по полной программе. Перед выходом Серега построил нас и поставил боевую задачу:
- Значит так, взвод. Все, что тут говорили по связи, - полное дерьмо! У нас задача одна - третий день без жратвы! Сухпая не было, нет и когда будет - неизвестно. То, что вы по дороге выкинули - никого не волнует (был употреблен иной, близкий по значению термин). Все ясно? Вперед!
Первый же кишлак оказался и самым удачным: взводный с ходу подстрелил молодого барашка. Скотинка резвая однако, - как только заприметил первых бойцов, тут же деру дал, да не тут-то было! Только что и успел - жопкой кучеряво обосраной пару раз тряхнуть на прощанье - 5,45 все ж быстрее, однако.
Резво затащили его в какую-то клуню, Быстров тут же достал предмет зависти всех офицеров батальона - треугольный, острый, как бритва, трофейный нож и мастерски, за каких-то пять минут барашка разделал. Все мясо мы сложили в полиэтиленовый пакет от осветительных ракет и пошли на следующее прочесывание.
В конце дня Валерка подстрелил курицу, но то ли птица оказалась мелковатой, то ли СВД для такой дичи чересчур сильное средство: от курочки остались только окорочка, часть крылышка да шейка с головой. По образному выражению замка Димки Кудели - рассосалась. Ну да ничего - пошло в тот же пакетик. И уж перед самым привалом подстрелили еще одну курицу, на этот раз более удачно. Серега разделал ее еще более виртуозно: отсек ноги, голову и часть крыльев; потом одним ударом своего восточного кинжала развалил надвое, выпотрошил и, вместе с перьями сняв шкурку, уложился в какие-то пару минут. Профи!
Поздним вечером поднялись на ночлег. Прямо под холмом, метрах в пятистах, раскинулся огромный кишлак. И мы в том районе были не единственными - под нами, на склоне, расположилась шестая рота, а чуть правее и ниже - разведка. Поэтому пошли в кишлак не сразу, а только через час после того, как по связи был дан отбой - "один-один" (т.е. один боец спит - один дежурит).
Серега взял с собой троих: "замка" Куделю, Валерку и меня. Потопали вниз через позиции разведроты, чтоб не переть с бурдюком воды, пятнадцатилитровым ведром и подозрительным пакетом под мышкой через окопы родного батальона.
В кишлаке то тут, то там раздавались подозрительные шорохи: не мы одни такие умные, есть всем хочется. Побродили немного, напоролись на четверых дедов первого взвода - чуть не перестреляли друг друга впотьмах, а потом сыскали и себе подходящую усадьбу - побольше, да на отшибе. Зашли. Дом разделен на две части. В нашей половине никого и, естественно, голо. Явно, хозяева уходили не с пустыми руками. Маленькая печурка у дверей сделана "по черному" - в потолке дыра.
Быстров посадил Валеру напротив входа, в тень, меня послал искать топливо, а сам, пока Куделя доводил и заливал мясо водой, занялся печью. Вязанка сухой травы, висевшая у дверного проема и пущенная на растопку, оказалась не чем иным, как коноплей. Пока поняли, в чем дело, потушили и выкинули тлеющий и жирно чадящий ком, от дыма, затянувшего, как в русской бане, всю верхнюю половину помещения, всем от души "захорошело".
Я быстренько отыскал во дворе сарай с большими стопами кизяка, Димка настрогал щепы с какой-то палки - и дело пошло. И хотя кизячный "уголек" вонял похлеще любой анаши, да и глаза как от перца резало, горел он не хуже газа. Оглянуться не успели, как вода закипела.
Бульон, конечно, великая вещь, но Серега сразу сказал: "Супец на войне - первое дело... после водки, баб, долгого сна и хорошего командира!" (На вопрос: "А какой командир хороший?" - он всегда неизменно отвечал: "Тот, что не сука!"). Ну, супец так супец. Оставили снайпера в засаде, а сами полезли рыться по хозяйским закромам. Ничего, понятно, не нашли, вернулись и стали дожидаться пустого бульончика. Кизяк между тем перегорел и пошел я во двор за новой партией.
Не успел подойти к сараю, как слышу слабый шорох за воротами. Тихонько снимаю автомат и вжимаюсь в тень, даже испугаться толком не успел. Створка ворот с легким скрипом открывается, и в нее просовывается крошечная головка в чалме, а потом и сам обладатель этой чалмы - сухонький дедуля, метра полтора ростом. Он огляделся, при лунном свете меня в тени навеса не заметил и, крадучись, сделал пару шагов во двор.
