Потом пошли другие слухи – относительно рочий-ских лазутчиков в Паэстуме, ждущих удобного момента, чтобы поднять бунт и помочь наступающей армии. Пугающим было то, что ни глашатаи, ни листовки этих слухов не подтвердили, но и не опровергли.
Хэл мрачно сказал себе, что хуже быть уже вряд ли может.
Как выяснилось, он ошибался.
Ситуация ухудшалась с каждым днем.
Эскадрон правительственной кавалерии обнаружил и уничтожил группу конных налетчиков. Как ни странно, эскадрон состоял из дирейнских и сэйджинских солдат примерно в равных долях. Странным это было потому, что две всегда и во всем соперничавшие страны никогда и ни в чем не сотрудничали – до сих пор.
Банда предположительно была уничтожена всего в нескольких лигах к югу от Паэстума.
Затем выяснилось, что бандиты были вовсе не бандитами, а рочийскими военными, устраивавшими провокационные набеги на Сэйджин.
Рочийское правительство, вместо того чтобы отречься от мертвых бандитов, признало, что «это действительно были рочийские драгуны», что «они выполняли официальное поручение» и что «им устроили засаду на рочий-ской территории, причем довольно далеко от границы».
Все до единого чиновники в Сэйджине, Паэстуме и Дирейне отрицали это с пеной у рта.
А затем последовало официальное заявление Роче, подписанное собственной рукой королевы Норции, и оно гласило, что «подобная ситуация не может больше продолжаться! » Сэйджин же и Дирейн должны выплатить Роче солидную репарацию.
Совет баронов и король Дирейна Азир холодно отказались.
Королева Норция увеличила требования: не только репарации, но еще и конференция в Роче, которая и определит надлежащий порядок управления Паэстумом. Самое меньшее, на что должен согласиться Дирейн, это – совместное с Роче управление свободным городом.
Отказ удовлетворить эти «разумные» требования мог привести лишь к одной реакции.
Норция объявила мобилизацию, а слухи утверждали, будто рочийская армия уже сконцентрирована в приграничных районах, готовая выступить на Паэстум.
Дирейн «предложение» отклонил, король Азир назвал его шантажом, на который «ни один приличный человек ни за что не поддастся», заявив также, что «в случае необходимости ответит насилием на насилие, хотя и надеется, что мир все же удастся сохранить».

Хэл поднял голову, гадая, принадлежит ли дракон, круживший в вышине, рочийцам. Другие драконы, летавшие с востока и на восток, обычно над Паэстумом не задерживались.
Никто не знал, что они затевают, но молва говорила о том, что рочийские войска затаились где-то недалеко, у самой границы.
Хэл вспомнил ки Ясина с его летным аттракционом и задумался: где теперь этот всадник. Возможно, что он сейчас носит форму или командует теми драконами, которые проплывали в небе над Паэстумом.
Но это была не его забота, поскольку он только что сообразил, как почти наверняка можно пробраться на рыбачью шхуну, отправляющуюся в Дирейн.
Конечно, существовала опасность задохнуться под грузом рыбы, быть пойманным и вышвырнутым за борт или просто утонуть, но что с того? Дальнейшее пребывание здесь, в Паэстуме, само по себе было опасным, и неизвестно, чего стоило опасаться больше – голодной смерти или готовой вот-вот разгореться войны.
Его планам положил конец коренастый стражник с дюжиной ухмыляющихся товарищей. Каждый был вооружен мечом и увесистой дубинкой, а вид у всех до единого был донельзя довольный.
– Эй, парень. Кто твой хозяин?
– Э-э... Вообще-то, у меня нет хозяина.
– Место работы?
– В данный момент нигде.
– Теперь у тебя есть и то и другое. Можешь считать это официальным объявлением о том, что ты принят в армию его величества. Будешь оборонять стены Паэстума.
– Но я ведь гражданский... и не собираюсь носить это проклятое копье! – запротестовал Хэл.
– Ну зачем же так грубо? Просто в это тревожное время его величество король Азир объявил мобилизацию всех дирейнцев, и ты один из первых, кому выпала честь стать одним из героев Паэстума. Ребята, позаботьтесь о новом рекруте и отведите его в казармы. Там ему выдадут все положенное снаряжение.

