на улице лежала девушка. Что заставило ее лечь здесь? То ли болезнь, то ли слабость, а может быть, алкоголь,— это узнают чиновники учреждения, куда ее доставят блюстители общественного порядка.
Мы приходим к выводу, что удобнее знакомиться с этим районом без машины.Центр французского квартала — Бурбон-стрит. Здесь бог и черт, взявшись за руки, трудятся круглые сутки. Днем сюда приезжают туристы полюбоваться сохранившимися с XVIII века металлическими опорами террас и решетками балконов, причудливыми фонарными столбами с подвешенными на них старинными светильниками. Хохоча, читают «остроумные» надписи на стенах. «Если бы тяжким трудом можно было заработать много денег, мулы владели бы всеми богатствами США»,—утверждает одна надпись, сделанная мелом на какой-то двери. «Убийца — к вашим услугам. Звонить по телефону...» — значилось углем на стене. Может, все это и развеселило бы нас, если бы мы только что не прочли в газете, что пойманный вчера молодой человек убил восьмидесятилетнюю старуху, что вооруженные бандиты угнали машину вместе с двумя пассажирами и, раздев догола, выбросили их далеко за городом.
На улице Святой Анны полицейская машина затормозила настолько внезапно, что в воздухе запахло паленой резиной покрышек. Из зеленой машины выскочили два рослых полицейских с расстегнутыми кобурами и исчезли в дверях одного из домов. Было слышно лишь ворчание невыключенного мотора, да на протянутой между двумя окнами второго этажа веревке громко хлопало на ветру
белье, вывешенное для просушки. Пока полицейские наводили наверху порядок, ветер сбросил с веревки один из белых кусков ткани, и он распластался на тротуаре между автомобилем и дверью. Выйдя из дому, полицейские не обошли упавший предмет, а прошагали прямо по нему своими черными, до блеска начищенными ботинками, оставляя на выстиранном белье грязные следы, Мне вдруг почудилось, что они топчут не кусок белой ткани, а натруженные женские руки, которые стирали его, как до глянца начищенный сапог капиталистического строя топчет все чистое, человеческое, святое...
Настоящая жизнь в этом районе начинается только с наступлением темноты. Тогда открываются двери десятков ночных клубов, баров и притонов. Изнутри доносится звон бокалов, стук кастаньет и пьяные голоса мужчин, явившихся полюбоваться, как раздеваются донага танцующие на буфетной стойке девицы. На двери одного из баров приколота копия банкнота. На ней красными чернилами выведено: «Это мои последние деньги, которые я трачу на медленных лошадей, быстрых женщин и вино». В маленьких ночных притонах делается большой бизнес. Здесь покупается и продается честь, юность, душа и тело. Владельцы этих злачных уголков, дающих прибыль один к ста, не живут в этом квартале. Темные залы, стройных танцовщиц и мужчин с крепкими бицепсами, которые, стоя в дверях увеселительных заведений, буквально за локти втаскивают прохожих внутрь, они арендуют на свои доллары. В этих ямах буржуазного мира тысячи людей оставляют не только свои сбережения, но и надежды, не только настоящее, но и будущее. Те, в чьих руках находятся эти золотые жилы, без сомнения, растят детей, водят их по воскресеньям в церковь и с детства приучают к тому, что святая святых в мире — частная собственность и право на наживу. Не признаваясь в том, из каких зловонных ям черпают свои богатства, они цинично твердят о своем благородстве и еще циничнее требуют этого благо-родства от других. Ямы Нового Орлеана уже давно тревожат и волнуют честных американцев. Их видели и возмущались ими Марк Твен и Уолт Уитмен, ОТенри и Эдгар По.. Последний посвятил не одну строку несчастным женщинам французского квартала. Но может быть, все, о чем он писал, относится только к прошлому?
Передо мной лежит одна из нью-орлеанских газет за тот день, когда мы бродили по французскому кварталу.Здесь напечатана статья «Проституция — это зло номер один». В статье цитируются слова прокурора Гарольда Килла: «За несколько лет своей работы я убедился, что зло номер один в нашем районе — это проституция, а не азартные игры. Проверки, проведенные в баре Джизеба, таверне «Большая скала», в отеле «Сосны» и в других местах, показывают, что проституция принимает все более широкий размах, и особенно среди подростков. Наказание за нее до смешного мало. Да и доказать что-нибудь в суде почти невозможно. Но более всего меня поражает нежелание духовенства, судебных органов и гражданских организаций ликвидировать эту проблему».
