Оказалось, что они с Полиной когда-то учились вместе в гимназии и, естественно, встретились в Москве как старые подруги. Часто ходили друг к другу пить чай, много времени проводили вместе. Это дало повод Берии убедить1 Сталина в том, что Полина Жемчужина с давних пор работает на сионистов. И хотя Молотов все еще оставался членом политбюро, его супруга, которую он, несомненно, любил, оказалась в подвале Лубянки. Насколько известно, Молотов все же отважился спросить Сталина, почему Полину арестовали? И получил полушутливый ответ:
- Понятия не имею, Вячеслав, они и моих всех родственников пересажали...
Действительно, почти все родственники первой жены Сталина - Сванидзе и второй жены - Аллилуевой либо сидели в тюрьме, либо были расстреляны. Молотову нечего было ответить на эту "шутку" всесильного "вождя". Тем более что у нашего президента Калинина и у главного помощника "хозяина" - Поскребышева жены тоже сидели в тюрьмах. Потом Молотов рассказывал, что, когда встречал в кремлевском коридоре Берию, тот, поравнявшись, шептал ему на ухо:
- Полина еще жива...
Молотов мог положиться на достоверность этой информации: ведь его любимая жена находилась в бериевском застенке! И еще Молотов вспоминал, как счастлив он был, когда сразу же после смерти Сталина Берия любезно доставил ему Полину. Тогда же в апартаменты Берии привели из камеры и Майского. На столе стояли ваза с фруктами, бутылка грузинского вина и бокалы. Лаврентий Павлович был сама любезность.
- Иван Михайлович, - обратился он к подследственному. - Что это вы наговорили на себя напраслину? Какой же вы шпион? Это же чепуха - Майский ничего не знал о происшедших переменах. Он решил, что это очередной иезуитский подвох сталинского сатрапа. Подумал: если скажет, что не шпион, наверняка снова начнут бить.
- Нет, Лаврентий Павлович, я шпион, меня завербовали англичане, это точно...
- Да бросьте вы эти глупости, Иван Михайлович! Никакой вы не шпион. Вас оклеветали. Мы сейчас разобрались. Провокаторы будут наказаны. А вы можете отправляться прямо домой...
Майский не верил своим ушам. Что же произошло в нашей стране? Или он его испытывает и сейчас начнет издеваться?
В кабинет вошел офицер, разложил перед подследственным одежду, отобранную перед отправкой в камеру.
Берия проводил Майского в комнату отдыха переодеться.
- Ну вот и все, - сказал он, протягивая руку Майскому. - Простите уж великодушно, произошло недоразумение. Внизу вас ждет машина... Проводите,бросил он офицеру.
В короткий промежуток между смертью Сталина и его собственным арестом Берия разыгрывал разоблачителя, обвиняя своих же подручных в злоупотреблениях, превышении власти, зверском обращении с заключенными. Выгораживая себя, он поспешно арестовал и расстрелял начальника следственной части НКВД Рюмина и других заплечных дел мастеров.
Но тогда, раньше, и Майский и Полина были нужны, чтобы состряпать "дело Молотова - английского шпиона". Из рассказов Майского о допросах, которым его подвергал Берия, вырисовывается следующая версия: Молотова якобы завербовали англичане во время его поездки весной 1942 года в Лондон и Вашингтон. В качестве переводчика его сопровождал Павлов. Находились с ним и офицеры охраны. На наскоро переоборудованном советском бомбардировщике дальнего действия они долетели до Северной Шотландии. Затем специальным ночным экспрессом ехали из Глазго в Лондон. На аэродроме советскую делегацию, носившую из соображений безопасности кодовое название "миссия мистера Брауна", встречал Антони Иден. Он же сопровождал гостей до британской столицы. У Молотова, как и у Идена, был свой вагон-салон. В нем помимо гостиной и просторного купе для министра имелось еще два спальных отделения - переводчика и охраны.
Поздно ночью в салон Молотова вошел Иден в сопровождении своего переводчика. Постучал в купе наркома, дверь открылась, и они оба вошли внутрь.
В то время у нас существовало строгое предписание: переговоры с иностранцами любого лица, вплоть до члена политбюро, должны были проходить в присутствии по крайней мере одного, а лучше двух советских "свидетелей". Таким "свидетелем" обычно служил переводчик. Но в данном случае Молотов оставался с глазу на глаз с Иденом и его переводчиком в течение почти часа. О чем они беседовали? Не иначе как "сговаривались". Это обстоятельство было тогда же зафиксировано кем-то из сопровождавших Молотова. До поры до времени соответствующая докладная лежала в бериевском досье. Теперь она служила одним из "доказательств" того, что именно в ту ночь Иден завербовал Молотова, ставшего таким образом ценнейшим агентом Интеллидженс сервис. Ведь только "доверительностью" разговора, состоявшегося тогда в купе ночного экспресса, можно объяснить грубое нарушение Молотовым строжайшего предписания Сталина не находиться с иностранцами один на один.
