ГЛАВА VII
Что стало с Москвой? Куда девалась её краса? Выжжена, ограблена, разрушена, как будто над Москвой пронёсся страшный ураган и своею силою всё разрушил, всё сокрушил. Сердце москвичей, возвращавшихся на своё пепелище, обливалось кровью… горькие слёзы душили их при взгляде на родной город.
Было октябрьское морозное утро. Несмотря на то что зима ещё не наступала, стояли такие холода, как среди зимы; эти холода и поторопили французов выйти из Москвы.
По выжженной и опустошённой Никольской улице шли две женщины: одна цвела здоровьем и молодостью, другая была болезненная, исхудалая; это были Марья, мать Николая Цыганова, и его жена Глаша.
Во время занятия Москвы французами обе женщины укрывались в Сокольническом лесу; там, у лесничего, в полуразвалившейся хибарке, приютились Марья со своей невесткой; хлеб добывали они в находящейся вблизи Сокольнического леса деревушке, и как только проведали, что французы оставили Москву, обе женщины поспешили в город, где на Остоженке у них был небольшой, но красивой архитектуры домик, хорошо обставленный, который купил Николаю и его матери князь Владимир Иванович Гарин и где тихо и мирно жили они до рокового 1812 года. В этот тяжёлый год Николай пошёл в ополченцы, а его мать и жена укрылись от неприятеля в лесу; всё, что составляло ценность, взяли они частью с собою, а частью зарыли глубоко в своём саду. Теперь, когда миновала лихая пора, Марья и Глаша возвращались в своё жилище; шли они тихо, робко оглядываясь по сторонам; Марья от усталости едва волочила ноги.
– Матушка, устала ты, сердечная? – с участием спросила у Марьи молодая женщина.
– Устала, Глаша, ноги болят, и сердце что-то сильно щемит, замирает, – ответила Марья, тяжело дыша.
– Это, родная, от усталости. Давай вот тут присядем, отдохнём, – сказала Глаша и села на обгорелые брёвна.
Марья последовала её примеру.
Улица, по которой они шли, была завалена обгорелыми брёвнами, мусором, железом, изломанною мебелью. По правую сторону улицы находились торговые ряды, и буквально все лавки были ограблены; чего французы не могли унести с собою, то выкидывали на улицу и предавали уничтожению, то есть рвали, коверкали, ломали.
– Цел ли, матушка, наш дом-то? – тихо спросила у свекрови молодая женщина, посматривая на всеобщее пожарище и разрушение.
– Где уж – чай, одни стены остались, – печальным голосом ответила Марья.
– Что ж, о том много печалиться нечего – не нас одних постигло несчастье. А на людях, матушка, и смерть красна.
– Где сын, где Николушка, жив ли он?
– Про то один Бог знает, родимая.
– Поди, его убили супостаты – ох, боюсь, недаром стосковалось моё сердце.
– Родимая, не говори так – мне и подумать о том страшно!
– Много супостаты пролили христианской крови – и за это злодейство Господь воздаст им сторицею!
– Немало, матушка, и французов наши побили.
– Все, все погибнут они – с мечом вошли они в землю русскую, от меча и погибнут.
Немного отдохнув, Марья с Глашей подошли к осиротелому Кремлю. Жалкую картину представлял собою священный Кремль: он завален был разным мусором, кирпичами, поломанною мебелью, сеном, соломой, человеческими и лошадиными трупами, поломанными экипажами, а также и иконами, которые французы повыкидывали из церквей. Некоторые иконы были расколоты на несколько частей. У колокольни Ивана Великого громоздились целые горы кирпичей и камней разрушенного от подкопа здания; тут же лежали два больших колокола, упавшие от взрыва с Ивановской колокольни.
Великий Успенский собор был в страшном запустении; остальные соборы и монастыри тоже были осквернены и ограблены.
Марья и Глаша не могли проникнуть в Кремль. Спасские ворота были заперты и завалены, а Никольские – загромождены обломками взорванной стены; ворота эти были почти все разрушены от взрыва, только та стена, где находился образ св. Николая, совершившимся чудом была сохранена; обе женщины спустились под горку и пошли по Неглинной. Скоро добрались они и до Остоженки, вот и их домик; он уцелел от пожара, но почти все оконные стёкла были перебиты.
– Невестушка, дай руку, не то упаду, – проговорила Марья, опираясь на руку молодой женщины.
– Матушка, да что с тобой, ты ровно смерть побледнела?
– Ох, сердце замерло – хоть бы глоток водицы! – Марья задыхалась от волнения.
Они вошли во двор своего дома, а потом и в комнаты; везде царил страшный беспорядок: мебель была вся поломана, зеркала побиты, иконы сорваны со стен и брошены. Очевидно, французы не забыли побывать и в доме Николая Цыганова, но дом уцелел от пожара.
