Зимой в пустыне бак замёрз. Пока шли двадцать километров до жилья, мы с Егоркой успели договориться его убить. Я взял автомат, хоть по складу погонять, но он, как прознал, две недели на службу не показывался. Потом принёс банку спирта, передал через мужиков.
Бензин он в конце концов продал казахам. В смотровой люк вварил трубу, влил в неё ведро бензина и так замерял. Когда «Шарон» перевёлся в Джунгиз-Тюбе, хватились, – а в цистерне и дно прогнило.

Отдельная инженерная испытательная часть -

в просторечии в/ч тридцать четыре по двести. Наш полк формировался в Малой Вышире в 1941 г. каким-то капитаном. После первых боёв полк исчез из виду и объявился только в 1944 г. в резерве Главного Командования и начал свой боевой путь. Исторический формуляр полка поручил мне написать начальник штаба Абельгазин Карим Абельгазинович, кличка «Абель». Этот бред из 1941г., написанный химическим карандашом малограмотными писарями никто не читал. Я написал заново. Формуляр был необходим, чтобы получить новое боевое знамя (прежнее истлело – обсыпался шёлк). После того, как Боевое Знамя части начало расползаться, оно перекочевало с поста No1 в сейф командира полка. Когда пост убрали, все вздохнули с облегчением, особенно начальник штаба, финансист и дежурный по части. Уже не нужно было следить за тем, чтобы часовой на посту не уснул, некоторые садились на денежный ящик и кимарили.
Кроме истлевшего шёлка в сейфе командира полка хранились два пакета: красный и синий, а также металлическая печать с полным наименованием части, – ею на выборах опечатывали урны. В условиях планового хозяйства печати воинской части выполняли сугубо ритуальную роль, – что за справка без печати. Благо в «секретке» хранились дубликаты всех печатей. При отсутствии начштаба писарь заклеивал две палочки на запасной печати бумажкой и штамповал документы по указанию ответственного лица. У меня этих бланков и сейчас немеряно.
Самой ходовой гербовой бумагой среди солдат были всевозможные характеристики – рекомендации для поступления на гражданке. Этот бланк стоил сравнительно дорого, поэтому начальник клуба лейтенант Галкин решил и себе пополнить скудные лейтенантские доходы. Имея с детства талант резчика по резине и уголовные наклонности, он за час сварганил гербовую печать части из старого солдатского каблука. Копия полностью соответствовала оригиналу, кроме того, что на оригинале луч звезды вырезан криво, а Галкин, как и всякий профессионал, не терпел халтуры и сделал звёздочку правильной. На чём впоследствии и погорел.
И пошли гулять по городам и весям нашей необъятной родины всевозможные характеристики-рекомендации, с которыми в различные учреждения являлись самые отпетые. Это удовольствие стоило в пределах десяти рублей, Галкину начало хватать денег даже на кабаки. Своим поведением он привлёк внимание сослуживцев, кто-то донёс. Когда на клуб налетела проверка, проверяющие с изумлением обнаружили в верхнем ящике стола солдатский каблук с печатью.
В 1965 году за участие в войне наш Таллинский и Свинемюнденский полк был награждён орденами Кутузова и Суворова третьей степени – далеко не полководческими, ими награждали офицеров от командира роты до командира батальона. Я подозреваю, что в полк в это время попал кто-то из «блатных» и стребовал эти ордена. Прочие части на полигоне не имели и таких. Строители выползали с орденами «Знак Почёта», «Трудового Красного Знамени», ими же в основном награждали и офицеров, да ещё медалью за «Трудовую доблесть».
К сорокалетию Победы, в ознаменование боевого пути полка, кому-то пришла в голову идея, привезти в часть некоторое количество эстонцев. Альбомами с фотографиями пусков удалось соблазнить человек пятнадцать. Пока их везли два дня по пустыне, некоторые опомнились. Эстонцев бросили в карантин вместе с узбеками. Все они сразу же разучились говорить по-русски. Только один Баглушевич хотя и говорил по-эстонски, не смог отвертеться. По утру эстонцы встали в кружок и запели псалмы. Баглушевич объяснил, что они все – Свидетели Иеговы.
Но отцы-командиры были неискушены в вопросах вероисповедания. Тогда Баглушевич настучал в особый отдел, что у всех эстонцев родственники в Швеции, а у одного даже в Америке. Это подействовало: секретная часть осуществляет боевые пуски, а в ней обнаружилось сразу пятнадцать иностранных шпионов. Стали искать крайнего. Инициатором идеи оказался начальник штаба первой группы. С него и спросили за потерю бдительности. А эстонцев отправили назад, с перепугу даже в стройбат не загнали.