Дедушка не дедушка, в темноте не разобрать. Легонько втыкаю ему ствол меж лопаток, левой рукой беру за горло, чуть свожу пальчики и шепчу в замершее ухо: "Бура, дусс... ("Пошли, друг"). То ли фарси для него - родной язык, то ли по жизни - все на лету схватывал, но дедок послушно засеменил в дом.
Дальше объяснялись на пальцах. Оказалось, что бабаеныш - хозяин этой усадьбы. На время операции он перетащил своих жен и детей к себе, в мужскую половину дома, а эта, где мы сейчас находимся, - женская. Мы как смогли, рассказали ему про соль, картошку и прочее. Дедок, в свою очередь, не стал упрямиться и согласно закивал головой. Всей толпой вышли во двор.
Старичок приставил к забору жиденькую лестницу, показал жестом, что идти за ним вовсе не обязательно, и проворно исчез на другой стороне. Мы по очереди поднялись на забор и заглянули в чужую жизнь. У стены дома толклось, как я насчитал, восемнадцать женщин разного возраста. Рядом с ними шныряли два десятка ребятишек. При появлении наших любопытных физиономий женщины и дети притихли и сели наземь. Сразу видно, ученые... Хозяин шикнул на детей, и они мигом исчезли в доме.
Не обманываясь нашим вежливым обращением, бабай второй раз перелезать на женскую половину не стал - передал через забор мешочек с картофелем, домашней лапшей и маленьким пакетиком какой-то красной и горьковатой соли. Опять-таки вежливо попросили его попробовать... дед попробовал и ничего жив остался...
Мы, как могли, поблагодарили его, попрощались, а напоследок спросили, сколько у него жен. Старичок скривился, что-то пробормотал и на пальцах показал - тринадцать! Ай да дедуля, старый кобель!
Через час уже поднимались на свои позиции. Запах от нас разносился - не передать. Несчастные разведчики только слюну сглатывали, а потом не выдержали такой изуверской пытки и прислали гонца с тремя котелками: "Для офицеров дружественного подразделения!" Мы навалили полные котелки и еще один добавили от себя. Потом отправили полведра на соседние позиции первого взвода - ротному. Шестой мотострелковой тоже перепало - не сидеть же им голодными! Насколько наше варево было сытно и вкусно - объяснять нет смысла (еще бы! три четверти ведра мясо, а остальное - растопленный холодец с добавками!). В общем, когда ели - стонали от восторга.
К вечеру следующего дня с вертолетов нам выкинули долгожданный сухпай и пополнение боекомплекта. Первому мы были, конечно же, рады, второму - не очень: мне только-только удалось отделаться от тринадцатикилограммовой АГСной ленты, а тут на тебе - заряжай по новой! Ну да ничего, я последний раз ходил в гранатометной команде, потом даже в руки эту гадость не брал.
Вернувшись на "точку", узнали, что в подразделениях других полков, принимавших участие в этой "чистке" и прикрывавших долину с высокогорной левой стороны, есть потери - несколько человек (точное количество, естественно, неизвестно) погибли от переохлаждения и истощения сил.
Не повезло мужикам - сухпай, скорее всего, им вовремя не подкинули, а кишлаков на такой-то высоте оказалось, к сожалению, не густо...
ОТХОДНАЯ
Самыми результативными боевыми операциями в нашем полку всегда считались операции по реализации разведданных. Основное отличие их от всех остальных заключалось в том, что подразделения выходили не просто куда-то в горы или в предполагаемый душманский кишлачок, а в конкретное, заранее "вычисленное", находившееся под наблюдением место. Все что угодно: район ночлега правоверных или зимней стоянки их мобильных отрядов, баз оружия или провианта, либо просто населенный пункт - личная собственность какого-либо влиятельного духа.
Операции подобного рода отличались еще и тем, что всегда были тщательно и четко спланированы. Проводились они быстро - без изнурительной, выматывающей нервы подготовки и, что для солдат самое главное, - без многочасовых убийственных горных переходов на виду у всей провинции.
Разведданные поставляли в полк две "фирмы": разведуправление армейская структура и спецподразделение "Кобальт" - структура КГБ (во всяком случае - нам так говорили, правда сейчас выясняется, что все же МВД). И те, и другие жили в городе вместе с военспецами (и сами являлись таковыми), в расположении части они появлялись весьма редко и были окружены сияющим ореолом секретности и таинственности, а следовательно, и огромным количеством самых невероятных слухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19