Марья, при виде ограбления и разорения своего жилища, всплеснула руками и горько заплакала.
В выбитые окна нанесло много снегу, так что Марья и Глаша с трудом могли отворить дверь из одной комнаты в другую; пройдя переднюю и залу, они вступили в небольшую комнату, которая служила спальней Николая; и едва только переступили они порог этой комнаты, как наткнулись на замёрзший труп какого-то ополченца. Крик ужаса и страшного отчаяния вырвался у Марьи и Глаши: в этом посинелом трупе они узнали Николая; его суконный кафтан был залит запёкшейся кровью, на левой стороне груди, у сердца, зияла страшная рана; пальцы левой руки крепко стиснули рукоятку шпаги.
Во время Бородинского сражения Николай принимал участие в битве, следуя со своим отрядом ополченцев позади армии, вступил в Москву и не утерпел, чтобы не завернуть к себе в дом: он думал, что его любимая жена и мать дома, но не застал их. Усталый и сильно ослабевший Николай остался у себя отдохнуть, где, вероятно, и был убит ворвавшимися в его дом французами.
Нельзя описать страшного, безысходного горя матери и жены Николая: они попеременно обнимали и покрывали поцелуями закоченелый труп его, громко над ним причитали и называли его самыми нежными именами.
Когда первый порыв горести прошёл, Марья с невесткой стали готовиться к похоронам; мать своими руками сколотила из досок для сына простой гроб – другого, более пышного, в то время достать было негде; обмыли покойника, прибрали и положили в гроб; где-то разыскали старика священника, оставшегося в Москве во время пребывания французов, и привели его в дом; священник облачился в ветхие ризы и приступил к отпеванию «новопреставленного воина Николая, за царя и отчизну живот свой положившего».
Глаша подрядила двух каких-то оборванцев выкопать на церковном погосте могилу.
В этой могиле нашёл себе успокоение молодой, пылкий прапорщик. На небольшом холмике-могиле поставлен был простой деревянный крест с надписью: «Здесь погребено тело убитого воина Николая».
Всякий день нежная мать и любящая жена приходили молиться на дорогую им могилу.
Вернувшийся в Москву старый князь Гарин, узнав о смерти Николая Цыганова, на его могиле поставил богатый памятник и дал в церковь щедрый вклад на помин души «воина Николая».
ГЛАВА VIII
Отступая от Москвы, Наполеон задался мыслью проникнуть на юг России, но это ему не удалось. Наше войско двинулось к Боровску; генералы Дохтуров и Дорохов с десятью тысячами солдат спешили к Малоярославцу; к ним примкнул генерал Платов со своими казаками. Но Малоярославец был уже занят французами. Между нашим войском и французским завязалась ожесточённая битва, роковая для неприятеля: некогда победоносная армия потерпела сильное поражение и, к своему стыду, принуждена была отступить на Смоленскую дорогу; наши заняли Малоярославец, и главнокомандующий отдал приказ, чтобы войска «полным параллельным маршем преследовали французов».
Наполеон с остатками своей армии с позором бежал из наших пределов.
Нашим солдатам много помогали партизаны и крестьяне: мужики, вооружённые кто чем попало, с гиканьем и криком выскакивали из леса и кидались на французов. Острый штык и казацкая пика сильно вредили неприятелю; наши храбрецы солдаты помнили пословицу: «пуля дура, штык молодец» – и усердно угощали французов штыком.
Отступали французы по разорённой дороге: негде было достать ни провианта, ни фуража; неприятель терпел сильный голод, к этому ещё присоединился сильный мороз, и несчастные французы погибали тысячами. Ропот на Наполеона становился всё сильнее, его солдаты питались всякой гадостью и падалью. К голоду присоединился ещё мороз и снеговые вьюги; бушевал резкий холодный ветер; на бивуаках французы стояли по колено в снегу; дисциплина и порядок исчезли: голодные, полузамёрзшие солдаты бросали свои ружья, полки мешались; солдаты не хотели слушать начальников, подчиняться; всякий думал лично о себе. Обессиленные от голода и холода французы не шли, а ползли по дороге, едва двигая своими окоченелыми членами… Картина ужасная!.. Некогда образцовая, победоносная армия, побывавшая с своим победным мечом почти во всех странах света, – теперь эта армия гибла благодаря ошибке гениального полководца.
Под городом Красным наша армия настигла Наполеона; сражались три дня, и, несмотря на сильное сопротивление, французы были побеждены; они понесли ужасную потерю убитыми и ранеными, и всё, что награбили в Москве, перешло опять в руки русских. Мучимые голодом и холодом французы сами приходили в наш стан и со слезами просили, чтобы их взяли в плен.