6

Хэл смотрел со стены вниз, на разведчиков и драгун наступающей рочийской армии, грабящих окраины Паэстума.
В небе реяли два дракона, кружа в потоках штормового ветра, дующего с моря. Хэл предположил, что это наблюдатели рочийских командиров, которые, удобно расположившись в тылу своих войск, планируют штурм.
Многие века назад, захватив на сэйджинско-рочий-ской границе приморский город, впоследствии ставший Паэстумом, дирейнцы сделали его неприступным, обнеся весь полуостров высокими каменными стенами шестнадцати футов толщиной и тем защитив город от нападения как с моря, так и с суши. Шло время, и Паэстум, самый процветающий торговый порт в Чикорских проливах, разросся, подступив к самым стенам и выйдя за их пределы. Ведь никто не ожидал войны, в особенности между тремя самыми могущественными государствами известного мира.
Эти-то пригороды и стали хорошим плацдармом для рочийской армии, подошедшей к городу. Под прикрытием колдовского тумана кавалерия – драгуны и уланы – первой атаковала дирейнские позиции на окраинах. Необстрелянные дирейнцы в сумятице заколебались, и тут рочийцы обрушили на них две волны отлично подготовленных гренадеров.
Дирейнцы отступили, сохранив остатки боевого духа, в древнюю крепость.
Хэл благодарил судьбу за то, что в тот день со своим новехоньким, еще не опробованным мечом, шипастым щитом и в кожаных латах он защищал стену. «Это было... э-э... – припомнил он смутно, – три, нет, четыре дня назад. А может, и больше».
Хэл был приписан к кавалерийскому подразделению, которому не хватало лишь одного – лошадей. Он должен был находиться на дежурстве полдня, а все остальное время выполнять прочие обязанности, в числе которых были также и еда и сон. Но поскольку в городе царила непрекращающаяся паника и их то и дело вызывали к бойницам, он уже и не помнил, когда ему в последний раз удавалось спокойно посидеть пару часов, не говоря уж о том, чтобы поспать.
Теперь рочийцы двинули на них основную силу – Хэл видел, пока над ними не разразилась буря, похожие на гусеницы колонны в яркой, пусть и испачканной в боях форме, нескончаемо ползущие к городу.
В соседней башне двое солдат суетились у дротикомета, представлявшего собой размещенный на специальной подставке большой лук с плечами из жестких железных полос. Солдаты до отказа натянули волосяную тетиву, прицелились и выпустили длинную стрелу ввысь, в одного из драконов. Стрела пролетела в десятке футов от цели, и всадник поднял своего дракона еще выше. Следующий дротик прошел далеко внизу под зверем, и парочка продолжила кружить, как ни в чем не бывало.
Рочийцы, бесстрашные и самоуверенные, послали на защитников стен окруженного города четырех драконов. Нескольких человек разорвали в клочья. После этого под покровом темноты на башню подняли дротикометы.
Дротики с железными наконечниками, в ярд длиной, разбили клин драконов, атаковавших их на следующее утро. Драконам досталось сильно, и они, крича и пытаясь ухватить зубами торчащие из их тел древки, рухнули наземь. Арбалетчики прикончили одного из них, барахтавшегося в грязи рядом со своим мертвым всадником. Второй спикировал прямо в пылающее здание, где и сгорел – тоже вместе со своим всадником. Их страшные крики до сих пор стояли у Хэла в ушах.
После этого всадники стали более осторожными, летали на большой высоте и занимались исключительно наблюдением.
Хэл смотрел на них, задрав голову, и страстно желал оказаться там, наверху, даже в эту крепчающую бурю – бурю, которая, как утверждали все, была вызвана магией рочийцев, наведенной затем, чтобы не дать дирейнцам морем подвезти в Паэстум подкрепление.
Хэл не знал, так это или не так, – впрочем, ему было все равно. Зато он понимал, что в такую погоду, пока бушевал ветер, а дождь лил как из ведра, рочийцы не полезут штурмовать стены.
Он снова оглядел свой сектор. Никакого движения заметно не было, если не считать мелькавших время от времени мародеров. Потом он уловил запах дыма и увидел пламя, рвущееся из одного дома, потом из другого.
Рочийцы подожгли брошенные дома и лавки. Нарочно или случайно, Хэл не знал. Возможно, это все-таки спьяну нечаянно сделали грабители, поскольку после этого примерно час ничего не происходило.
Потом он услышал за спиной крики, оглянулся и увидел процессию, движущуюся по земляной насыпи к соседнему брустверу. Он возблагодарил небеса за то, что они шли не к нему, ибо уже успел усвоить одну из главных солдатских заповедей: если к тебе приближается человек выше тебя рангом, это не может означать ничего, кроме неприятностей.
Группа состояла из четырех человек в кричащей желто-зеленой форме королевских защитников Паэстума – элитного полка, охранявшего правителя Паэстума, важных чиновников, знать и прочие вещи, способные заинтересовать неприятеля, – вроде казны.
Следом шагали два молодых человека в явно очень дорогой гражданской одежде, сгибающиеся под тяжестью ящичков и шкатулок.
За ними важно шествовала причина всей этой процессии: внушительный бородач в темном одеянии и высокой красной шапке, за которым шагали еще четверо стражников.
Хэл решил, что это может быть интересным. Все интересное привлекало внимание противника, поэтому первым делом он спланировал отступление – полдюжины шагов до ближайшей башни, внутри которой можно было укрыться от любой опасности.
Решив эту проблему, он принялся наблюдать за тем, как в сотне футов поодаль подмастерья мага открывали одну шкатулочку за другой, расстилали коврики и расставляли жаровни. После этого в них насыпали курения, и колдун прикоснулся к каждой жаровне, беззвучно шевеля Губами.
Несмотря на ветер и временами начинающий капать дождь, в жаровнях вспыхнул огонь. Встречный ветер швырнул клубы дыма в лицо Хэлу, и тот закашлялся. Запах пришелся ему не по душе – слишком уж он был пряным и незнакомым.
Один из подмастерьев и стражник обернулись в его направлении и нахмурились. Хэл тут же состроил невинную мину и принялся кругами расхаживать по своему участку стены, пока они не утратили к нему интерес.
Очевидно, колдунам для работы требовалась тишина.
На коврах выложили замысловатые узоры из ленты, и оба подмастерья заняли свои места, держа в руках по длинной и тонкой свече.
Два взмаха руки мага – и фитильки, коптя, загорелись.
Колдун взял в руки огромных размеров фолиант, очень древний и ветхий, раскрыл его и принялся читать заклинание.
Хэл поежился, ибо, несмотря на ветер, очень четко слышал каждое незнакомое слово заклинания, с каждой минутой становившегося все громче и громче. Голос же становился все ниже и ниже, пока не перестал даже отдаленно напоминать хоть что-то, что способна была произнести человеческая глотка.
Маг трижды повторил какой-то жест, направленный в сторону рочийских рубежей, и каждый раз Хэл ощущал удар грома, хотя никакой молнии он не видел.
Ветер сменил направление на противоположное, потом улегся, и сквозь плотные облака проглянуло солнце.
Колдун, должно быть, наводил защитные чары против вызванной неприятелем магической бури.
Сизые облака, мчавшиеся над головой, остановились, и с неба, точно гигантская стрела, ударил солнечный луч.
А потом маг вскрикнул. Хэл вздрогнул, увидев, как он пошатнулся, судорожно швырнул толстенный фолиант в воздух и принялся раздирать на себе одежду.
Свечи вдруг заполыхали, как факелы, пламя охватило двух подмастерьев, метнулось, будто живое, и протянуло огненную рыже-черную руку к колдуну.
Он что-то истошно кричал, возможно, заклинание, но огненная магия была сильнее. Она одерживала над ним победу, и в конце концов его тело окутало бушующее пламя. Он рванулся куда-то, но упал, пытаясь сбить с себя огонь.
Хэл нырнул в свое укрытие, чтобы не видеть этого, но до него донеслись новые крики, и он отважился выглянуть. Все люди на валу, солдаты и подмастерья, корчились в предсмертной агонии.
Буря забушевала с новой силой.
На следующий день на рассвете рочийцы пошли на штурм.

