Скорее уж, за ними кто-то охотился, – высказался Фаррен.
– Не исключено, – улыбнулся Гэредис. – Что может быть причиной, по которой дальний север так и остается, неисследованным, не говоря уж о том, что на Черный остров, наиболее логичный плацдарм для любого подобного исследования, заявляют свои права рочийцы.

Курсанты разбились на пары, поскольку на каждого дракона приходилось почти по два человека, и начались дежурства по стойлам. Вэд Феччиа каким-то образом оказался в паре с Хэлом, и тому приходилось выполнять большую часть работы самому, поскольку Феччиа, похоже, до смерти боялся этих великанов.
Это не злило Хэла. Он преспокойно отправлял Феччиа к насосу, который им дали, и поливал своего зверя мыльной водой, а потом от души чистил жесткими щетками на длинных ручках.
Похоже, «его» дракону это нравилось, по крайней мере, цапнуть Хэла клыками он пытался только в начале и в конце процедуры.
Сэслик определила, что Хэлу, скорее всего, досталась самка.
– Вот и славно, Хэл. Легче дрессировать, да и ухаживать тоже.
У самой Сэслик был самец, которого она назвала Нантом, в честь, как она сказала, «одного из моих воображаемых друзей, которые были у меня в детстве».
Хэл не стал давать своему дракону никакого имени. Он знал, что война будет долгой, и этот дракон мог быть первым из очень многих. В особенности если его идеи найдут свое воплощение.
После мытья Хэл натирал драконью чешую маслом, проверял, не потрескались ли когти, хотя, по правде говоря, и сам не знал, что стал бы делать, если бы один из них действительно сломался, выгребал нечистоты, которые дракон производил в устрашающих количествах, и менял пропитанную резким запахом драконьей мочи солому, на которой тот спал.
Закончив со всем этим, он выводил дракона, неуклюже ковыляющего на своих длинных лапах, со связанными крыльями на прогулку по бывшему ипподрому. То, что «его» зверь не слишком дружелюбно относился к другим драконам, казалось ему добрым знаком.
Пищу дракону давали обычно дважды в день: утром, как правило, овцу или теленка, а вечером – соленую рыбу. Хэл был очень рад, что в состав команды Гэредиса входил штатный мясник. В качестве особого лакомства время от времени в клетку дракона запускали живых кроликов.

– Нам известны четыре – хотя их наверняка больше – вида драконов. Правда, не исключено, что на самом деле три из них просто разновидности одного. Другой же, известный как черноостровная или просто черная разновидность, по всем параметрам существенно превышает прочих драконов, имеет преимущественно черную окраску и считается не поддающимся дрессировке и наиболее опасным для людей. Однако замечу, – сказал Гэредис, – что некоторое количество всадников еще до войны сумели найти, приручить и успешно ездить на драконах, которые предположительно происходили с Черного острова, так что и здесь тоже нет никакой определенности. Способны ли другие виды скрещиваться с черными драконами? Честно говоря, я просто не знаю.

Наконец-то нашли новых поваров, Гэредис распорядился в конце каждой недели выдавать пиво, и один вечер освободили для отдыха.
Но все это для Хэла не шло ни в какое сравнение с тем, что Рэй, которого очень быстро произвели в офицеры, позволил ему – впервые! – полетать в заднем седле на смирной самке дракона.
– Так управляют этой скотинкой, – сказал он, – хотя, думаю, все это известно тебе еще с тех времен, когда ты работал у Афельни. Хлестнешь ее вожжами по левой стороне шеи, и, при некотором опыте, она повернет в ту сторону. Ударишь ее справа – только не сильно, без лишней жестокости, – и она полетит туда. Потянешь поводья на себя, и, если повезет, эта животина начнет подниматься вверх. Стукнешь по обеим сторонам шеи – и она, возможно, спикирует вниз. Если захочешь полететь быстрее, ударишь пятками по бокам. Потянешь еще раз на себя – полетишь медленнее.
Рэй сделал паузу.
– Это самый сложный способ управления. Некоторые драконы – как-то отец дал мне полетать на таком – подчиняются командам голосом. Другие, которых я видел, чувствуют, как всадник нагибается в седле, и поворачивают вместе с ним. А эта неповоротливая корова глупа как пробка и считает, что, просто поднимаясь с земли, сполна отрабатывает свою ежедневную кормежку. Пристегнись и полетели.
Хэл повиновался, и Рэй вспрыгнул в переднее седло.
– Но-о! – воскликнул он, и дракон, поерзав, приподнялся на лапах и выбежал из загона. Ее крылья развернулись, ударили раз, другой – и они оказались в воздухе.
Рэй позволил самке подниматься самостоятельно, не давая никаких команд.
Он оглянулся и, увидев, что Хэл сам не свой от радости, кивнул.
– Ты действительно был всадником, ну или хотя бы просто поднимался в воздух, в отличие от некоторых.
Хэл ничего не ответил, сосредоточенно глядя на самое волшебное зрелище из всех возможных – землю, стремительно уменьшающуюся под ним, и разворачивающийся горизонт.
– Выше не полетим, – сказал Рэй. – Я хочу, чтобы ты как можно скорее начал заниматься, учиться чему-то настоящему, а не просто раскатывал по воздуху, ковыряя в носу.