Я уже был в Киеве, когда наш полк опять отличился – признали новую власть. Художники на плацу нарисовали портреты членов ГКЧП, а в обед их свергли. Жаль, в полку танков не было, чтобы на Москву направить. Автоматы только в роте охраны, и на МАЗах до первопрестольной не доедешь. Кто-то из доброжелателей донёс, Руцкой прислал комиссию. Начальнику политотдела полковнику Белкину и начальнику управления полковнику Петренко какие-то штатские там же, на плацу, на глазах изумлённых офицеров, как в 1937г. сорвали погоны и затолкали в машину. Правда часа через три выкинули. Горбачёв подписал указ о лишении обоих воинских званий. «Петреня» помер с горя. Как выразился Язов: «Старый дурак, чёрт меня дёрнул». Начальника полигона, генерала Крышко, я всё-таки пристроил на Украине начальником центра административного управления стратегическими войсками.
Наша 38-я площадка курировалась лично замглавкома РВСН генерал-полковником Яшиным. Под конец существования СССР она стала объектом неясного циклопического строительства. Навезли камня, разбили площадь, соорудили два огромных мраморных фонтана. Один назывался «Черномор», другой – «Воевода». Возвели двухэтажные бараки. Это была страшная государственная тайна. Я подозреваю, что строили шикарный генеральский бордель. Ленинск их уже не устраивал, хотелось экзотики.
Как-то командир полка захотел рубануться и показать казарму. Её ремонтировали месяц, вкалывали день и ночь, собрали все кондиционеры, бельё, кровати с деревянными спинками. Прапорщикам-старшинам пошили новую форму, надушили матрацы одеколоном «Шипр». Показуха была дичайшая. Солдат туда не пускали – они жили на стрельбище. Командир подразделения тоже втайне надеялся получить подполковника досрочно. Но жестоко ошибся. Генерал сказал, как отрезал:
– Полковник. Меня последние тридцать лет от солдатских портянок что-то тошнит.
Приезжал Яшин на полигон, как контрик, без свиты, за ним молча ходили всего два полковника. Замкомандующего примкнул к ГКЧП и тайна площадки была погребена навеки. Солдаты засрали фонтаны. Считалось, что строить туалеты в пустыне – признак дурного тона. Солдаты ходили оправляться за бархан, для офицеров построили дощатый нужник. Специально для Устинова возвели кирпичный туалет с синим унитазом из итальянского фаянса и, невиданное, – подвели воду. Только охрану выставить забыли. Прапорщики сразу же скрутили унитаз и зарыли его в песок, потом обменяли на водку. Видел я этот унитаз в одной из квартир Ленинска.
Вскоре руины кто-то поджёг. Спихнули на строителей. Наверное так же строили и пирамиды.

Путь воина

РВСН комплектовались с бору по сосенке. Главком Неделин дал команду в войска – подобрать лучших офицеров, желательно имеющих высшее образование. А кто из них его имел после серии Жуковских чисток? Потребность ракетных войск составляла тысяч восемьдесят-девяносто офицеров. А перед этим вычистили тысяч четыреста. Командиры частей восприняли приказ откомандировать лучших офицеров, как Божий дар и кинулись переписывать аттестации – чтобы избавиться от самых отъявленных. Вместо того, чтобы развернуть сеть военных училищ, в Капустином Яре и Ростове были созданы учебные центры, куда нагнали лётчиков, моряков, пехотинцев. Там гражданские специалисты из «шаражек», поднаторевшие на ракетах ФАУ-2, кинулись обучать эту публику. Но не тут-то было. Увидев ракету, кандидаты в ракетчики дико засомневались, что эта бочка полетит. А так как их загнали в степь, откуда не сбежишь, пока не выучишь матчасть – не отпустят. Зато у каждого был ТТ – мог застрелиться по желанию. Некоторые сходили с ума и стрелялись. Научить чему-либо представителя первого послевоенного поколения ракетчиков, чей отец ещё совсем недавно брал Берлин, было невозможно. Процентов шестьдесят сразу отсеялись, как не поддающиеся не только обучению, но и элементарной дрессировке. Из остальных наскоро сколотили несколько дивизионов – достаточно, чтобы пугать империалистов. Новоиспечённых ракетчиков кинули в самую невероятную глушь, куда даже староверы от гонений не скрывались. Оловянная, Ледяная, Слюдяная, Дровяная и иная …ная. Процентов двадцать закосило и сбежало по дороге. Остались те, кому нечего было ни терять ни приобретать в этой жизни. Они и выковали ракетно-ядерный щит Родины. Бессмертное поколение «железнобоких». С развитием ракетной техники исчезла субкультура, привнесённая подводниками и кавалеристами.