В тот день они атаковали трижды, с длинными приставными лестницами под прикрытием лучников, затаившихся в руинах. И каждый раз их удавалось заставить отступить, причем в последний – при помощи котлов с кипящей смолой.
Два дня все было тихо, потом рочийские солдаты принялись сооружать массивный деревянный шлюз для прохода к стенам. Пытаясь поджечь шлюз, на него обрушили из котлов пылающую смолу, но крыша сооружения была покрыта звериными шкурами, которые постоянно смачивали водой.
Деревянная змея подползала все ближе и ближе к тому участку стены, который охранял Хэл, пока не уперлась в стену.
Вскоре оттуда начали доноситься глухие удары, и пошли слухи, будто рочийцы ведут под стену подкоп, чтобы разрушить ее.

– Ну-ка, молокососы, слушайте внимательно, – рявкнул Сэнкрид Броуда.
Пять десятков солдат мгновенно притихли.
Броуда, офицер, был для них всех, зеленых рекрутов, и ужасом, и загадкой в одном лице. Он был закаленным в боях ветераном с иссеченным шрамами лицом и жилистым телом. Он не был приписан к кавалерийской части Хэла, и форму он тоже не носил. Носил же он кожаные штаны, такие заскорузлые от грязи, что они, должно быть, могли стоять сами по себе, желтую рубаху, которая, наверное, когда-то, еще до начала войны, вполне могла быть белой, и кожаную куртку, даже еще более грязную, чем штаны. На ногах у него было что-то вроде домашних тапочек, а длинные седые волосы были перехвачены шелковым шарфом. Вооружен он был тяжелым молотом, и Хэлу пару раз довелось видеть, как он, оскалив в пугающей ухмылке гнилые желтые зубы, пускал его в ход против рочийцев, забравшихся на «его» стену.
Никто не знал, почему он оказался их командиром, но факт этот все знали твердо, и было полное ощущение, что упаси боги даже просто задавать по этому поводу вопросы. Хотя никто из них пока не видел, чтобы он сделал что-то более страшное, чем просто рявкнул на своих подчиненных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52