Занятия в классе велись, как бог на душу положит. Гэредис и другие преподаватели учили их читать карты, пользоваться компасом и выживать в случае приземления на вражеской территории.
Примерно в получасе лета от них располагался учебный лагерь пехоты, и, благодаря его курсантам, будущие всадники поняли, как выглядят с воздуха кавалерия, пехота на марше и штаб.
Хэлу казалось забавным, что, когда драконы приземлялись, солдаты смотрели на будущих всадников со смесью благоговейного трепета и недоверия, не понимая, как какие-то нормальные с виду мужчина или женщина могут по доброй воле доверить свою жизнь этим чудовищам.
Большая часть обучения казалась ему весьма полезной с практической точки зрения, но ему также было очевидно, что никто, будь то преподаватели или курсанты, не знал точно, какую именно службу эти драконы и их всадники могут сослужить Дирейну.
Хэл, верный себе, следовал указаниям Гэредиса и всегда носил при себе блокнотик, который заполнял своими собственными – надо признаться, довольно кровожадными – мыслями относительно областей, где можно было бы применить драконов.

– Разрази тебя гром, Кэйлис! – заорал инструктор. – Не дергай так за поводья! Ты же не хочешь перепилить пополам шею этому бедняге?
Хэл попытался тянуть менее сильно, но дракон просто проигнорировал его.
Несмотря на то что зимний день был довольно холодным, его лоб и подмышки взмокли от пота.
– Никакого толку, – махнул рукой инструктор. – Сажай его. Я возьму поводья. Надеюсь, в следующий раз у тебя выйдет лучше, – добавил он мрачно.
Хэл молча кивнул, до смерти боясь, что окажется одним из отчисленных за неуспеваемость, и вернулся к своим. Прошло всего две недели с начала занятий, но в число неудачников уже попали шестеро.
Хэл Кэйлис отчаянно боялся, что станет седьмым.

Сэслик оказалась прирожденной всадницей, а ее дракон, казалось, наслаждался каждой минутой, проведенной в воздухе, и эта пара делала поразительные успехи в воздушной акробатике, кружа и кувыркаясь в грозовых небесах над лагерем.
Она честно попыталась помочь Хэлу избавиться от его недостатков, но в конце концов была вынуждена признать, что загвоздка была в чутье и ему, возможно, стоило просто немного расслабиться, чтобы в один прекрасный миг это понимание само пришло к нему.
Сэр Лоурен Дэмиен тоже учился очень легко, как, судя по всему, делал и все остальное – без малейших усилий и с неизменной улыбкой на худом лице.
Еще один рыцарь на курсе, Калабар, несмотря на свою грузность, тоже оказался способным учеником. Единственной дурной его привычкой был кнут, который он постоянно носил с собой и которым при малейшем «неповиновении» тут же принимался охаживать дракона.
Гэредис твердил ему, что его ждут неприятности, что драконам, как и людям, больше по нраву хозяева – если их можно было назвать хозяевами, – которые легки в седле.
Калабар неприятно улыбнулся и сказал:
– Судя по моему опыту, хозяин, который дает своему холопу хоть малюсенькую поблажку, растит мятежника и бандита и заслуживает порки ничуть не меньше, чем его непокорный невольник.
Ассер, казалось, усердно учился, когда однажды утром его вдруг недосчитались на перекличке. Два дня спустя его вернули в кандалах – армейский патруль задержал его на улицах Розена.
Все ожидали, что его немедленно вышвырнут прочь, исполнив тем самым его горячее желание. Но его оставили в лагере, хотя теперь все вечера напролет он проводил с совком и метлой под неусыпным надзором сержанта Пэтриса. Никто не знал, что он наплел Гэредису, но Фаррен с легкой завистью в голосе сказал:
– У этого мошенника, должно быть, соловьиный язык. Просто соловьиный.