Последние выпускники Пермского среднего военного училища, – «рексы» по духу, «ракетчики» по диплому. Они единственные в полку носили значок ВО – «вроде бы учился». В училище преподавали полный курс подготовки командира взвода по программе сухопутных войск. За два года курсанты с трудом постигали единственную техническую дисциплину – ТСО Зона 1М или 13Ю1. На изучение ракеты времени не оставалось. Все выпускники, как на подбор, были низкие, коренастые, мастерски бегали кроссы и люто ненавидели подчинённых. Пройти мимо и не пнуть солдата ногой, не обругать дневального, считалось ниже их достоинства. Некоторых взводных солдаты боялись панически. Они были вне конкурса, как воспитатели, но в полку, где 90% – «яйцеголовые» с академическими значками, они были лишними и выше должности начальника инженерной службы дослужиться не могли. Как правило, быстро спивались и их отправляли в отстойник офицерских кадров – ТРБ, где они пополняли ряды престарелых капитанов и окончательно забивали на службу. Были такие ругатели, с которыми никто не решался связываться. Один знал матерное слово из восемнадцати букв «ебтвоюгосподибогасаламатьматросики»… (дальше так цинично, что я не решаюсь пересказать). Женщины, которые такое видели, но не слышали, визжали, мужчины изумлялись. Это был золотой фонд Вооружённых сил, жаль воевать им не пришлось, Афганистан бы взяли за неделю. Взяли же они Казахстан, который по площади в десять раз больше.
Старший лейтенант Егорыч, «Брат Евлампий», выходец из прапорщиков, промышлял силой. Чиркову затащил пианино на спине на четвёртый этаж. Когда трахал, на член надевал баранки. Сам из староверов, он от нашей жизни дошёл до ручки: пил, курил, но упорно не матерился. Как-то мы ему на фуражку вместо кокарды прицепили пуговицу; он это заметил, молча снял топор с пожарного щита:
– Убью!
Мы еле убежали. А так ласковый такой, двухпудовками баловался. Ходил на медведя с рогатиной – отец заманивал, а Вованя колол. Показывал фотографию: батя такой плюгавый, и не подумаешь на него. Ловил силками зайцев и сайгаков. Делал капканы из двуручной пилы. Как-то Арбузов вёз смену караула, видит – в снегу сидит сайгак и дёргается. Подвела жадность. Пошёл забирать добычу и попал во второй капкан – через валенок открытый перелом.
Братья Арбузовы – «два брата с Арбата и оба горбаты» – сами из Ленинска. Отец, капитан – забулдыга, помер от спирта в жару. Осталось после него два лихих взводных местного пошиба с мелко-уголовными замашками. Проведя детство в Ленинске, они понимали по-казахски. Как-то мне доложили о ЧП. Выехал на место происшествия, смотрю: лейтенант Арбузов, обычно тихий, стоит посередине комнаты с ружьём наперевес и читает по бумажке приговор. В углу жена с тёщей. Я вмешался в деятельность суда, отнял ружьё. Патроны были заряжены пулями. Наутро, он как ни в чём не бывало, опять пришибленный. Оказалось, что тёща Арбузова, с которой он сожительствовал, приняла к себе мужа на тридцать лет моложе, мало того – таджика после стройбата. Гена плевался:
– Я всё повидал, но это блядство терпеть нельзя.
Развёлся с женой, передал эстафету таджику – теперь тот жил с обеими, кровать-то одна. Когда Гену спрашивали:
– Неужели ты тёщу ебал?
Он наливался кровью, затягивался сигаретой:
– А у неё что – поперёк?
Было их два брата. Командир полка Лемишинский бывало радовался:
– Как хорошо, что ко мне второй не попал.
– Никогда не обижай лейтенанта. Не дай Бог он станет твоим начальником.
Учил меня майор Гумен, исходя из собственного горького опыта. Он гонял лейтенанта Фархуддинова по кличка «Ренат» (может кто вспомнит поганого татарчонка). Правда выучил. И нарвался. Лейтенант был образованный, пробился в капитаны, а Гумен остался у него в подчинённых майором . Его и назначали постоянно ответственным. Солдаты пели:
– А бессовестный Гумен в автопарке дрочит член!
Единственным полководцем в полку был капитан Пихтовников. Сам с флота, он здорово разбирался в тактике и умел составлять боевые документы. Пришёл он в часть капитан-лейтенантом в 1964 году и ушёл через двадцать лет капитаном. Сколько я помню, его всегда судили судом чести за аморалку, в то время, как остальных – в основном за пьянку и невыход на службу. Французы ещё в XVI веке считали, что разврат – более возвышенный порок, чем пьянство. Как-то Пихтовников повёл в поход группу десятиклассниц. Несколько вернулись беременными. В полку он нужен был всего несколько дней в начале года, когда составляли документы и для подготовки учений. Всё остальное время он сожительствовал в особо изощрённой форме.
Был у нас капитан Федорец, «Боб». Его боялись ставить даже старшим машины. Как-то заехал на переезд – машина застряла, кузов остался на рельсах, несколько человек покалечило. С тех пор основной задачей Федорца было прийти утром на развод и кантоваться до вечера. Ходил с фуражкой под мышкой. Имел по два выходных, на хозработы не назначали – числился в боевом расчёте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41