– Во имя Христа, дайте кусок хлеба, дайте какую-нибудь одежду, мы страдаем. Вы, русские, справедливы – окажите помощь нам, своим врагам… И мы будем вас благословлять, – говорили французские солдаты.
Наши охотно принимали и кормили несчастных.
При реке Березине Наполеон опять потерпел неудачу и чуть сам не попал в плен.
Он составил план для скорейшей переправы через эту реку; пробиться силою через русскую армию он не мог, нужно было употребить хитрость: Наполеон хотел обмануть русское войско – оставить его в заблуждении о месте своей переправы. Он немедленно распорядился послать маршала Удино, приказав ему стараться всеми силами остановить войско адмирала Чичагова, завладеть Борисовским мостом, а если этот мост уничтожен, то отыскать место для постройки нового моста. Удино быстро напал на авангард Платова, находившийся по эту сторону Березины, у Борисова; французское войско превосходило в несколько раз своею численностью русский авангард; русские были смяты и принуждены с левого берега перебраться на правый, где они соединились с корпусом Чичагова. Маршал Удино, не теряя времени, открыл брод у стоянки, велел строить там мост и в то же самое время приказал делать приготовления к ложной постройке моста ниже Борисова, чтобы обратить на это внимание русских; введённый этим в заблуждение, Чичагов стянул всё своё войско к этому месту, то есть на нижнюю Березину, и стал там ожидать переправы Наполеона и его войска. Русские надеялись, что при этой переправе войско неприятеля будет разбито и сам Наполеон попадёт в плен. Наполеон с радостью узнал, что Чичагов не соединился с армией Витгенштейна; он поспешил ночью прибыть со своею гвардией в Борисов, за ним тихо следовали все войска, назначенные к переправе через Березину. На рассвете четырнадцатого ноября Наполеон подъехал к деревне Студянке, где французы поспешно наводили два моста. Присутствие Наполеона ободряло строивших мосты – работа кипела; к большой радости Наполеона, на противоположном берегу не видно было русского войска. Для лучшего обеспечения своей переправы он приказал поставить у Студянки сорокапушечную батарею и открыть с этой батареи сильный огонь по подоспевшему туда славному русскому отряду под командою Корнилова. Разумеется, конная рота солдат не могла воспрепятствовать движению неприятельского войска. Наполеон сам руководил работами, и мосты не были ещё готовы, как он уже послал кавалерию генерала Корбина вплавь через Березину. Около полудня мосты были готовы, и французские войска перебрались на другую сторону реки. Но хотя и утвердились они на правом берегу, всё-таки не могли совершенно оттеснить отряд Корнилова, и, несмотря на это, переправа продолжалась почти всю ночь. Утром пятнадцатого ноября наконец на правый берег Березины перешёл и сам Наполеон со своею неизменной гвардией; на левом берегу остался с двумя дивизиями генерал Виктор. Около вечера к старому Борисову прибыл со своим корпусом генерал Витгенштейн; он с сожалением узнал, что помешать переправе Наполеона через Березину не может, и обратил свои действия на оставшиеся по эту сторону реки французские корпуса: окружив одну дивизию, заставил её сдаться.
Граф Платов с Сеславиным заняли город Борисов; адмирал Чичагов с той стороны приказал навести понтонный моет и поспешил соединиться с Витгенштейном, они условились на следующий день сделать нападение на французскую армию.
Ранним утром шестнадцатого ноября, едва показался рассвет, с обеих сторон началось жестокое сражение. На правом берегу реки отряды Платова и Ермолова открыли жестокий огонь против маркиза Нея, который защищал береговой путь, генерал Витгенштейн напал на корпус Виктора и теснил его к самому мосту; страшная канонада не умолкала ни на минуту. Наполеон лично сам наводил орудия против храбрых наших солдат. Сражение окончилось только ночью. Переправа неприятеля через Березину была ужасна: французские отряды, гонимые Витгенштейном, спешили переправляться по мосту; они бежали в невозможном замешательстве, смертоносные ядра, пускаемые с русских батарей, валили французов целыми сотнями, – смешанное, поражённое французское войско в это время не признавало никакой дисциплины: «сильные, не разбирая чинов, переступали через груды тел, пробивались сквозь слабых; иные прочищали себе путь штыками, многие были столкнуты в воду. Генералы Витгенштейн и Чичагов теснили французскую армию с боков, а с тылу пиками и штыками угощал их граф Платов. Ужасна была картина переправы французов через Березину: преследуемые со всех сторон русскими войсками, неприятельская артиллерия, обозы, конница и пехота смешались около моста и на самом мосту, иные в толкотне попадали под копыта лошадей или под колёса пушек и были раздавлены ими;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111