– «Можно с определенной долей уверенности утверждать, – читал Гэредис, – что драконье яйцо, достигающее в длину двух футов, высиживается в гнезде примерно четыре месяца, пока из него не вылупится птенец. В течение приблизительно одного года за детенышем тщательно ухаживают оба родителя, до тех пор пока он не будет готов покинуть гнездо. В это время у него только два врага: погода и человек. Судя по всему, драконы год за годом возвращаются в одно и то же гнездо, заново обустраивая его каждый раз перед тем, как самка откладывает новое яйцо».
Он закрыл книгу.
– Хватит зевать, Мария, или вы хотите дать мне понять, что настало время сделать перерыв? Марш отсюда все, подышите дождиком и проснитесь.
Курсанты гурьбой высыпали из класса и побежали к выходу, глядя на дождь, почти такой же серый, как камень и плещущееся у подножия скал море, уходящее вдаль. До чего же я рада, что в такую слякоть могу сколько угодно оставаться под крышей, – сказала Сэслик. – Взгляни! Вон туда, на море. Того рыбака застигло непогодой.
Взгляд Минты Гарт был прикован к болтающейся на волнах рыбачьей посудине.
– Временами я жалею, что... – у нее сорвался голос.
– Что ты не там и что это не тебя мотает по волнам? – предположил Хэл.
– Вот именно.
– Да и черт с ним, – сказал Фаррен. – Старик Гэрри – прости, Рэй – только и знает, что талдычить о драконьих яйцах. Нет чтобы рассказать о том, как они трахаются, тогда, может быть, меня не так сильно клонило бы в сон. Представляете, я как-то раз чистил своего, так у него вдруг хрен взял и высунулся, как у пса. Громадный, как столб! Ну я и дунул от него прочь: испугался, а вдруг ему любви захотелось! Рядом с таким любой человек себя младенцем почувствует, даже я, величайший из любовников. Да меня это на целую неделю вышибло, пусть даже здесь и нет кого-нибудь, кто питал бы ко мне романтические чувства.
А подумав еще, подытожил:
– Жаль, что здесь таких не наблюдается, так что, чувствую, придется мне перейти на новый сорт мыла.

Хэл печально сидел в стойле, глядя на дракона, которого все меньше и меньше считал своим. Если дело и дальше пойдет так же, то следующим принадлежащим ему животным станет еще одна лошадь в постылой коннице.
Вообще-то ему полагалось быть в своем бараке, но комендантский час, как и большая часть всех обычаев, введенных Персом Спенсом, не соблюдался, к несказанной досаде сержанта Пэтриса.
– Все эти мужчины и женщины вполне взрослые люди. Если кто-то считает по-другому, нам же хуже, поскольку мы собираемся доверить им разведку для целой армии, – невозмутимо говорил сержанту Гэредис. – Поэтому давайте будем и обращаться с ними соответствующим образом, пока они не дадут нам оснований думать о них иначе. В таком случае лучшим выходом, пожалуй, будет просто вернуть их в их бывшие части.
Запертый в загоне дракон уставился на Хэла, удивляясь, что это тот делает здесь так поздно ночью, но в конце концов желтые глаза сомкнулись, и великан мерно задышал.
Хэл на самом деле даже не видел дракона, мучительно думая о том, что же такое он делал – не мог не делать – неправильно и почему у него ничего не идет на лад.
Почти половина из тех, кого не отчислили, уже летала самостоятельно, значительно продвинувшись на пути к выпуску, тогда как Кэйлис до сих пор топтался на месте, как последний болван, не понимая, что ему делать.
Он вздрогнул, услышав скрип открывшейся двери, и увидел, как внутрь проскользнула Сэслик, тихонько закрыв дверь за собой.
– Что?..
Она подошла к нему.
– Мне не спалось, и я пошла к твоему домику. Фаррен сказал, что ты куда-то ушел, наверное, чтобы принести себя в жертву драконьему богу. Я так и подумала, что ты здесь.
– И что бы мы все делали без Фаррена? – отозвался Хэл. – Садись рядышком, будем дуться вместе.
Сэслик не стала садиться.
– Прекрати терзаться, Хэл. Ты напрягаешься, становишься дерганым, потом еще больше напрягаешься. Как котенок, ловящий собственный хвост.
Да знаю я, – сказал Кэйлис. – Но знать и быть способным с этим справиться – большая разница. Дьявол, какой же я болван. Наверное, я заслуживаю, чтобы меня отправили назад, охотиться за бандитами.
Сэслик встала у него за спиной, принялась растирать ему плечи.
– У тебя все мышцы словно каменные, – заметила она тихо.
– А помнишь, – спросила она, помолчав, – как Пэтрис тогда ночью застал нас, когда мы сидели вместе?
– Помню.
– У меня сложилось такое впечатление, что ты совсем уже решился поцеловать меня, когда появился этот стервец.
– Именно это я и собирался сделать.
– Ну и?
Хэл поднялся, развернулся – и она каким-то образом очутилась у него в объятиях. Она оказалась маленькой, легкой и совершенно восхитительной. Он поцеловал ее – и это было еще лучше, чем обниматься. Она ответила на его поцелуй, и он ощутил у себя во рту ее язычок, подумав, что, пожалуй, не может вспомнить, когда ему последний раз было так хорошо.
Потом – Хэл не помнил как – они очутились в кормушке с сеном, лежа вплотную друг к другу. Ее китель был расстегнут, и он целовал крошечные бутончики ее сосков, а она запустила руки в его волосы и легонько трепала их.
Потом слегка отстранилась от него и проговорила, тяжело дыша:
– Знаешь, а ты мог бы повести себя чуть более по-джентльменски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52