Кое-кто называет проституцию самой древней профессией в мире, хотя ее скорее следовало бы называть самой трудно заживляемой в мире язвой.В некоторых штатах США проституция разрешена законом, точно так же, как демонстрация кинофильмов, продажа патефонных пластинок, церковная служба. Там, где торговля женским телом официально запрещена, она осуществляется нелегально. Женщин, которые предлагали бы свои услуги прямо на улицах, в Америке почти не встретишь. В большинстве случаев они располагаются в коктейль-холлах или салунах, где коротают время за бокалом пива. Таких женщин называют «пикап-гелз» («девица на выбор»), а тех, что можно вызвать по телефону (есть и такой способ),— «кол-гел» («девица по вызову»).
«Я ненавижу проституцию, в каких бы формах она ни проявлялась. Но это миллионный бизнес, и потому его не так легко уничтожить...»—такими словами начинается вышедшая в Нью-Йорке книга «Секс, проституция и бизнес».
Один американец, высоко оценив логику автора, совершенно откровенно заявил:
— Прежде чем обречь проституцию на уничтожение, следует серьезно призадуматься над тем, что основой нашего процветания является частная собственность, которая неизбежно порождает конкуренцию. В конкурентной борьбе за рамки морали не выходит ничто, лишь бы бизнес двигался вперед. Для привлечения покупателей, клиентов, заказчиков используются самые различные средства, в том числе и секс. Кстати, эта форма по сравнению с другими — как атомная бомба, лежащая в витрине магазина среди игрушечных пистолетов. Ведь было бы абсурдом осудить директора фабрики за то, что он органи-
зует для своих клиентов поездку на лоно природы. Так почему же нужно осуждать его за то, что он иной раз размещает своих гостей-клиентов в гостинице, куда для их развлечения уже заранее приглашены и также заранее оплачены девицы?
Не стоит удивляться циничности этих соображений. Лошадь и всадник по-разному воспринимают мир. По данным министерства здравоохранения США, в стране около 2 миллионов жителей болели или болеют сифилисом, 2 тысячи сифилитиков с соответствующими последствиями этой болезни поступают ежегодно в психиатрические лечебницы.
В паре с отвратительным бизнесом на торговле человеческим телом шагает и порнографическая литература. Выходят десятки разрешенных порнографических журналов, сотни желтых книжонок, а за последнее время завоевали популярность производство и выдача напрокат короткометражных порнографических фильмов.
Когда мы медленно брели по одной из узких улиц французского квартала, три дюжих полицейских вывели из какого-то дома молодых людей. Ввалившиеся щеки, увядшие лица, глаза, горящие каким-то болезненным восторгом,— выглядели они омерзительно. Еще один полицейский вытолкнул из дверей здоровенного мужчину в расстегнутой рубашке. На руках у него были защелкнуты наручники.
— Поймали торговца наркотиками на месте преступления! — услышал я в толпе, окружавшей полицейских.
Фантастические доходы вдохновляют спекулянтов на изыскание самых совершенных средств конспирации, на завязывание и закрепление связей в высших финансовых и чиновничьих кругах, на то, чтобы заручиться поддержкой в гангстерском мире. Бороться с торговцами наркотиками чрезвычайно трудно. За огромные суммы они нанимают владельцев или капитанов самолетов и кораблей, а иногда и дипломатов, чтобы те в своих дипломатических неприкосновенных чемоданах провозили в страну яд, который одним приносит миллионные прибыли, а других сталкивает в пропасть отчаяния и безнадежности.
В Соединенных Штатах Америки действуют специальные бюро борьбы с наркоманией. Агенты этих бюро контролируют все порты и аэродромы страны.В годы «сухого закона» не один из ныне процветающих американцев сделал себе состояние на торговле алкогольными напитками. Борьба с продавцами алкоголя
велась весьма поверхностно и не могла дать серьезных результатов. В конце концов пришлось просто-напросто отменить «сухой закон». Но что делать теперь с наркоманией?
По статистическим данным, в США зарегистрировало около 5 миллионов алкоголиков. Тысячи находятся на излечении в психиатрических клиниках. Но ведь все в статистический отчет не впишешь, тем более что это явление до некоторой степени похоже на айсберг: на поверхности видна только небольшая его часть.
Против алкоголизма борется и организация, называемая. «Анонимные алкоголики», или сокращенно «А.А.», отделения которой разбросаны по всей стране.
В узкой улице я увидел на двери одного из домов вывеску «А.А.». Не сдержав любопытства, зашел внутрь. В небольшом прокуренном помещении стояли скамьи, похожие на те, что стоят в костелах, и на них восседало десятка два пожидых мужчин и женщин с потными лицами. Все здесь напоминало костел, только на столе, который заменял алтарь, стояло несколько чашек с кофе и тарелка с печеньем. В углу кто-то терзал разбитое пианино. Стены были украшены множеством изречений: «Мы всегда любим тех, кто восторгается нами, но не всегда любим тех, кем восторгаемся мы сами»; «Только те споры кончаются хорошо, которые происходят в уме одного человека» и т. п.