Молотов на протяжении многих лет являлся вторым человеком в стране, пользовался у аппарата авторитетом. Хотя Сталин давно не считался с мнением своего окружения, тут ему пришлось как-то подготовить общественное мнение. Арест жены что-то значил, но был все же не очень убедителен, поскольку и другие жены сидели в тюрьмах. Поэтому он систематически на протяжении последних лет старался дискредитировать Молотова. На пленумах ЦК и в более узком кругу он говорил об "ошибках" Молотова, о его неспособности противостоять нажиму империалистических сил, о его "капитуляции" перед Западом. Одновременно он постепенно отодвигал Молотова на задний план, вывел из состава политбюро. Казалось, все подготовлено к последнему удару - аресту и объявлению некогда ближайшего соратника шпионом и врагом народа со всеми вытекающими отсюда последствиями. Смерть Сталина помешала нанести этот удар.
Проводя последние годы жизни на даче в Жуковке, под Москвой, Молотов, уже вдовец, в своей компании неизменно произносил три тоста: "За товарища Сталина! За Полину! За коммунизм!"
На вопрос: "Как же так, Вячеслав Михайлович, ведь Сталин арестовал Полину и вас самого едва не погубил?" - столь же неизменно следовал ответ: "Сталин был великий человек..."
Новые времена
К марту 1945 года удалось подобрать переводчиков и контрольных редакторов. Началась подготовка к выпуску первых номеров английского и немецкого изданий журнала "Война и рабочий класс". Вскоре было принято решение издавать журнал также на французском языке. Я стал редактором английского и немецкого изданий, но мое знание французского было недостаточным, чтобы отвечать за качество и аутентичность перевода. Поисками подходящей кандидатуры пришлось заниматься мне. В МИД порекомендовали Чегодаеву, работавшую до войны в советском посольстве во Франции и отлично владевшую французским языком.
После победы над Германией и окончания войны в Европе название нашего журнала устарело. Обложка со словами "Война и рабочий класс" никак не соответствовала начавшемуся мирному периоду. Леонтьев предложил нам всем подумать о новом названии.
Вскоре образовался целый перечень различных вариантов. В результате обсуждения кое-что было отсеяно, и в итоге появился список, который Леонтьев переслал Молотову, а тот отправил Сталину для окончательного решения.
Надо сказать, что наши идеи вращались в довольно узком кругу названий, лежавших на поверхности. Список содержал такие варианты: "Мир и рабочий класс", "Международная жизнь", "Международное обозрение", "Перископ международных событий", "Мировая орбита", "Политика и жизнь" и т. д. Мы ждали ответа недели две. Приближалась дата выпуска очередного номера, и все в редакции нервничали, сознавая неловкость сохранения старого названия после окончания войны.
Но вот у нас в Калашном переулке (в этом особняке затем обосновалось посольство Японии) появился фельдъегерь. Он доставил большой красный пакет с пятью сургучными печатями. Мы поняли - это из секретариата Сталина. Расписавшись в получении пакета, Леонтьев разрезал конверт и извлек листок с нашими предложениями. Он был перечеркнут крест-накрест знакомым мне толстым синим карандашом. В правом нижнем углу размашистыми буквами стояло: "Н о в о е время" и инициалы "И. С.". Ни один из наших вариантов не устроил "вождя", и он дал журналу свое название.
Вопрос был решен. Но Леонтьева выбор "хозяина" изрядно смутил. Тогда у многих еще было свежо воспоминание о дореволюционной, крайне реакционной газете "Новое время", издававшейся черносотенцем Сувориным. С ней очень зло полемизировал Ленин, обзывая ее последними словами. Владимир Ильич, как известно, вообще не скупился на резкие эпитеты и ярлыки в полемике с оппонентами. Одно время у нас в Москве корреспондентом американского еженедельника "Тайм" был журналист русского происхождения Амфитеатров. Как-то, придя ко мне, он с гордостью сказал о том, что его деда часто упоминал в своих работах Ленин. Я потом полюбопытствовал, просмотрев в Собрании сочинений страницы, где упоминался предок американского журналиста. Оказалось, что Ленин называл его не иначе как "проститутка Амфитеатров". Многие из статей этого автора, вызвавших полемический запал Ильича, печатались в "Новом времени". Но особенно нашего шефа смутило то, что редактором суворинского листка был его однофамилец - Леонтьев.