Один мужчина поднялся со скамьи и вышел вперед.
— Мое имя Джон, и я алкоголик,— начал он.— Сегодня у нас есть возможность познакомиться с двумя нашими коллегами, которые дали согласие посетить наше собрание и поделиться с нами историей своей жизни.
Поднялся приземистый, с отекшим лицом, сизо-красным — видно, от неумеренного употребления коктейлей — носом мужчина.
— Я работал на металлообрабатывающем заводе...— заговорил он заикаясь.— Выпивал тайком от жены. Запасы спиртного хранил в старой детской коляске во дворе. Однажды соседские детишки куда-то укатили эту коляску вместе с моим добром. Под горячую руку вздул одного из парнишек и за это угодил в тюрьму. Работу я потерял, а жена ушла от меня...
Сначала люди слушали его молча, потом начали посмеиваться.
— История ваша совсем не трагична, а скорее смешна!—вмешалась какая-то женщина.— Ваша жена сама ушла, а меня муж выгнал!
Поднялся спор: что лучше, уйти самому или чтобы тебя выгнали? В углу снова забарабанили на пианино. Под шумок кто-то стал наполнять кофейные чашки виски... В комнату вошел молодой, но жирный, как откормленный гусак, мужчина с Библией в руках. Он откашлялся, готовясь начать проповедь. Я не выдержал и вышел на улицу. Здесь я с жадностью вдохнул свежий воздух.
Не сразу Рим строился, не сразу возникли и «пропасти» в этом «Париже на Миссисипи». Американец Андре Кейджюн описывает такой случай. В 1831 году один из могущественных граждан Луизианы, крупный землевладелец Макден узнал, что в Новый Орлеан прибыл Авраам Линкольн, впоследствии ставший президентом США. Макден пригласил Линкольна на невольничий рынок на Королевской улице. Удачно продав негров, он приказал подняться на помост шестнадцатилетней китаянке. Когда за нее была предложена сумма, явно не удовлетворявшая Макдена, он подскочил к рабыне и, разорвав на ней одежду, воскликнул: «Разве такая красота не стоит большего?» Не выдержав, Линкольн, размахнувшись, ударил Макдена и убежал с аукциона. Трудно сказать, какую роль сыграл этот случай в окончательном решении великого сына американского народа во что бы то ни стало добиться ликвидации рабства, но только через 31 год, после тяжкой борьбы ему удалось добиться закона об освобождении рабов.
Мы побывали на Королевской улице. Через 100 лет после отмены рабства никто здесь открыто не сдирает с рабынь одежду. Сегодня капиталисты нашли новую, соответствующую уровню цивилизации XX века форму. Теперь девушки-«рабыни» невидимыми цепями прикованы к сейфам владельцев ночных притонов. Они танцуют на буфетных стойках и срывают с себя одежды сами, не под свист бича, а под завывание механизированного стереофонического джаза. Я видел, как из бара вышел весьма солидного вида господин с женой, двумя сыновьями студенческого возраста и дочкой. Этой семье так понравились развлечения в ночном баре, что смех их разносился по всей улице. Дочь шла позади и двигалась так, словно у нее одеревенели ноги. Глаза ее казались какими-то бессмысленно застывшими — может быть, от коктейля, а может, от всего виденного, от того, что творилось вокруг.
В угаре ночного кабака она, быть может, разглядела утвержденное законом унижение человека, но сомнительно, поняла ли она, что, глядя на вихляющих бедрами обнаженных девиц, она смотрела в обнаженное лицо капиталистической действительности. А может, я ошибаюсь? Может, взгляд девушки застыл не от отвращения к увиденному, не от презрения к такой жизни, а просто от пресыщения? Кто знает...
Мы шли по улице, населенной неграми и мулатами. Изможденные, сломленные годами и немощью старики сидели на ступеньках убогих жилищ. Немало окон было забито листами картона, заделано обломками досок. Когда мы проходили мимо одного из таких домов, вдруг отодвинулась занавеска из потрепанной мешковины, видимо заменявшая дверь, и из-за нее показалась девчурка лет пя-ти-шести. Жалобным голосом она произнесла: «Здравствуйте, господа. Вы знаете, что моя мама очень больна?» Этой малышке был известен закон, по которому просить милостыню строжайше запрещено, вот она и не просит, а просто сообщает, что мама больна... О том, что за этой дверью из мешковины разыгрывается трагедия, говорили яснее слов глаза девчурки — печальные, молящие, болезненно воспаленные. До сих пор, когда я хочу оживить в памяти Кеннел-стрит, прелесть ее архитектурных ансамблей, будто отлитые из стекла и алюминия здания в современном стиле, мне заслоняют всю эту красоту печальные, молящие глаза девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41