Мы уже заказали проект новой обложки для русского, английского и немецкого изданий, а Льва Абрамовича все еще обуревали сомнения. Перечить Сталину он не мог, но не мог и оставить при себе мысль о неуместной аналогии. А вдруг потом, когда выйдет номер и кто-то обратит внимание "хозяина" на возникшую неловкость, тот гневно обрушится на редакцию, почему, мол, не предупредили.
После мучительных колебаний Леонтьев все же решился обратиться к Сталину. Технически это было просто, поскольку в редакции имелась кремлевская "вертушка". Когда звонил этот аппарат, Сталин обычно сам снимал трубку. Но потревожить вождя, да еще поставить под сомнение его решение - нелегкая задача!
Сталин выслушал. соображения Леонтьева, некоторое время молчал, затем сказал:
- Ну что ж, тогда было одно новое время, теперь другое. Война кончилась нашей победой. Враги повержены. Вокруг нас - друзья. Настали новые времена...
И повесил трубку.
Сомнения Леонтьева улетучились.
Действительно ли Сталин в тот момент верил, что наступила новая эра, что отношения сотрудничества с западными державами удастся сохранить, что и внутри страны больше не будут охотиться за "врагами", что для Советского Союза и для всего мира настали лучшие времена? Огромные пространства страны лежали в руинах. Миллионы людей ютились в землянках, не имея самого необходимого. Еще предстояло выполнить обещание и присоединиться к войне против Японии. Но это мыслилось как короткая кампания. Главное же состояло в скорейшем создании человеческих условий жизни для населения, в восстановлении разрушенного. Возможно, тогда Сталин еще верил, что нам помогут американцы. Может, и он был готов умерить свои аппетиты, пойти на компромисс? Ведь пришедший недавно в Белый дом Трумэн уверял, что намерен продолжать линию Рузвельта в международных делах.
Кто повинен в том, что отношения между недавними
: 365 союзниками обострились? Некоторые западные исследователи считают, что все руководители трех главных держав антигитлеровской коалиции в равной степени не были заинтересованы в продолжении союзнических отношений. Мне представляется, что сразу же после окончания войны советское руководство стремилось сохранить атмосферу доверительности, хотя в ряде случаев своими же действиями подрывало ее. Тут сказались подозрительность Сталина, его склонность к мышлению категориями "прошлой войны", навязчивая идея создания вокруг СССР пояса из государств с режимами, на которые он мог полностью положиться.
Все это, конечно, вызвало соответствующую реакцию в США и Англии. Но и там не очень заботились о сохранении благоприятного климата. Грубые выпады Трумэна в беседе с Молотовым, направлявшимся в Сан-Франциско для подписания Устава ООН, дали Сталину основание считать, что новая администрация США отходит от рузвельтовского курса. Позднее, в Потсдаме, попытка Трумэна шантажировать СССР атомной бомбой создала в Москве ощущение серьезной угрозы. Отсюда действия Сталина, интерпретировавшиеся на Западе как советская угроза. Началось обострение конфронтации, развертывание "холодной войны". Возникла опасность ее перерастания в "горячую".
В Соединенных Штатах развернулась кампания против коммунизма. В Советском Союзе на нее ответили не менее ожесточенной кампанией против империализма. Обе стороны готовили к столкновению свое население, которое все еще сохраняло чувство взаимной симпатии, возникшее в годы совместной борьбы против общего врага. Именно тогда, во второй половине 40-х годов, у нас инспирировали "борьбу с космополитизмом" и с "преклонением перед иностранщиной". Она, как мне представляется, преследовала две цели: ожесточить народ против "нового агрессора" в лице США и воссоздать внутри страны атмосферу страха.
Думаю, что Сталина преследовал "призрак декабристов". В Отечественной войне 1812 года сотни тысяч русских офицеров и солдат дошли до Парижа. По пути они познакомились с жизнью различных народов Западной Европы, с условиями, резко отличавшимися от крепостнического строя России. Даже в посленаполеоновской Франции веял дух свободы, равенства, братства, который жадно впитывали русские люди и который они принесли с собой в Петербург. И спустя несколько лет произошло восстание декабристов на Сенатской площади.
Теперь миллионные советские армии дошли до Берлина, Вены, Праги, Будапешта, прошли через территории многих западноевропейских государств. Они увидели, что даже после пяти лет разрушительной войны и гитлеровской оккупации жизнь там оказалась совсем не такой беспросветной, как рисовала наша пропаганда, что в массе население жило лучше, чем советский человек. Не только в Восточной Пруссии, но и в Чехии, Словакии, Венгрии в погребах крестьянских хозяйств висели окорока, колбасы, сыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58